18+
05.12.2016 Тексты / Авторская колонка

​Награда для героя

Текст: Владимир Березин

Фотография из архива автора

Писатель-пешеход Владимир Березин о том, как цитата замещает книгу.

По-моему, нет ничего смешнее слова «жопа»,
напечатанного типографским шрифтом.

Юз Алешковский * — Это выражение приписывается совершенно разным людям — от Юрия Олеши до Фаины Раневской. Удивительным образом в этом списке оказывается даже Иван Бунин. Документальной ссылки я и сам, увы, не имею.

Так получается, что литературные премии стали для писателей чем-то вроде ордена.

В девяностые годы у писателей-прозаиков была присказка, обозначавшая успех: «Напечатаюсь в „чёрной серии“ „Вагриуса“ и получу „Букер“». Теперь немного людей помнит, что это за «чёрная серия» (и не все помнят про «Вагриус», не все помнят, что премия «Букер» называлась всё же «Русский Букер», а одно время «Букер-Smirnoff» и даже «Букер — Открытая Россия». Премия имела сложную судьбу, меняла спонсоров, даже приостанавливала работу, оных спонсоров не найдя. Деньги тут вещь важная, и вовсе не из-за премиальных выплат. Премия всегда похожа на маленький совхоз с его сезонными сельскохозяйственными работами. Нужно собирать урожай, хранить его где-то, нанимать персонал для обработки, платить профессиональным читателям, покупать марки на конверты. Фуршет и премиальные могут оказаться малой толикой в этом объёме.

Бывали, впрочем, и безденежные премии — мёртвые и вполне живая премия Андрея Белого с рублём и бутылкой в награду. В них главное — привлечь внимание публики к тексту, так сказать, сертифицировать его. С кинематографом ситуация иная — там премии без денег в конвертах, в кино иные доходы.

А писатели бедны, и охотно идут на общественный контракт после своей сертификации премией. Этот общественный контракт позволяет им ездить по городам и весям, входить, в свою очередь, в разные жюри и исполнять прочую работу. Это как жизнь учёного в прежние времена до защиты кандидатской диссертации и после.

Я помню скандалы — весёлые и не очень. Как-то приключился чудесный случай, когда писатель Аксёнов, будучи председателем Букеровского жюри, сказал, что не станет объявлять победителя, потому что он ему не нравится, и пусть это делает кто-нибудь другой. Помню я и иные удивительные решения.

в России к писателю, который к почти шестидесяти годам не получил никакого ордена, публика жестока и начинает относиться как к неудачнику

«Русский Букер» давно живёт, мы многое видели, хотя это «высокая» литературная премия, которая позиционировала себя как серьёзная и даже немного чопорная. Премия за лучший роман года, написанный на русском языке. И, как сообщается в её девизе: «Цель премии — привлечь внимание читающей публики к серьезной прозе, обеспечить коммерческий успех книг, утверждающих традиционную для русской литературы гуманистическую систему ценностей».

В этом году «Русского Букера» получил Пётр Алешковский за роман «Крепость».

Очень хорошо, что он его получил, потому что этот писатель много раз выдвигался, да не получал ничего. А в России к писателю, который к почти шестидесяти годам не получил никакого ордена, публика жестока и начинает относиться как к неудачнику.

И победа Алешковского, в общем, была предсказуема. Ещё в прошлом году главный рецензент страны Галина Юзефович писала «Если „Крепости“ присудят большую и важную отечественную литературную премию (в следующем году именно так, скорее всего, и случится) — это будет только справедливо».

Причём это не сарказм — действительно, перед читателем роман, написанный с усилием, о суровых вещах, возвышенный, толстый, наконец. И что важно, без всякого постмодернизма, хоть и не без переноса действия в Древнюю Русь.

Если кто не читал, а узнать сюжет интересно, то это история археолога, который спасает исторический памятник и (в своих видениях) переносится в прошлое. Памятник-то он спасает, а его самого травят, мучают успешные люди, и в итоге даже заваливают в подземельях его любимой крепости, где герой и помирает. Причём это классический традиционный роман того времени, когда СССР был литературоцентрическим государством. Был такой роман Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей» (1973) — только там был лесник, который любил лес и разводил лебедей, а в итоге погибал от рук браконьеров. Жизнь и смерть праведника, одним словом.

...в массовом сознании цитаты чрезвычайно часто замещают сам роман

Но мне интереснее не то, как становится популярным канон романа прошлого (а он становится), а совсем другой феномен.

Сразу же по Сети стали ходить несколько цитат из этого романа (я в первые дни насчитал десятки их перепечаток, или, как говорят «репостов»). Вот, к примеру, две:

«Нищета фистуляла утиными шажками в кожаных поршнях, от ношения которых пятки растаптывались вширь, как неподкованные копыта, а вросшие в дикое мясо ногти толщиной в пятак люди приучались терпеть до последнего, пока хромота не заставляла расщедриться на полушку для мучителя-лекаря, что вырывал ногти в темной каморке на базаре с громким хеканьем малыми копытными щипцами».

«Слеза, сочившаяся из-под воспаленных век, попав на конец сигареты, шипела и фыркала, как кошка, получившая щелбан по носу, а трескучая искра, соскочив с сигаретного кончика, норовила впиявиться в штаны и добраться, прожигая в слежавшейся вате тлеющую змеиную дорожку, до интимной глубины и жестоко укусить еще не отмершие вконец тайные уды страдальца».

Ну да, избыточные метафоры всегда губят текст. Они губят многое, как и длинные сложносочинённые предложения.

Но важнее другой феномен — в массовом сознании цитаты чрезвычайно часто замещают сам роман.

То есть, вокруг текста возникает некое облако мнений, оно распространяется и, наконец, книге присваивается ярлык.

Это там, где «тайные уды».

Но в прошлом, как раз на «Русском Букере» была довольно смешная история с романом «Цветочный крест» * — В 2010 году победителем стал квазисторический роман Елены Колядиной как бы о XVII веке в русской провинции (Колядина Е. Цветочный крест // «Вологодская литература». — Вологда, 2009. — № 7).
. Там прямо в начале и значилось: «В афедрон не давала ли?.. Задавши сей неожиданно вырвавшийся вопрос, отец Логгин смешался. И зачем он спросил про афедрон?! Но слово это так нравилось двадцатиоднолетнему отцу Логгину, так отличало его от тёмной паствы, знать не знающей, что для подперделки, подбзделки, срачницы, жопы и охода есть грамотное, благолепное и благообразное наречие — афедрон. В том мудрость Божья, что для каждого, даже самого грешного члена мужеского и женского, скотского и птицкого, сотворил Господь, изыскав время, божеское название в противовес — дьявольскому. Срака — от лукавого. От Бога — афедрон!»

И несколько недель (после присуждения «Букера», а не после давней публикации, разумеется) остряки вспоминали про Отца Онуфрия, что Обходил Окрестности Онежского Озера и сочинили множество других шуток про греческое слово ἀφεδρών.

Книга писательницы из Череповца была про то, как в городе Тотьме XVII века приезжий священник сжигает пригожую девку за дурное поведение. Но про это тут же все забыли, потому что афедрон замещает всё.

Я тогда по долгу службы прочитал этот роман (по крайней мере, его журнальный вариант — издатели говорили, что в книге, в отличии от журнальной публикации всё отредактируют). Там было полно развесистой клюквы («раздвинутые лядвия» и «хмельная сулема» (увы, это — хлорид ртути) в качестве напитка), но афедрон всё равно замещал всё.

Люди, в общем-то, читать ленятся

И вот именно в этом феномен присваивания толстой книге одного или нескольких слов.

Писатель старается, тратит годы жизни, ругается с родными и издателями, и вот выходит его творение в свет.

Дальше случается то, что напоминает школьный физический опыт — быструю кристаллизацию, когда бутылка переохлаждённой воды встряхивается, и вода мгновенно превращается в лёд.

Тут винить некого.

Это какое-то особое свойство современного отношения к большим текстам.

Невнимательный читатель может решить, что я сравниваю романы двух букеровских лауреатов. Но я рассчитываю на внимательно читателя, который понимает, во-первых, что Алешковский и Колядина — явления в корне разные, а, во-вторых, речь идёт именно о замещении сотен страниц несколькими цитатами, а то и одним словом.

Публичное пространство действует очень странно, но по своим, вполне логическим законам.

Люди, в общем-то, читать ленятся. Шесть лет назад они не читали романа «Цветочный крест», сейчас не будут читать роман «Крепость», не читали «короткого списка» Букеровской премии, но и вообще не читают. Природа ажиотажа — в простых эмоциях, желательно весёлых. Скажешь им «срамной уд» или «афедрон» — и они составляют своё мнение.

Слова эти больше и автора, и романа, они затмевают всё.

Другие материалы автора

Владимир Березин

Сеньор из общества

Владимир Березин

​Всегда кто-то неправ

Владимир Березин

​Правильно положенная карта

Владимир Березин

​Техника десантирования