18+
08.09.2016 Тексты / Авторская колонка

​Я б в Белинские пошел...

Текст: Сергей Морозов

Фотография из архива автора

Литературный критик Сергей Морозов о том, кто такой современный критик.

Подумалось вдруг о том, насколько бессмысленно понятие «профессиональная критика». Долго пытался понять, что это такое. Профессиональный — стало быть, относящийся к профессии, ремеслу, а значит существующий на доходы от него. Но у нас, вроде, таких нет. Никто критикой не зарабатывает и палат каменных не имеет. Вся критика в этом смысле является волонтерской, любительской. О какой депрофессионализации может идти речь, если в ней, с житейской точки зрения, и так все дилетанты?

Впрочем, профессионал определяется не только по диплому и факту деятельности (пишет про книжки — значит критик). Есть еще другой смысл этого слова — специалист, знаток, мастер своего дела. Но здесь тоже много неясностей. И никто по этому поводу ничего внятного не пишет. Что такое «профессиональная критика»? Каковы критерии?

Я б в Белинские пошел, пусть меня научат.

Вместо романа у нас теперь рефераты и конспекты, а вместо критики книжный блог и нативная реклама

Но возможны ли они теперь, Белинские? Все говорят, что Толстых больше не будет, а только Водолазкины и Прилепины. Вымерли как мамонты Достоевские. Может и Белинские неактуальны? Вместо романа у нас теперь рефераты и конспекты, а вместо критики книжный блог и нативная реклама. Наш век — век информации и книжного продвижения, а не литературных мечтаний, и вопросы о том, настанет грядущий день или нет, даже задавать как-то неприлично. Сегодня живы, да и ладно.

И поскольку четкого ответа никто не дает, составим лексикон прописных истин.

Прежде всего, когда слышишь сентенции о том, что все куда-то вдруг поплыло и надо шагать в ногу со временем, задаешь вопрос: Что собственно случилось? Что такого изменилось в окружающем, чтобы от критики потребовалось нечто кардинально иное, не то, чем она занималась до того, как все потекло?

Особо одаренным объясняют: ну как же, информационная эпоха, хаос, неопределенность, распад единого литературного пространства. Опять же, безобразие, все писать начали, и не только книжки, но и критику. Совсем обнаглели.

...все литераторы умещались в один ресторан и публичный дом

Читаешь и недоумеваешь: что в происходящем революционного? «Все течет» — это еще древние греки знали. В середине XIX века, когда вдруг полезла чернь из разночинцев, кошмар тоже был, наверное, не меньшим: Кто все эти люди? Литература (и критика в том числе) перестала быть профессиональной! Про послереволюционное время и вовсе говорить нечего, ужас, сколько всего расплодилось: а раньше только «Золотое Руно» да «Нива», и все литераторы умещались в один ресторан и публичный дом.

В рассуждениях о том, что люди стали больше писать, есть нечто неправильное, антигуманное. Радоваться следует, плакать от счастья, как Горький над очередным пролетарским автором: поднялись, мол, из тьмы погребов, родимые. А здесь такое отношение: высшего образования столько не надо, наплодили грамоту на свою голову, слишком много умников развелось, вот при дедушке их секли и отправляли коровники чистить, а не литературой заниматься.

По-житейски все понятно. Это оттого, что самим кушать нечего и дышать нечем, места не хватает, а тут понаехали. Но культурный человек росту творческой энергии масс не радоваться не может. А потому, когда говорит о профессионализме, имеет в виду некие качественные критерии, а не количественную квоту.

Вот эти критерии нигде почти четко не формулируются. Наверное, поэтому в критику записывается все, что попадает в разряд написанного о книгах — от отзыва в читательском дневнике до развесистой рекламной клюквы, которая печатается вместо критических обзоров. Недовольство сложившейся ситуацией растет. Все плохо, а кто виноват, и почему так случилось — не ясно.

...критический материал читают не для аплодисментов словесным пируэтам, не ради наслаждения стилем и формой, а ради смысла и содержания

Профессиональная критика чем-то похожа на комбинированные сложные спортивные виды — биатлон, многоборье: писать надо хорошо, а читать еще лучше. С одной стороны — она нечто художественное, с другой — что-то иное (публицистика, эссеистика, наука). Но уже этим задается некая планка. Требуются литературные наклонности, способность к аналитике, и, в некотором смысле, гражданственность («Товарищи! Наше литературное Отечество в опасности!»). Все перечисленное хорошо бы сопрягать. Переборщишь с образностью, эмоциональностью, потянешь одеяло на себя любимого — сразу ясно, ошибся дверью. Проза и поэзия в соседней комнате. Финтифлюшки в критике — хорошо. Но до определенного момента. Все-таки критический материал читают не для аплодисментов словесным пируэтам, не ради наслаждения стилем и формой, а ради смысла и содержания. Поэтому тот, кто раз за разом подсовывает читателю вместо разговора по существу «куклу», словесное фигурное катание, критиком не является.

Впрочем, убежденных мастеров плетения словес у нас не так много, дело сложное. Хотя покрасоваться любят многие, и не без резона — в чтении должна быть некая эстетика, дуновение прекрасного. Критический текст сам имеет литературную принадлежность, он — не технический регламент и инструкция по эксплуатации произведений словесности. Но в целом авторский эгоизм, перетягивание внимания на себя — признак непрофессионализма в критике. Чужой текст — это отправная точка для того, чтобы начать внятно и убедительно излагать собственные соображения. Исходная основа критического высказывания — рецензия. Ориентация у критики — социальная, а не индивидуалистическая. Критик одной ручкой держится за автора, а другой пытается поймать норовящего ускользнуть читателя. Цели, стоящие перед критикой, практические, а не теоретические. Критика — это самосознание и самопознание литературы, взгляд на нее изнутри, педагогика, практическая философия. Знание ради действия. Тем и отличается от того же литературоведения, напоминающего анатомический театр, где важно знание ради знания, а исследование литературы разворачивается извне, средствами науки, которую интересует, что там внутри у покойного.

Кто много читает, тот и критик. Есть такое мнение.

В плане процесса с этим трудно спорить. Да, читать надо много, но в конечном итоге важно не столько читать, сколько прочитывать. С чтением главное не переборщить. «Только нужные книги читать». Движение в сторону становления критического начала приучают к многочтению необходимых книг, а не всего подряд. Поэтому никакой блог книгочея никогда не заменит критику, хотя и облегчит ей существование. Цель чтения критика — не информация, а анализ. Любая книга интересна не сама по себе, а как часть чего-то большего, как значимый элемент общей литературной картины. Это и является признаком профессионального подхода. Читается не известное, не популярное, не любимое, а то, что соответствует некоей картине литературного мира, которой обладает критик. При этом картина эта постоянно эволюционирует, находится в развитии. Конструкция остается жесткой в своей основе, но пластичной, гибкой в целом.

Блогер ходит по книжному рынку, как дачник, которому нужно купить овощ или фрукту к обеду, а критик, как представитель агропромышленного комплекса

Критик должен быть в первую очередь умным, и лишь во вторую очередь начитанным. Статьи, построенные по принципу «то похоже на это», цель которых простое стремление классифицировать явление, разнести тексты и авторов по имеющимся категориям, свидетельствуют скорее об эрудированности автора, чем о способности к критическому анализу. Злоупотребление сравнениями и аналогиями мешает понять, в чем же состоит специфика данного произведения, ставшего предметом для разговора.

Критик отличается от простого книжного блогера, по сути, того же самого рядового потребителя, скачущего жадным взором по новинкам, тем, что воспринимает происходящее в литературе как свое. Блогер ходит по книжному рынку, как дачник, которому нужно купить овощ или фрукту к обеду, а критик, как представитель агропромышленного комплекса, переживающий за все литературное хозяйство, а не за собственную судьбу и будущее стоящих за прилавками спекулянтов.

Пишущий о книгах «так, просто» составляет о них отрывочное и фрагментарное мнение. Эгоизм суждения и непосредственность эмоциональной реакции является здесь определяющим началом. Для такого человека важна собственная персона, текст же становится формой личного продвижения. «Я — самая читающая нация». Критика интересует дело. Он, конечно, тоже хочет влиять. Но не на конкретных персон, а на процесс в целом. То, что воспринимается как назойливое стремление «пасти народы», на самом деле и есть нормальное для критики состояние. Отсутствие требовательности, навязчивого, столь раздражающего многих авторов желания указывать, где и что надо подлатать, подтянуть, подправить, а где оставить все как есть, потому что идеальнее быть уже не может — и есть признак депрофессионализации критики.

Критик судит о литературе с позиции вечности.

Критик включает произведение в определенный культурный и социальный контекст. И уже с этих позиций анализирует, о чем и как написана та или иная книга. Он отслеживает тенденции, он должен видеть литературный процесс в целом. Не эмпирически, такого никогда не было, ибо нельзя объять необъятное, а согласно собственной сложившейся модели. Масштабность охвата и привлекает нормального читателя в критической статье. Воспринимая критическое высказывание, ты приобщаешься к чему-то большему, чем просто к прочитанной книге, отдельно стоящему тексту. Критик определяет социальную и культурную значимость явления. Эстетическую ценность текста он рассматривает с позиции существования литературы в социальном аспекте (как развивающееся сообщество). Он смотрит на литературу с высоты должного, и изъятие этого долженствования, столь обычное сегодня, отказ от него означает отсутствие критики как таковой. Нормативность, а не стремление к эмпирическим обобщениям, вот на чем держится критический текст. Критик не столько описывает, сколько осмысляет. Это осмысление может быть ошибочным, оно чаще всего и является таковым, неполным, ложным, иллюзорным, основанным на искренних заблуждениях. Но оно обязательно, потому что составляет суть критической деятельности.

Критик судит о литературе с позиции вечности. Так было и так будет. И именно эта принадлежность к неизменному и должному обеспечивает независимость суждения. Впрочем, подобное положение не означает позиции над схваткой. Напротив, единственная возможность критики существовать в реальности — быть идейно и идеологически маркированной. Вечность литературы для критика всегда с определенным качеством. Поэтому критик, в хорошем смысле этого слова, всегда партиен, он не одиночка, у него есть соратники и враги — другая партия. Депрофессионализация современной критики есть утрата верности определенной эстетической позиции, скатывание в нигилизм, уход в сторону одинокого наблюдателя, который либо хвалит все без разбору, либо стебется над всем подряд.

Критик — это представитель литературы, а не книгоиздания (и не автора)

Мысль и идеалы — это единственное ради чего стоит писать критические статьи, и для чего их стоит читать. Информация о книге и продвижение ее — не лежат в поле критических задач. Критика следует за прочтением, а не предшествует ему. Пересказы произведений, до сих пор занимающие большую часть статей и рецензий, это какая-то архаика, эхо XIX столетия. Тогда при общей неразвитости рекламы и книгораспространения, подобное было оправдано. Информация о книгах не должна отменять потребности в их тщательном анализе. Критик — это представитель литературы, а не книгоиздания (и не автора).

Прояснение особого положения критики, придерживающейся не прагматичных по нынешним временам категорий «рационального», «должного», «вечного», и определяет ее общую ненужность и невостребованность сегодня. Критик сегодня имеет возможность быть критиком более чем когда-либо в истории литературы. Он не стеснен жесткими рамками политической идеологии. Избавлен от необходимости выступать в роли просветителя. Развитость филологии и литературоведения позволяет отойти ему от наукообразия. Пространство серьезной, большой литературы съеживается год от года, и легкость получения информации о том, что происходит, облегчает возможность рефлексии по поводу литературного процесса в целом. Но именно в этом качестве он совершенно не нужен, не выгоден и в какой-то степени опасен.

Другие материалы автора

Сергей Морозов

​Страшно жить!

Сергей Морозов

Люди живут

Сергей Морозов

​История одной стройки

Сергей Морозов

​Клуб литературных самоубийц