18+
28.10.2015 Тексты / Статьи

​Учительский роман — разновидность любовного

Текст: Марина Соломонова

Фотография Todd Petrie/Flickr

Марина Соломонова, владелец книжной лавочки «Диккенс и Дважды два» (СПб), о плохих и странных учителях и нытье в книжках.

Учительский роман, чисто теоретически, написать несложно, сюжетные схемы наперечет: «хороший учитель и плохой ученик», «необыкновенный учитель», «школьные будни, смешные и страшные». Есть схемы более сложные, нетрадиционные: о плохих учителях, например, которые довели героя-ученика до нервного срыва, или просто повлияли на нас больше, чем хорошие — бессмертная «Мисс Джин Броди в расцвете лет» Мюриэль Спаркс, — «девичий» вариант «На западном фронте без перемен»; а также тексты о романах между учителями и учениками, или учителей между собой. Это могут быть и истории о хорошем учителе, переданные словами ученика, или хоррор-рассказ Стивена Кинга, где преподаватель бегает от своих питомцев, пришедших из прошлого, чтобы его убить («Иногда они возвращаются»). Но подобные тексты из пуристского круга «учительский роман» выпадают, потому что если это не детектив или хоррор, то скорее разновидность романа взросления и воспитания, у которого цель совсем иная — поведать не об учителе, а о раздражительном прекрасном главном герое.

Хороший, плохой, необыкновенный

Сюжет первый — «хороший учитель и плохой ученик» — самый стандартный, способен стать самостоятельным литературным произведением, а может вписаться в другие схемы — «необыкновенный учитель» и преподавательские «будни». Хороший учитель, конечно, верит в любого ученика, но самый плохой воспитанник — всегда вызов всем его педагогическим способностям, проверка на «слабо» и веры в себя — и учитель борется до последнего, даже когда сам ученик потерял веру в успех. За что? За то, чтобы тот вдруг стал получать хорошие оценки, чтобы из школы не уходил или его не ушли, — сражается с учеником, администрацией, сам с собой. Красивый конфликт, шекспировский. Хорошим учителем чаще всего бывает молоденькая преподавательница, а плохим учеником — мальчик в трудной ситуации: молодой красивый подросток, бэд-бой, в хрестоматийной «Вверх по лестнице, ведущей вниз» Бел Кауфман, беззащитный ребенок, совсем трудный, в японском «Взгляде кролика» Кэндзиро Хайтани («Самокат», 2011) — прямо физически неприятный читателю, грязный, не умеющий писать и говорить, из очень бедной семьи.

Хайтани К. Взгляд кролика. / Пер. с яп. Е. Байбиковой, — М.: Самокат, 2011. — 320 с.

Сюжет второй — «необыкновенный учитель» — встречается реже. Необыкновенный — не обязательно хороший, просто чудак, экстравагантная личность с нетрадиционными методами преподавания и воспитания. В том же «Взгляде кролика» есть самый типичный пример такого героя — учитель Адачи-сэнсей: «В школе говорили, что он играет в азартные игры, ведет беспорядочный образ жизни и так далее и тому подобное» — и при всех слухах учитель пользуется «уважением и авторитетом». Главная героиня книги, наша пресловутая молоденькая преподавательница застает Адачи-сэнсея спящим на сдвинутых школьных партах. На вопрос, всегда ли он так делает, тот невежливо отвечает «да». А далее список чудачеств Адачи-сэнсея удлиняется: носит длинные волосы, пьет, не стесняясь, спиртное, таскает учеников на закорках — «возмутительным учителем» называет его автор. Лишенным предрассудков и иллюзий — в том числе, и по отношению к себе.

«Когда отдыхают ангелы»

Русскоязычный образец «необыкновенного учителя» — Марсём из романа «Когда отдыхают ангелы» («КомпасГид», 2010) Марины Аромштам. С одной стороны, родители любят поговорить о том, что хотели бы для своего ребенка необычного педагога, а с другой, все понимают — с ним придется нелегко именно детям. Учительница начальных классов Марсём — живая, рефлексивная, нервная, яркая, легко вспыхивающая, однажды рассказывает ученикам о том, что за ними якобы постоянно наблюдают ангелы, и когда ребенок ведет себя хорошо, ангел может полететь по своим делам и помочь кому-то еще, а если ребенок ведет себя плохо, то ангел вынужден сидеть рядом с ним. Марсём таким образом пытается развить в детях некую сверхъестественную ответственность за свое поведение, но на деле все оборачивается переживаниями учительницы в духе «трудно быть Богом» и нервным срывом девочки-младшеклассницы — главной героини. Натворив что-то по мелочи, девочка переживает: теперь ее ангел прикован к ней, и когда по телевизору рассказывают об упавшем самолете, она чуть ли не сходит с ума от вины — ведь это\ ее плохое поведение заставило ангела сидеть рядом с ней. Подобное ненормально, отдает Андерсеном и пуританизмом вообще. Марсём помешана на идеях — иногда в ущерб преподаванию — ей хочется быть не просто хорошим учителем, а чем-то большим, быдло-обыденность ее раздражает, сводит с ума, и поэтому ей необходимы ангелы, рыцари, Януш Корчак — культурологический карнавал, а не процесс воспитания... Но заканчивается все хорошо, запиской в стиле Кауфман: дети пишут учительнице, что она лучше всех.

Аромштам М. Когда отдыхают ангелы. — М.: КопмасГид, 2010. — 208 с.

Роман Аромштам великолепен. С одной стороны, перед нами учитель, который в открытую заявляет о смешном лицемерии современной школьной системы ценностей, с другой — о том, что ценит именно в себе, а не в учениках — анти-жертвенность. С третьей — по жанру жертва должна быть. Эта мысль присутствует в голове и у нас, любящих учительские романы, и у Марсём, в чьем сознании перемешалось столько всякого-разного. Она тоже ищет жертвы, пробует себя — например, на стажировке в заграничной школе для детей-инвалидов; понимает, нет, это не ее, так она пока не может, и, не исключено, не сможет никогда, что не страшно — или все же страшно? Марсём себе, как учителю, задает планку настолько высокую, что и сама не выдерживает, со всеми этими ангелами, рыцарями и корчаками. Ведь во всем этом есть желание чего-то большего именно от себя, от жизни, чего-то, чего просто-напросто нет и не будет, да и не надо. Потому что обычная жизнь жертв не требует, всё это пафосные происки художественной литературы об учителях. Биплановая композиция романа — описываемое видится то глазами ученицы, то учительницы — постоянно разворачивает читателя на 180 градусов: только мы поверили Марсём, пошли за ней и ее дудочкой, раз — и другая сторона — оказывается, дети правы, а Марсём ничего не поняла! Всё это описала Мюриэль Спаркс в повести о мисс Джин Броди: дети, становясь старше, обязательно начинают критиковать «возмутительного учителя», а повзрослев, осознают, что этот «возмутитель» был самым интересным человеком в их жизни.

Бел Кауфман и Ко

«Учительские будни, смешные и страшные» обычно пишутся реальными учителями о своей жизни. Вообще, сложно понять, может ли не-учитель написать учительский роман. Скорее всего, нет, это не роман о школе, в которой все мы учились, а именно производственный текст о профессии.

Структура была задана много лет назад Бел Кауфман, ее романом «Вверх по лестнице, ведущей вниз» (1965, на рус. - 1967): общеобразовательная школа, в которой существуют учителя всех типов – хороший, необыкновенный, равнодушный, скучающий, бюрократ, зануда, плохой. Есть несколько драм, которые можно расписать отдельными сюжетами на полсотни книг – плохой ученик, не верящий учителям; ученица, влюбленная в учителя; учитель, отреагировавший на любовь варварским способом – поправив орфографию и пунктуацию в любовной записке, после такого «ответа» ученица пытается покончить с собой; учитель, который помогает ученикам найти работу, еду, ночлег, и скрывает это от администрации школы; катастрофическое материальное неблагополучие школы; умершая от самостоятельного аборта ученица; список книг по литературе, которые проходят ученики (мифы, Шекспир, поэзия, всё мешается в голове в один ком)… Композиция книги Кауфман – записки, дневники, сочинения, письма – тоже удивительна. Вся эта многоголосица, «полифония» Бахтинская – будто бы наброски романа, а не сам роман. А своеобразный литературный эксперимент, будто после прочтения «Улисса» – в письме передать звуки школы – поставил сочинение Кауфман на совершенно иной уровень, и ни один учительский роман с ней до сих пор не сравнился. Так много она смогла уместить в свою маленькую книгу, как в чемодан – почти всё и всех цветов, о чем только может написать учитель.

Моска Д. Воспоминания о школе. / Пер. с ит. А. Еремеевой. — М.: КомпасГид, 2012. — 176 с. — (Серия «Азбука понимания»).


Разновидностью романа о педагогических «буднях» можно считать книги документальные – мемуары и конкретные истории из практики для широкого круга читателей. Так, в «Воспоминаниях о школе» («КомпасГид», 2012) - молодой учитель Джованни Моска, которому надо кормить большую семью, сам по возрасту недалеко ушедший от учеников, смешно пишет – о подопечных детях, и очень лирично, - об учителях, работавших рядом. Учитель по Моске – несчастное существо, его профессия обрекает на одиночество и материальное неблагополучие, а смешные истории, вроде легендарного рассказа о мухе, убитой рогаткой, отобранной у главного школьного хулигана – всего лишь ширма.

Даниэль Пеннак в «Школьных страданиях» («Амфора», 2009) говорит о муках хронических двоечников –– каким он сам был когда-то, и о том, как сейчас, замечая ребят с теми же проблемами, пытается им помочь.

Пеннак Д. Школьные страдания. / Пер. с фр. С. Васильевой. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2009. - 249.
1 3

А вот «Педагогическая непоэма» («Время», 2012) Льва Айзенберга – не совсем будни, скорее, подведение итогов, разговор о концепции своей жизни, труда, наблюдениях за школой – с позиции учителя литературы у старших классов – советской, постсоветской, современной.

«Как дневник» («КомпасГид», 2013) Марины Аромштам – рассказ о теперешней начальной школе: что и как можно делать совместно с детьми и родителями, тонкая и веселая книга, полная радости от любимой работы.

Особенное существо

«Учитель — он и есть учитель. Он не ест, не спит, у него нет семьи, ему не нужен дом — такое особенное существо, которое появляется исключительно с восьми тридцати до половины первого, а потом растворяется в пространстве для того чтобы вновь возникнуть из ниоткуда утром следующего дня» — замечает Джованни Моска. А все учительские романы пишутся для того, чтобы мы знали — учителя живые, хотя очень умело притворяются сверхлюдьми по Ницше. Им больно, тяжело, неудобно, хочется есть, спать, в туалет, домой, другую работу порой. Учительские романы сродни фильмам Чаплина — очень грустные, несмотря на разбавляющие общий минорный ряд головокружительные гэги. Есть профессии, героические по натуре — пожарные, военные, художники, спортсмены, путешественники, космонавты. Учителя в их числе. Любовь к детям, к своему предмету, выдержка и чувство юмора считаются качествами, не свойственными большинству людей. Как бы учитель не отбивался, не говорил «дети же не фарфоровые пупсики», чтобы их любить константно; не шутил на тему «я же не педофил, любить детей по-настоящему», не ныл, что он обычный человек, а его способности ограничены, и будто узнать, понять, полюбить, даже заметить всех детей нельзя. Прочитав очередной роман, в котором рассказывается об ошибках и невозможностях, верим в героику еще больше, ведь только машины не ошибаются. Но читаем учительские романы мы не для развлечения, а чтобы почувствовать ток жизни — даже если у нас нет детей, и сами мы еще не очень взрослые. Ведь наикрутейшие любовные романы — учительские. О том, что самого плохого заметят и полюбят.