18+
24.04.2017 Тексты / Статьи

​Зачем стихи? Четыре лекции

Текст: Роман Сенчин

Фотография unsplash.com/Mariana Vusiatytska

Писатель Роман Сенчин о екатеринбургском фестивале поэзии «Зачем нужны стихи».

При всем обилии культурных мероприятий в Екатеринбурге однодневный фестиваль «Зачем нужны стихи» (именно так, без вопросительного знака), прошедший в Музее архитектуры и дизайна, стоит выделить особо. По крайней мере, цикл лекций, которые прочитали петербургские поэты Алексей Машевский, Алексей Пурин, а после небольшого перерыва Александр Вергелис и художник Анатолий Заславский.

Вопреки правилам начну со второй части. Вергелис рассказал о литературных объединениях и салонах Петербурга, начиная с «Беседы любителей русского слова» и «Арзамаса» и заканчивая современными литобъединениями — Александра Кушнера, Алексея Машевского.

Заславский сравнивал поэзию и живопись, демонстрировал проникновение поэзии в изобразительное искусство, а изобразительного искусства — в поэзию.

Эти выступления были интересны, но нейтральны, и собравшиеся не проявляли особых эмоций. Возможно, не проявляли еще и потому, что все они были выплеснуты в первой части мероприятия.

Заявленная тема лекции Алексея Машевского была интригующей — «Зачем нам нужны стихи?» И хоть вопрос этот вполне риторический, но многие пришедшие — а это были по большей части поэты — явно хотели услышать ответ. Может быть, для того, чтобы его оспорить.

Алексей Машевский: «Выразить невыразимое»

Начал лектор с цитаты из письма Льва Толстого крестьянину Гаврилову, датированному 1908 годом: «То, что вы пишете о жизни, о смысле ее, глубоко верно, и читать это мне было радостно. Не отвечал я вам на первое письмо потому, что ваши рассуждения о Бальмонте, Протопопове и вообще о стихах мне чужды и не только не интересны, но неприятны. Я вообще считаю, что слово, служащее выражением мысли, истины, проявления духа, есть такое важное дело, что примешивать к нему соображения о размере, ритме и рифме и жертвовать для них ясностью и простотой есть кощунство и такой же неразумный поступок, каким был бы поступок пахаря, который, идя за плугом, выделывал бы танцовальные па, нарушая этим прямоту и правильность борозды.

Стихотворство есть, на мой взгляд, даже когда оно хорошее, очень глупое суеверие. Когда же оно еще плохое и бессодержательное, как у теперешних стихотворцев, — самое праздное, бесполезное и смешное занятие. Не советую заниматься этим именно вам, потому что по письмам вашим вижу, что вы можете глубоко мыслить и ясно выражать свои мысли».

Эта идея Толстого, по мнению, Алексея Машевского, бродит в умах многих наших современников, отталкивает их от поэзии. И борьбе с ней он посвятил свое выступление.

...в итоге идея лекции свелась к тому, что стихи (именно стихи, а не поэзия), это не проза

При помощи очень сложных формулировок, с привлечением физики и математики, Машевкий рассказал о том же, что было написано в анонсе его лекции: как через уникальную структуру поэтического текста удается передать то, что невозможно передать в прозе.

Было сказано немало красивых слов — «языки искусства нужны каждому», «поэзия озабочена своей первоосновой», «машинка размера», «выразить невыразимое», — прочитаны стихотворения Тютчева, Фета, Пушкина... Но в итоге идея лекции свелась к тому, что стихи (именно стихи, а не поэзия), это не проза. Апофеозом стало переложение первого четверостишия стихотворения Пушкина «Я помню чудное мгновенье...» на язык прозы и резюме лектора: это куда ниже и слабее.

Естественно. Настоящая поэзия — нечто божественное. Но поэзия зачастую неспособна выразить того, что можно выразить прозой. Недаром Пушкин нередко, скажем так, обращался к прозе. «Повести Белкина», это не цикл поэм, а цикл повестей, «Капитанская дочка», не роман в стихах... Это было Алексеем Машевским обойдено. Зато навязывалась мысль о том, что стихи могут жить тысячелетия, а проза — нет. В качестве подтверждения прозвучал отрывок из «Гильгамеша», хотя можно поспорить, что это произведение относится к поэзии.

Спор возник. Еще по ходу лекции Алексею Машевскому задавали вопросы, а после их обрушился целый поток. О верлибре, ритминизированной прозе, стихотворениях в прозе, стихопоэзии, синкретизме. Машевский пытался отвечать, но очевидно было, что к поэзии все эти явления он не относит, для него обязательные признаки поэзии — рифма, размер, ритм. Это подтвердил разбор стихотворения Тютчева «Молчи, скрывайся и таи...», нарушение размера в котором лектор назвал приемом. Тогда можно назвать приемом и все остальные многочисленные, а то и постоянные нарушения ритма у всех классиков русской поэзии позапрошлого и прошлого веков...

Довольно бурную дискуссию прервал ведущий, вызвав на импровизированную эстраду Алексея Пурина, одного из известнейших современных поэтов.

Алексей Пурин: «Это не поэзия»

Тема лекции была «Поэзия в толстом журнале на примере журнала „Звезда“» (в котором Пурин, кстати сказать, заведует отделами поэзии и критики). Правда, до поэзии в толстом журнале дело не дошло...

Начал Алексей Пурин с едкого анализа сборника, который авторы громко назвали «Поэзия. Учебник» (издательство ОГИ). О поэтах прошлого лектор только упомянул, а на современных, представленных в сборнике, решил обрушиться со всей мощью. Были прочитаны стихотворения Наталии Азаровой и Кирилла Корчагина как, по существу, псевдопоэтов, а им противопоставлен «Гурзуф» (не из «Поэзии») Ирины Евсы как пример настоящей поэзии.

Из зала тут же посыпались горячие вопросы: «Чем в принципе стихи Азаровой и Корчагина хуже „Гурзуфа“?»; «Почему вы решили, что сборники НЛО и те авторы, которых вы называете, настолько популярны?»; «По вашему мнению, „Дыр бул щыл“ тоже не поэзия?» Лектор отвечал так же горячо: «Не поэзия... Отвратительно, когда узкая группа навязывает свои правила... Велибр — это скатывание в примитив... Люди, употребляющие „раззавязывание“ (из стихотворения Азаровой) не могут считаться поэтами...» Из зала неслось: «Словотворчество необходимо... Разве вам навязывают правила? Пишите, как хотите... Не понимаем причину вашей агрессии в отношении других поэтов, чьи произведения вовсе не лишены художественных достоинств».

В итоге ведущий мероприятия призвал всех выпить кофе, а затем подошел ко мне чуть ли не с извинениями за произошедшее. Я искренне изумился: «Да наоборот — это отлично! В таких спорах и рождается новое».

Дело в том, что на лекции собралось немало екатеринбургских поэтов. Я увидел Вадима Дулепова, Евгению Изварину, Руслана Комадея, Анну Лукашенок, Кирилла Азерного, Юлию Подлубнову, Нину Александрову, Дарью Крапивину, Константина Комарова, Михаила Корюкова, Александру Комадей, Евгения Касимова... А каждый поэт, как известно, если и не явно, как Алексей Пурин и Алексей Машевский, то в душе — теоретик, имеющий свои принципы, убеждения, свою эстетику, свои критерии. Готовый отстаивать свои убеждения даже кулаками... Слава богу, в Музее архитектуры и дизайна всё завершилось мирным кофепитием, хотя развернутая дискуссия бы не помешала.

Но всё же одна из задач, обозначенных в программе фестиваля, оказалась в принципе выполненной: «Нам бы хотелось создать платформу для открытого диалога с интеллектуальной элитой города об актуальности поэзии сегодня, о литературе в целом».

После окончания фестиваля я попросил поделиться своими впечатлениями нескольких поэтов. Ответы подтвердили мои догадки, что поэт, это отдельная вселенная:

Впечатления

Юлия Подлубнова

Юлия Подлубнова

Такие встречи, конечно, нужны. Они оживляют общий литературный пейзаж, хотя в Екатеринбурге он не уныл. Правда, питерцы явно приехали с мыслью научить нас любить поэзию, и не ожидали такого отпора.


Евгений Касимов

Евгений Касимов

Лекция Машевского — это какое-то недоразумение. Она хорошо бы прозвучала в провинциальном литобъединении. Говорил он сплошные банальности. Очень напоминал известного лектора („Есть ли жизнь на Марсе? Нет ли жизни на Марсе?“). Поначалу я был настроен остаться на выступление Пурина, но Машевский меня просто убил, и я покинул сие мероприятие.


Константин Комаров

Константин Комаров

Идея и реализация у нас, как водится, далеко отстоят друг от друга. Идея, конечно, хорошая, правильная, нужная — говорить о том, что происходит в поэзии необходимо, потому что молчать об этом губительно — и для поэзии, и для поэтической критики. Другое дело — реализация — очень странная рекреация, почти при полном отсутствии внятной рекламы фестиваля, мутные перешёптывания... Такое ощущение, что „зачем?“ произошла наша встреча — не поняли ни те, кто приехал, ни те, кто пришёл. Кому и для чего это было надо — для меня остается вопросом.

Лично мне приятно было познакомиться с Александром Вергелисом, чьи стихотворения и эссе я давно и с удовольствием читаю в „Журнальном зале“.


Вадим Дулепов

Вадим Дулепов

Просветительские лекции по литературе нужны. Иной вопрос: аудитория. В Музее архитектуры организаторами были собраны искушенные (в смысле начитанные) и провинциально дерзкие в „новациях“ (каковым новациям и, правда, сто лет в обед). В то время, как для подобных лекций стоило бы собирать публику попроще — компьютерщиков или строителей, но публика попроще в пятницу днём работает, а потом идёт пить пиво или в семью. А раз так, организаторам стоило, наверное, выстроить мероприятие как полноценный диспут, когда обе стороны, равно готовятся к спору и диалогу. Сегодня поэтический Екатеринбург, ура или увы, по качеству и количеству производимой работы соизмерим поэтическому Санкт-Петербургу, это следовало учесть организаторам.


Александра Комадей

Александра Комадей

Больше всего на фестивале мне понравились организаторы и аудитория. Надо понимать, что прошедшее мероприятие неинституционально, а частная инициатива, в меру своих возможностей или желания, привлекающая авторитетных, квалифицированных специалистов из области современного гуманитарного знания. Есть спрос, аудитория заказывает посвящение.

Другое дело — начинка этого ренессанса. Например, один лектор хотел говорить о поэзии в толстом журнале, ее эстетике, подлинности и актуальности, при этом последнюю определяя „мнимой“. На деле же он выступил с субъективной критикой на недавно вышедшею книгу „Поэзия. Учебник“, оперируя не кажущимися сколько-нибудь адекватными критериями оценки... И, если все мероприятие в проекте носит просветительский характер, то с последними словами — „не читайте эти стихи, они без запятых“ — приобретает нравоучительную интонацию, а с заявленной в аннотации лекции установкой на разъяснение „что такое поэзия?“ — знакомую интенцию к тоталитарности. Поле литературы всегда гетерогенно, еще есть что делить, пока не слились поэзия и проза, поэзия и непоэзия, искусство и художник.


Другие материалы автора

Роман Сенчин

До «Тихого Дона»

Роман Сенчин

​Громкий поэт Наум Коржавин

Роман Сенчин

​И всё выпрашивает бури...

Роман Сенчин

Сокурсник