Мадемуазель Нитуш
Текст: Фазир Муалим
Фотография: из архива автора
Поэт и театральный критик о вахтанговской школе и «Мадемуазель Нитуш» с Марией Ароновой.
Когда ходишь в театр так часто, как я, начинаешь привередничать: это тебе не так, другое не эдак. Хочется уже не просто бессмысленного и веселого праздника,— хочется не откровений, но открытий.
Когда смотришь много спектаклей, то постепенно превращаешься из рядового зрителя в профессионального. Вы скажете — ерунда: не бывает такой профессии — зритель!
Но я думаю, что возможна даже профессия «человек». Это когда жизнь тебя не радует, не восхищает, не удивляет, а ты продолжаешь жить, но скорее, как наблюдатель.
Так вот, профессиональный зритель — наблюдатель и есть: незлобивый, но притязательный. Только жизнь разворачивается на сцене: стремительная или вялая, искренняя или фальшивая. И ко всему этот человек относится ровно, потому что многого навидался и ко всему привык. В зал к нему спускались актеры со сцены и даже пробегали по рядам, и с потолка на него сыпалось всякое волшебство, и брызги на него летели, и аромат духов и серы он вдыхал, и рожи корчили ему, и шептали матом в уши. Всё не ново. Он давно понял и поверил, что «талант — единственная новость, которая всегда нова» (Б. Пастернак).
Вахтанговская школа театрального мастерства <...> заботится о последующем поколении, выискивает и предоставляет ему возможности выхода к зрителю
Утром в понедельник я оказался в театре Вахтангова на пресс-конференции, посвященной проекту «Режиссерская лаборатория. Ученики Туминаса», где художественный руководитель театра Римас Туминас представлял работы четырех своих выпускников этого года: «За закрытыми дверями» Хуго Эрикссена (по Сартру), «Актерская гибель» Владимира Бельдияна (по Чехову), «В Париже» Гульназ Балпеисовой (по рассказам Бунина) и «Король умирает» Анатолия Шульева (по Ионеско). Говорю об этом не в качестве новостного отступления, а по другим причинам.
Во-первых, вахтанговская школа театрального мастерства, как мне показалось, просматривая материалы к подготовке этого разговора, как никакая другая заботится о последующем поколении, выискивает и предоставляет ему возможности выхода к зрителю. На вечернем спектакле мои предположения подтвердились: в массовках играли только студенты. Да и сама конференция — тому пример, иллюстрирующий заботу о подопечных.
Ещё вахтанговская школа причастна к рождению новых студий и театров — она, можно сказать, почкуется театрами. Так, в разное время появились театр-студия имени Р.Н. Симонова в Москве, театр «Современник» в Ингушетии, молдавский молодежный театр «Лучаферул» в Кишиневе. А знаменитый театр на Таганке Юрия Любимова возник из дипломного спектакля «Добрый человек из Сезуана» (по Брехту).
Во-вторых, Римас Владимирович высказал несколько идей, над которыми хочется поразмыслить или хотя бы поделиться ими. Он напомнил, что актеры должны нарождаться поколениями и поколениями же приходить в театр, вливая в него свежую кровь, тем самым обновляя его и давая ему новые силы.
Идея Туминаса — актер на сцене не должен уставать, потому как там он занимается любимым делом, а стало быть, отдыхает
Пример, не касающийся театра. В начале ХХ века жил индийский мистик-суфий, музыкант Инаят Хан. Он говорил: если вы нашли единственный цветок в поле, где кругом одна трава, походите ещё и найдете другие такие же цветы, потому что ничего не растет в одиночку. Там, где одно — там и множество.
То же самое рассказывал нам на лекциях в Литературном институте профессор Джимбинов. Он считал, что поэты, как стая лебедей в небе: каждый, в меру своих сил размахивая крыльями, создают волну, на которой одинаково парят, не прилагая усилий, слабые и сильные. Эта волна и есть то, что мы называем поколением и для театра.
Другая идея Туминаса — актер на сцене не должен уставать, потому как там он занимается любимым делом, а стало быть, отдыхает. Если устаешь — значит, не место тебе в театре. И говорил Туминас это так категорично и безапелляционно, что мне захотелось возразить, обращаясь к другой актерской школе — к щепкинской. Вот и столкнул я их, Щуку с Щепкой, пусть и в пространстве моих размышлений. Юрий Мефодьевич Соломин как-то рассказывал: «Когда Ленский стал набирать курс, он собрал своих будущих актеров и сказал: „Я дам вам неделю подготовиться — покажите мне, что бы вам хотелось в жизни сыграть“. Прошла неделя. Остужев показывал Отелло. Ленский смотрел на него: „Что ж, неплохо. А ещё можете?“ — „Могу“. И так шесть раз. После шестого раза Остужев признался: „Нет, Александр Павлович, устал“. — „Вот так надо играть с первого раза“».
Аронова — великая трагикомическая актриса
И, в третьих, я стал говорить о пресс-конференции, потому что косвенно она связана со спектаклем, на который я пошел в тот вечер. Я спустился к кассам и купил последний билет. Это была постановка Владимира Иванова оперетты Ф. Эрве «Мадемуазель Нитуш» с Марией Ароновой. «Ого, — подумал я, забирая свой билет, — спектакль, должно быть, хороший, раз все билеты проданы». И ошибся. Ну, не то, чтоб спектакль был плох — он усталый, ожидаемый. Скучное веселье. Если б не играла в нем Аронова, можно было бы и забыть, что есть такая постановка. Сплошное кривляние и дурачество. Дурачится и Аронова — но как восхитительно! Если я что-нибудь смыслю в артистах, то Аронова — великая трагикомическая актриса. Ей достаточно просто выйти на сцену — и она будет держать зал, сколько угодно. И появилась она, как будто из другого поколения! Эта актриса — птица без стаи. Она выросла и возвысилась в одиночку, опровергая все заключения мастеров и мистиков о волнах и поколениях. И подтверждая своим примером, что большие таланты остаются вне школ.
Мария Аронова — та самая «единственная новость, которая всегда нова», новость, которая способна растрогать и профессионального зрителя, ровного и слегка скептичного.