Уинтер Т. Я — Мисс Никто / Пер. с англ.: Е. Шульга. — СПб.: Поляндрия Принт, 2021. — 384 с.

Что пыжатся вымолвить серые мышки? Какие слова застревают во рту у самых забитых на свете созданий? О чем они думают, сидя в углу? «Оставьте меня», «Ну, пожалуйста, хватит», «Не трогайте больше», «Я так не могу», «Когда это кончится, я заору!». Возможно, и так. Только разве узнаешь? Никто никогда вам всю правду не скажет. Никто потому и зовется «Никто», что с ним или с ней ни один из «друзей» — ну, то есть из этих, «нормальных», людей — конечно, не станет всерьез говорить. Вот если бы, скажем, стояла стена — из бревен, стекла, кирпичей, из разных конкретных вещей: завистливых взглядов, к примеру, и старых, но крепких обид, — тогда бы вы точно сказали, что люди друг друга поймут, когда ее просто снесут. Но что вы ответите тем, кто скажет, что эта стена и есть, между прочим, она — та самая серая мышь, сидящая где-то в углу, за партой в соседнем ряду? Ее тоже надо снести?

Когда Стивен Чбоски сказал: «Хорошо», он вряд ли имел это слово в виду. Тихоней быть грустно. Тихоней быть трудно. Тихоней быть страшно. Местами опасно. А в некоторых случаях даже заразно. Не быть или быть: притворяться, юлить, стараться понравиться или забить, — у Рози, что с вами сейчас «говорит», есть только четыреста белых страниц и около года пугающей жизни, чтоб выделить нужное слово курсивом, а после, как будто бы перед заплывом, вдохнув глубоко, от себя отпустить. Отправить, как голубя, или письмо, легонько коснувшись подушечкой пальца той крохотной кнопочки в нижнем ряду. А может быть... знаете... просто... сказать? Чтоб все остальные услышали правду. Заметили то, что не видели прежде. Узнали ее, семиклассницу Рози, которая видит, которая слышит, которая знает, которая может, которая вправе ту самую правду «всего лишь» сказать...

Пока же в блокноте, подаренном к школе, на первой странице написано просто: «Меня зовут Рози. Фамилия — Бэнкс. И, кстати, мне трудно порой говорить». Звучит, между прочим, не так уж и плохо. А если не думать особенно долго, то даже и вовсе «нормально» звучит. Ирония фразы лишь в том, что у Рози со словом «нормально» все более чем ненормально примерно всю жизнь обстоит. Сначала святая уверенность взрослых, что «просто уж очень застенчива Рози» и лишь потому, кроме папы и мамы да старой соседки и младшего брата, о чем бы то ни было не говорит, затем — наконец-то, спустя столько лет, ведь ей, слава богу, исполнилось девять — тот самый психолог, который весь год упорно старался, но так и не смог добиться от Рози хотя бы словечка, назвал ее случай «довольно серьезным», что было, конечно, не слишком приятно, но, в общем и целом, не так уж и странно. А вот что и вправду казалось Безумством — Огромной, Серьезной и Страшной Ошибкой, так это решение вылечить Рози в стенах не какой-нибудь очень специальной, а самой обычной, далекой и новой, вполне омерзительной школы. Но только сказать им об этом — сказать своим папе и маме, что лучше сорваться с обрыва и прыгнуть в кипящую лаву, чем вечно терпеть ту же пытку, надеяться, чтоб не спросили, молчать, когда все-таки спросят, глотать бесконечные слезы, жевать в одиночестве что-то, смотреть на носки своих туфель и ездить в автобусе с классом, где каждый тебя ненавидит, — ну, нет, невозможно сказать... И дело тут даже не в нем — не в этом проклятом мутизме, мешающем высказать мысли, а в том, что, помимо него, на свете есть кто-то еще, и он уж, конечно, важнее. Ах да, вы же с ним не знакомы — а он бы вам мог прокричать, без помощи всяких блокнотов, лишь рупор сложив из ладошек: «Я вовсе не Себ, а Пуканхамон! И, кстати, вы будете мне поклоняться?». И вы тогда, может быть, тоже — конечно, не так же, как Рози, но все-таки, все-таки тоже — немножечко влюбитесь в младшего брата, который балдеет от вида фекалий и знает десятки сложнейших названий, часами рисует, играет в приставку, читает про звезды и всех астронавтов, мечтает поехать в страну фараонов, чтоб там, как и все, посмотреть пирамиды, — а после, ну, ладно, ну, так уж и быть, позволит болезни себя победить... Нормально ли это — так мало прожить? Не более, чем, не моргнув, говорить, что в школе ей, в общем, не так уж и плохо, что им за нее волноваться не стоит, что приступы паники больше не в моде, что высказать что-то она уже может... Естественно, это не так. Естественно, что ненормально. Но разве ее в том вина, что в жизни иначе нельзя: приходится переступать, приходится лгать и страдать, приходится переживать, приходится что-то решать...

Чтоб выжить в той школе, где учится Рози, десятки и сотни таких же, как Рози — напуганных, красных, бесправных «никто», по давней традиции делают то, что Рози не делать, ну, просто не может. Когда их как будто случайно толкают, пинают «нечаянно» в грудь или спину, когда «ненароком» швыряют их книги, когда отбирают их сэндвичи с пастой, когда проливают за шиворот сок, когда донимают издевками в классе — «никто» неизменно молчат. Ведь в некотором роде, они, как и Рози, ну, просто, не в силах хоть что-то сказать. И это, пожалуй, их делает ближе — как если бы все они были больны, как если бы все они были людьми, живущими вместе, как члены семьи. А в семьях друг друга никто не бросает, и даже кавычки как будто сползают, когда у «никто» появляется кто-то родной. Вот только никто среди сотен «никто» еще никогда ведь не делал того, что сделала храбрая Рози. Ну, то есть не Рози, а Та... Которая Вышла Из Тени. Которая Всех Назвала. Которая Все Изменила, Когда Приучила К Тому, Что Быть Кем Угодно Не Только Тайком, Но Даже В Реальности — Можно.

Звезда Интернета, Поборница Правды, Святая Тереза с душою Ассанжа, она завела этот блог, устав от бесплодных мечтаний на тему Больших Катастроф, которые как-нибудь вдруг, ну, просто разрушат все здание школы, оставив, пожалуй, лишь книжные стенды да чайную розу в горшочке. Но стать Во Главе Той Войны, которая, как ураган, начавшись на юге страны, поднимется вскоре до самых верхов, круша всех и вся на пути? Такого она не хотела. Ну, правда же, ведь не хотела! Хотя... что уж там — ей зверски понравилось быть «Мисс Никто». Понравилось чувство свободы, которое в ней поселилось, едва «Мисс Никто» появилась, чтоб высказать все за нее. Ей просто понравилось быть — быть просто услышанной тут: в реальности этого мира, который она не любила, пока не могла говорить, пока не умела стоять — стоять за себя и за правду, пока не училась сражаться, терять, рисковать, извиняться, пока не хотела решаться, — пока все не вышло вот так... Как было задумано Уинтер.