Иногда театры возникают из ниоткуда. Как будто весенняя листва на деревьях распускается за ночь. Вечером уходишь со двора домой — всё серо, скучно, сухо. А утром выйдешь на крыльцо (представим сельский дом, иначе метафора не сработает) — весь мир зеленый и дышащий.

Коллектив, о котором я буду сегодня говорить — как раз вот такой зеленый, трепещущий, только-только вылупившийся листок на ветке майского утра. В основании этого коллектива лежит школьный театр. При московской школе творчества №654 с давних пор существовала театральная студия под руководством режиссера Андрея Гвоздкова. Дети приходили сюда, занимались, взрослели и расходились по жизни кто куда. Но вот один поток оказался особенным. По окончании средней школы (а это средняя, хотя и с творческим уклоном, общеобразовательная школа) некоторые дети пошли учиться в театральные училища. Вернулись в свои родные стены и сказали: а давайте мы создадим свой настоящий, взрослый театр.

Так возник Театр миниатюр «Камин».

В этом месте я должен сделать небольшое лирическое отступление. Я всегда знал, что в одиночку не растет даже цветок на лугу. Все суфийские книги, которые я читал, чтобы набраться, как мне казалось, особого видения, учили: там, где есть одно, обязательно будет и множество. Но однажды всеми любимый в Литинституте профессор Станислав Бемович Джимбинов, объясняя, почему периодически в какой-либо области культуры возникают целые плеяды имён, описал нам механизм этого явления. Он говорил: посмотрите, как летают птицы в небе. Они собираются в стаю, долго размахивают крыльями, прежде чем создадут волну: и сильные, и слабые — все в этом процессе участвуют в меру своих способностей. Потом же, когда возникает волна, все птицы парят на этой волне, уже не прилагая никаких усилий — слабые наравне с сильными. Но в одиночку, какой бы сильной ни была птица и как бы усердно ни размахивала крыльями, волну не создать. Эта волна и называется эпоха, поколение. Просто человеческая память так устроена, что запоминаем мы времена яркими именами, а после нам и кажется, что ничего, кроме этих имён, и не было.

Итак, вчерашние школьники, сегодня артисты, интуитивно стремясь к созданию эпохи (естественному желанию любой группы творческих людей), объединились и организовали свой театр. В репертуаре пока три спектакля: «Я вернусь», «Окей, гугл» и «Мёртвая сова». Своего помещения у театра, разумеется, нет, поэтому спектакли идут на разных площадках.

На прошлой неделе в театральном лофте «Компас» на Сухаревской я смотрел в их исполнении «Мертвую сову», спектакль по двум пьесам: «маленькой трагедии» Пушкина «Моцарт и Сальери» и одноименной пьесе современных драматургов Александра Шинкарева и Александра Панина.

Авторы спектакля предлагают в обычном, рядовом, мелком, даже комедийном сюжете разглядеть трагическое зерно

Два актера — Владимир Бобор (Моцарт и Официант) и Юрий Пуркин (Сальери и Вор) — играют параллельно две истории: классическую трагедию и современную комедию. Эти сюжеты в постановке Андрея Гвоздкова переплетаются.

Два актера — два типажа, день и ночь, наивный ангел и почти черный человек. И манера игры у актеров разная: спокойная и ровная, похожая на режиссерскую («всё под контролем») игра Бобора и эмоциональная, интуитивная («иду на ощупь») — Пуркина.

Действие трагедии происходит в полумраке, комедия же разворачивается при полном освещении. Сюжет «Моцарта и Сальери» мы помним — «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше», зависть, бокал вина с ядом, «гений и злодейство — две вещи несовместные». А вот забавный сюжет комедии я должен пересказать в нескольких словах.

Однажды поздно вечером в кафе, где работает Официант, заходит Вор. Между разговорами выясняется — он только что «с дела». Он домушник, но благородный: проникает в намеченную квартиру и забирает лишнее. То, пропажу чего хозяин, может, и не заметит. Сегодня Вор попал в одну квартиру, но красть там было нечего, а так как у него принцип не уходить с пустыми руками, он оттуда вынес... контейнер с едой. Но в последний момент заметил коллекцию статуэток сов. Одну из них Вор и забрал вместе с контейнером. И вот он зашел в ближайшее кафе, чтоб перекусить тем, что в контейнере, пока на улице идет дождь. По реакции Официанта мы понимаем, что Вор был в его квартире и запустил руку в его коллекцию сов, на которую он день и ночь работает. Долгий разговор, выяснения отношений, ссора, даже драка — и вот они почти друзья и близкие люди: вор и тот, кого он ограбил.

Вор предлагает Официанту оставить такую жизнь и пойти напарником с ним воровать. Он хочет его переделать. «Я избран, чтоб его остановить», — та же мысль Сальери по отношению к Моцарту, но только в другой ситуации. Современный комедийный Моцарт, то есть Официант, в какой-то момент даже предпринимает попытку убить Сальери-Вора. К концу действия мы уже совсем не разберем: кто Моцарт, кто Сальери. И даже известный текст оба актера читают вместе на два голоса:

Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слезы...
Не замечай их.

Авторы спектакля предлагают в обычном, рядовом, мелком, даже комедийном сюжете разглядеть трагическое зерно: «Откуда эта неистребимая вера в то, что мы знаем, как должны жить другие? Откуда в нас такая немыслимая страсть осуждать и требовать от окружающих „правильного“ поведения, четкого следования „нашим“ правилам?»

И последняя реплика в пьесе: «Верни, пожалуйста, эту сову в коллекцию: остальным без неё скучно» звучит как: «Верни, пожалуйста, украденного Моцарта».