«Слава актера — дым, после его смерти ничего не остается, и память о нем исчезает», — так написала Мария Ермолова на снимке, подаренном собирателю театральной старины, основателю частного литературно-театрального музея, меценату Бахрушину.
Согласимся с этими словами частично, потому что слава актера — хоть и дым, но память о нем иногда сохраняется на века. Пример самой Ермоловой достаточно убедителен.
Я поступил неразумно, купив билет в дом-музей Ермоловой в день, когда давали небольшой спектакль в одной из гостиных. Дело в том, что в двух залах музея регулярно проходят различные мероприятия: концерты, поэтические вечера, небольшие спектакли или сценки. В Белом зале на втором этаже домашние концерты устраивались и при жизни Ермоловой. Тут пели Шаляпин, Собинов, Надеждина. Знаменитый портрет Ермоловой 1905-го года написан Валентином Серовым тоже здесь Бывал в гостях у актрисы и А.П. Чехов: «Недавно обедал у Ермоловой. Цветочек дикий, попав в один букет с гвоздикой, стал душистее от хорошего соседства, так и я, пообедав у звезды, два дня потом чувствовал вокруг головы своей сияние».
Я пришел в дом-музей за час до спектакля, с расчетом, что все успею увидеть, разглядеть, вспомнить и запомнить. Нет, скажу я вам, час — это слишком мало. У одной диорамы театральной площади (на первом этаже) можно простоять минут пятнадцать, воображая себя студентом конца XIX века, ожидающим выхода из подъезда Малого театра прославленной актрисы, чтобы только на секунду поймать ее взгляд.
Одна из комнат на втором этаже переделана в гримерную — точную копию гримерной Марии Николаевны в театре. На этом же этаже находятся кабинет Шубинского (супруга) и зимний сад.
Атмосфера в музее действительно домашняя. Смотрители залов встречают тебя так, будто они служащие при актрисе, а ты пришел к ним в гости: то появляются рядом с тобой, приветливо улыбаясь — не изволите ли чего, то снова исчезают по своим делам. Разве что чаем не угощают.
Все-таки впечатления от представления на большой сцене и в маленькой гостиной разнятся между собой
Третий этаж — столовая, еще одна гостиная и спальня. Но в спальню посетителей почему-то не впускают — можно посмотреть только издали, от дверей. Возможно, так специально задумано устроителями музея для того, чтобы у посетителей было ощущение тайны: будто сама Мария Николаевна сейчас там, вполголоса репетирует перед зеркалом в спальне, еще не готова, но скоро выйдет к нам в гостиную.
Но вместо Ермоловой из других дверей выходит актер Владимир Патрушев в роли лакея Луки и объявляет: «Антон Павлович Чехов. „Медведь“, шутка».
Если я скажу, что спектакль очень хорош, то наглым образом совру. Да вы и не поверите: с какой это стати хороший спектакль театр отдаст в музей, а не будет играть у себя на сцене. Актриса Ольга Гаврилюк, исполняющая роль Поповой, вдовушки с ямочками на щеках, мне показалась очень зажатой и НЕ-легкомысленной. Точно на экзамене. Как будто дым от славы Ермоловой не давал ей дышать полной грудью. Было ощущение, что перед нами разыгрывается трагедия, а не фарс.
Но посмотреть в музее эту или другую постановку («Предложение», пьеса-шутка по Чехову), я думаю, обязательно стоит. Потому что, сидя в гостиной, вы вдруг становитесь участником оживающей истории. И одновременно превращаетесь в музейный экспонат — «Зрители на домашнем спектакле в гостиной Ермоловой». Вы делаетесь частицей того самого дыма, оставшегося от славы великой актрисы.
Все-таки впечатления от представления на большой сцене и в маленькой гостиной разнятся между собой. Когда спектакль идет на сцене, вы можете «остаться» в зрительном зале или «унестись» в действие. Все зависит от игры актеров и вашего воображения. А в домашнем театре вас насильственно вовлекают в чужие фантазии, если даже вы сами напрочь лишены воображения.
По-моему, этот опыт рассечения времени и выхода к вечности стоит принять с интересом.
Мария Николаевна Ермолова
(1853-1928) — заслуженная артистка Императорских театров (1902), народная артистка Республики (1920), Герой Труда (1924). В 9 лет была отдана в балетный класс при Московском Театральном училище. Но способностей и интереса к балету не обнаружила. С самого детства бредила драматическим театром. О ней можно сказать, что театральное образование получила в суфлерской будке: она знала все роли, которые суфлировал ее отец. И однажды, в 1870-м году, когда заболела актриса, которая репетировала в спектакле «Эмилия Галотти», ей срочно передали роль, оказавшуюся судьбоносной и для Ермоловой, и для всего русского театра.
«Когда она выбежала из-за кулис на маленькую сценку, — рассказывала Н.М. Медведева много лет спустя, — и своим низким, грудным голосом, в котором чувствовались слезы волнения, проговорила лишь первые слова: „Слава богу! Слава богу!“ — мурашки забегали у меня по спине. Я вся вздрогнула. Тут было что-то особенное, сразу сказался громадный сценический темперамент. Многое было очень плохо, — и не совсем понятно, и некрасиво; особенно жесты. Руки совсем не слушались. Но было главное — талант, сила. И я сразу поняла, что судьба направила меня в верную сторону и столкнула с настоящею актрисою» (Н. Эфрос. Мария Николаевна Ермолова)
Из письма К.С. Станиславского: «Вы — самое светлое воспоминание нашей юности. Вы — кумир подростков, первая любовь юношей. Кто не был влюблен в Марию Николаевну и в образы, ею создаваемые? Великая благодарность за эти порывы молодого, чистого увлечения, Вами пробужденные! Неотразимо Ваше облагораживающее влияние. Оно воспитало поколения. И если бы меня спросили, где я получил воспитание, — я ответил бы: в Малом театре, у Ермоловой и ее сподвижников».
В 1920-м году пятидесятилетний творческий юбилей актрисы был отмечен как всенародный праздник.
В 1921-м году Ермолова ушла со сцены, но продолжала делать чтецкие программы.
В 1928-м году скончалась.
Справка RA: