Линке Д. По ту сторону синей границы. / Пер. с нем. В. Комаровой — М.: Самокат, 2017. — 484 с. (Серия «Недетские книжки»)

Последнее поколение, начавшее жить при социалистическом строе, вступает в пору зрелости. Его взгляд на тогдашние события — не модный тренд, а естественное подведение первых итогов. После сорока многих тянет на зов голосов из ужасно-прекрасного далёка. Иногда бурная молодость накладывается на бурную историческую эпоху. Работать с таким материалом можно по-разному.

Немецкий прозаик Дорит Ленке (р. 1971, в Ростоке, ГДР) свой дебютный роман Jenseits der blauen Grenze («По ту сторону синей границы») опубликовала в 2015 году, работа над текстом заняла несколько лет.

Время действия — август 1989 года, место — Балтийское море. Восемнадцатилетняя Ханна и ее бывший одноклассник Андреас пробуют вплавь добраться из социалистической ГДР в капиталистическую ФРГ, куда недавно эмигрировал их друг Йенс по прозвищу Сакси. Половина романа — флешбэки, история отношений Ханны, Андреаса и Сакси. Остальное — сам побег.

Ханна и Андреас — юные деклассированные элементы. Они пускаются в побег от отчаяния. По вине Ханниного деда их выгнали из школы, путь в институт (у Андреаса) и в большой спорт (у Ханны) теперь закрыт. Ханне и Андреасу остается лишь монотонная работа на ненавистном заводе, хамство озлобленных коллег, дефицит всего и проблемы с родителями. Куда ж им плыть?

В принципе, этим боевым набором печальных обстоятельств отечественного читателя (особенно постарше) не удивить. Тот, кто жил в СССР в сознательном возрасте, прекрасно все помнит. Более того, на фоне нашего советского ужаса, гэдээровский сильно проигрывает. Читаешь Линке и понимаешь — да, у них там тоже был социалистический ад, но иной — премиум-класса.

Дорит Линке слишком прилежно рисует унылые картинки

А так общего много: сборы макулатуры и отрядные сборы с повальным стукачеством, подлые учителя и хорошие, но осторожные. У нас тоже были свои трусливые взрослые и слишком смелые сверстники, и анекдоты про генсека и социализм. Все узнается слету, особенно после вышедшего в этом году романа Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев», действие которого разворачивается в советской провинции предперестоечных времен.

При чтении «Синей границы» волей-неволей обращаешься к «Брежневу», дивясь тому, как по-разному могут действовать герои в декорациях общего политического строя и схожего экономического кризиса, какие сюжетные ходы используют авторы, чтобы показать безнадегу, от которой хочется сбежать — за границу (как у Линке) или уйти в себя (у Идиатуллина). В «Городе Брежневе» нас манят пубертатным героем и детективной интригой в условиях тотального совка, в «Синей границе» держат в тонусе деталями побега-заплыва и старательно давят на жалость.

Дорит Линке слишком прилежно рисует унылые картинки — вот герои ругаются с агентом штази в лифте, вот тупят на уроках НВП, а вот грустно гуляют вдоль витрины валютного магазина. И редактор «Самоката» в примечаниях терпеливо объясняет про «Березки», КГБ и начально-военную подготовку. Цепь эпизодов, обрамляющих историю побега, вяла и скучна. Многое оттуда можно убрать — и сюжет романа не пострадает. Многое, наоборот, можно было бы добавить. Например, сделать героев более человечными.

Ханна, Андреас и Йенс-Сакси не отличаются сильными душевными порывами и глубиной познаний. Им хочется простых, незамутненных радостей — слушать западную музыку без глушилок, видеть любимых исполнителей вживую (а не только слышать их голос, звучащий по ту сторону Берлинской стены), носить красивые вещи, есть вкусные шоколадки, которые с завидным постоянством вытаскивают из зарубежных посылок таможенники. Ничего плохого в этих желаниях нет. Но беда в том, что никакими другими Линке своих героев не наградила.

Любовной линии, которой так легко соединить в треугольник одну девочку и двух мальчиков, практически нет. Да, отнюдь не в каждом художественном тексте уместна эта линия, но что-то же должно происходить с Ханной, раз уж Линке сделала ее главной героиней текста? Что-то же девушка чувствует, когда Сакси признается ей в любви?

В эпизодах-флешбэках Ханне то тринадцать, то пятнадцать, то семнадцать, и везде она совершенно одинаковая, всюду — холодно констатирует факты, оперируя подростковым сленгом. Это сперва удивляет, потом начинает раздражать — до следующего эпизода из «побеговой» части, где есть место эмоциями, да таким, которые куда сильнее любой подростковой влюбленности. Но, преодолев очередную опасность, героиня опять возвращается мыслями на только что оставленную родину, и читатель вновь скучает.

Дав героям богатый бэкграунд (у Ханны психически болен отец, папаша Андреаса — и вовсе домашний тиран), Линке не акцентирует внимание на этих второстепенных персонажах, они — всего лишь «сложные жизненные обстоятельства». Так же, мимоходом, даны другие, клишированные типажи — школьный парторг, строгий, но справедливый тренер, вредная соседка, выскочка-зубрила.

В жизни, которую Ханна оставила позади, симпатию и интерес вызывают лишь два героя. Первый — это ее дед, бывший немецкий солдат, отсидевший свой срок в советском лагере, ныне — спивающийся диссидент. Именно он отчебучивает очередную шутку, после которой Ханну отчисляют из школы с «волчьим билетом». Он же — осознанно или нет — выбалтывает любимой внучке информацию, необходимую для успешного побега. Кто он — монстр, разрушивший жизнь родственникам, или, наоборот, освободитель, сделавший все, чтобы Ханна решилась на побег? У Линке нет ответа на этот вопрос.

Другой персонаж — фрау Крёгер, школьный преподаватель литературы. Именно она показывает своим ученикам, как выживать, не теряя чувства собственного достоинства. Но в трудную минуту Крёгер струсит, и Ханна больше не станет просить свою бывшую учительницу о помощи. А простит ли? Читать про это было бы куда интереснее, чем про очередной «унылый ужас социализма».

...если читатель все-таки дотянет до конца этой истории — он поймет, что финал не так прост

Так же скрупулезно Линке прописывает все подробности побега. Запястья героев соединены шнуром и он натирает кожу, в костюме для подводного плавания очень неудобно, и его нельзя снять, когда мочевой пузырь переполнен. Ластами натерты ноги. От маски болят губы, от многочасового плавания — мышцы. Обо всем этом будет упомянуто не раз и не два. А для чего, собственно? Для нагнетания атмосферы? Для того чтобы растянуть повесть до романа?

Зря.

Будь «Синяя граница» документальным текстом — все огрехи можно было бы простить. Но перед нами — художественный, пусть даже созданный с учетом реальных исторических событий и, наверное, конкретных биографий диссидентов-беглецов.

Сквозь последнюю треть романа приходится продираться, от многословности тошнит, как от соленой морской воды. Ты так же устаешь читать, как герои — грести.

Во многочисленных жалобах Ханны о том, как больно плыть, иногда тонут самые важные подробности этого страшного путешествия.

Герои ускользают от света пограничных прожекторов и от парусника, идущего под польским флагом (есть шанс, что матрос из социалистического лагеря настучит на пловцов). Ханне и Андреасу не удалось привлечь к себе внимание пассажиров большого судна, они потеряли фляжку с питьевой водой, чуть не сбились с курса, попав в грозу, начали цитировать Шиллера и даже Николая Островского (школьники ГДР в обязательном порядке проходили «Как закалялась сталь»), и пару раз спасли друг друга.

Чем ближе развязка — тем динамичнее должен быть сюжет. Но увы.

Слово «развязка» в романе Линке надо воспринимать буквально: обессилевший Андреас, рука которого соединена с рукой Ханны веревкой, пытается эту веревку разорвать. Он понимает, что не доплывет, пробует освободить Ханну от себя, как от лишней ноши, чтобы хотя бы она смогла пересечь границу, и добраться до ФРГ. Ханна сопротивляется.

Доплывут ли? Если верить прологу — конечно. Сакси встретит своих закадычных приятелей в Берлине, все будет хорошо...

Но если читатель все-таки дотянет до конца этой истории — он поймет, что финал не так прост, как кажется. И героиня — тоже не столь примитивна. За сутки, которые Ханна провела в воде, она не только успела пересечь нейтральные воды и физически вымотаться, но и сильно повзрослеть, найти себя, совершить реальный подвиг. Или все-таки преступление?