18+
19.01.2017 Тексты / Авторская колонка

​Кто стрелял в Елизавету Бам?

Текст: Фазир Муалим

Фотография: из архива автора

Поэт и театральный критик Фазир Муалим о том, как играют Хармса в Театре Ермоловой.

Гармония — это отсутствие, небытие, монотонность. Чистый белый вордовский лист до того, как начнешь стучать по клавиатуре и выводить слова — вот она, гармония. Первое же набранное слово нарушает ее и порождает хаос.

Вначале было слово, и оно... вирус. И вирус начинает стремительно развиваться. Тогда-то и возникает хаос как реакция, как температура, призванная бороться с вирусом. Но вывести из организма человека вирус слова невозможно. Остается только покорить его и упорядочить — то есть гармонизировать.

Зачем я это пишу?

Я ходил в Театр Ермоловой на спектакль режиссера Константина Муханова по пьесе Хармса «Елизавета Бам». На Новой сцене. Но сцены на самом деле вовсе нет. Есть зрительный зал длинным полукругом в три ряда. Перед ним небольшое пространство в несколько шагов и стена. Со стены свисает занавес — огромный серый холст. С потолка таращатся прожекторы. Потом, когда по ходу развития действия занавес с грохотом падает на пол, выясняется, что за ним, в стене, какое-никакое пространство всё же есть. Но туда, в глубину, не действие уходит, а голоса.

Обычно я говорю, что пространство в театре создается актерской игрой, голосом, словом. Но тут, мне пришло в голову, оно создавалось как раз-таки зрителем. То есть не произнесенным словом, а слушающим ухом. Не самой метафорой, а толкованием, еще, точнее, пониманием её зрителем.

Сюжет произведения Хармса (если, конечно, в этом случае можно говорить о сюжете) таков: в комнату к Елизавете Бам стучатся двое — Иван Иванович и Петр Николаевич. «Елизавета Бам, откройте! Елизавета Бам, откройте!». Они обвиняют её в том, что она убила одного из них.

«Елизавета Бам: Что вы хотите со мной сделать?

Первый: Вы подлежите наказанию.

Елизавета Бам: За что? Почему вы не хотите сказать мне, что я сделала?

Первый: Вы обвиняетесь в убийстве Петра Николаевича Крупернак.

Второй: И за это Вы ответите.

Елизавета Бам: Да я не убивала никого!

Первый: Это решит суд».

В роли Ивана Ивановича — актер Павел Галич.

Десять Елизавет Бам протягивают к ней руки и принимают её в свой круг

Петра Николаевича играет заслуженный артист России Георгий Назаренко. Но он появляется только к концу спектакля. А до этого вместо него на сцене «живет» другой Петр Николаевич. И.о. (исполняющий обязанности) Петра Николаевича — его играет одетая в комиссарскую кожанку Елена Полянская. Когда же выходит на сцену настоящий «убитый» Петр Николаевич, то и.о. вдруг оказывается Елизаветой Бам. Не удивляйтесь, в постановке Муханова это несложно сделать. Дело в том, что Елизавету Бам играют сразу десять актрис одновременно. И когда появляется Петр Николаевич, он направляет пистолет в сторону своего и.о., и та из обвиняющего превращается в обвиняемую. Десять Елизавет Бам протягивают к ней руки и принимают её в свой круг. Тут легко разгадать намёк на историческую правду тех лет, когда человек вмиг из палача превращался в жертву.

Очень много в спектакле стреляют. Да если бы просто так стреляли, по-актерски — стреляют почти по-настоящему, с огнём и дымом. В какой-то момент я даже подумал: а что если этот абсурд (другими словами — вирус) так заразителен, что перебросится сейчас в зрительный зал. И мы, зрители, тоже начнем участвовать в нём — ведь нас от актеров ничего не отделяет ни сцена, ни занавес; они тут среди нас. Вот Петр Николаевич и Иван Иванович направляют пистолеты в Елизавету Бам. Раздается выстрел — Елизавета падает и откатывается за занавес. С двух сторон идут новые Елизаветы Бам. Тоже выстрелы — и тоже падают. И снова Елизаветы Бам идут и падают, и снова идут, и снова падают. Минут пять продолжаются эти массовые расстрелы. И тут тебе вдруг приходит идея: а что если этот Иван Иванович или Петр Николаевич сейчас повернется в зал, направит пистолет в тебя — и выстрелит? Я подумал, что я бы не удивился и принял бы такую смерть как должное. Потому что границы между двумя реальностями (абсурда и логики) стерлись, и ты не заметил, в какой миг это произошло.

Возможно, что не для всех зрителей произошедшее так серьезно, а только для меня с моими детскими комплексами. Сейчас объясню, в чем дело.

В постановке появляется такой персонаж, как птица Голубь (актриса Ольга Волкова). Вся в перьях, птичья голова, клюв, крылья — и не скажешь, что переодетый человек; просто огромная птица. В какой-то момент она начинает «ворковать» со зрителями в первом ряду. И тут меня размыло и рассеяло. Вдруг воображение унесло меня и погрузило в моё детство.

...если спектакль будит в нас какие-то детские комплексы, значит, это хороший спектакль

К нам часто приезжали бродячие актеры с канатоходцами. Пока канатоходцы (обычно два человека — мастер и его ученик) исполняли свои номера над землей, то есть на канате, артист-шут (назывался он у нас, извините за русское слово, Козлом) развлекал публику на земле. Как он развлекал? Разумеется, отпускал скабрезные шутки. Одет он был очень пестро. В карманах и за пазухой у него всегда имелись какие-нибудь мешочки с мукой: вздумается ему над кем-нибудь из публики, кто мало подаст денег, подшутить — он бросал в его голову горсть муки, мало не казалось. Причем это считалось в порядке вещей — все смеялись, радовались, принимали все его издевки по общему неписаному договору. Но самое страшное было то, что иногда случалось с детьми, особенно с мальчиками, если они попадались в руки этого Козла. Страшное и позорное для того, кто попался, и смешное для остальных. Шут хватал мальчишку, который не успел увернуться от него, снимал с него штаны и, мало того, поднимал его, голого, над собой и демонстрировал всему селу. Но мальчишки все равно бегали за ним и дразнили его, потому что дразнить и уворачиваться от него тоже считалось большим геройством. Во мне страх попасть ему в руки был так силен, что я никогда и не приближался к нему. Повезло мне и в Театре Ермоловой — сидел в третьем ряду, а не в первом, где меня могла увидеть страшная птица Голубь, и заговорить со мной.

Но с другой стороны, если спектакль будит в нас какие-то детские комплексы, значит, это хороший спектакль. Ведь по большому счету, задача театра — направить человека в себя, вернуть ему детство.

Обязательно хочу отметить один эпизод, где Иван Иванович (актер Павел Галич), как заговоренный, повторяет: «Я понял. Я всё понял. Подождите, я понял. Я... я понял. Слышите, я понял. Я понял...». Мне кажется, это очень сильное место в спектакле. Это какое-то откровение, которое невозможно словами описать. И если бы меня спросили о самой постановке, о чем она, я бы сказал то же самое: я понял, я всё понял — и ничего не смог бы объяснить.

Другие материалы автора

Фазир Муалим

​Дым славы

Фазир Муалим

​Театр «Ромэн» и культ личности

Фазир Муалим

​Ваня Хлестаков

Фазир Муалим

​Мама меня любит