18+
12.10.2016 Тексты / Статьи

​Проблемные книжки Ульфа Нильсона

Текст: Наталья Медведь

Обложка предоставлена ИД «Самокат»

Об особом языке Ульфа Нильсона и Эвы Эриксон рассказывает обозреватель Rara Avis Наталья Медведь.

Детская литература Швеции давно стала заметным явлением. Она все глубже запускает корни в современную культуру детства. Шведские авторы прошли долгий путь и в совершенстве освоили принцип общения с детьми — от равного к равному, когда взрослый, условно говоря, приседает, чтобы быть на одном уровне с ребенком. В том, что касается детских книг, шведы собаку съели, у них почти сверхъестественные способности — умение избегать фальши и балансировать между сложностью темы и легкостью ее подачи. Как им это удается, можно понять на примере творчества детского и подросткового писателя Ульфа Нильсона. На русском языке выходило несколько его книг для дошкольников, все они были оформлены иллюстратором Эвой Эриксон, с которой Нильсона связывает многолетнее сотрудничество.

Оба автора заслуженные, имеют за плечами международные и национальные премии и серьезные библиографии, и того и другого можно смело отнести к числу мэтров современной детской литературы. Хоть они не всегда работают в паре, все же книги Ульфа Нильсона, проиллюстрированные Эвой Эриксон, занимают почетное место в творчестве каждого.

Иллюстрация предоставлена ИД «Самокат»


Встреча российских читателей с Эриксон и Нильсоном произошла без малого десять лет назад, когда на русский язык была переведена их знаменитая книга «Самые добрые в мире» («Самокат», 2007), а в 2016 году у нас вышли сразу три их совместных работы.

Современные детские книги часто заигрывают со взрослыми, будто подмигивают родителям из-за плеча ребенка. У Ульфа Нильсона и Эвы Эриксон такое категорически невозможно. Тексты тщательно подгоняются под предполагаемый возраст читателя, все — от слов в диалоге до темпа развития сюжета — подчинено авторскому замыслу и стремится сделать его настолько понятным, чтобы ребенок самостоятельно во всем разобрался. И главное никакой двойной адресации, читатели здесь — дети.

Да и зрители тоже. Карандашные рисунки Эвы Эриксон выглядят мягко, отчасти интимно. Для них характерны округлые, гладкие контуры, мелкая тонкая штриховка с ее шероховатой фактурой и глубокие многослойные, но приглушенные цвета. Герои книг выглядят хрупкими и нежными, но в тоже время они открыто и без стеснения выражают свои чувства, вызывая симпатию и доверие. У Эвы Эриксон особый талант к расставлению верных эмоциональных акцентов. В работе с текстами Ульфа Нильсона это приходится кстати: когда писатель заостряет внимание на действиях и поступках персонажей, иллюстратор помогает обозначить эмоциональный горизонт сюжета.

Нильсон, У. Самые добрые в мире / Пер. А. Поливанова. — М.: Самокат, 2007. — 32с.


Знакомство со стилем Нильсона и Эриксон произошло с помощью погружения и до сих пор живо в памяти заинтересованных. «Самые добрые в мире» были переведены в 2007 году. Эту книгу причисляют к эпохальным изданиям, в определенный момент расширившим опыт российских читателей, она определенно относится к современным детским книгам, вызвавшим наиболее противоречивые реакции взрослых.

Объяснение кроется в сюжете. Трое маленьких детей заскучали, но нашли способ развеяться — увидели мертвого шмеля и устроили ему похороны. После шмеля они взялись за погребение крота, хомяка, петуха, и даже создали ОАО «В добрый путь», мечтая закопать кого-нибудь покрупнее, вроде дикого кабана. Думаю, не стоит пояснять, откуда взялось родительское недовольство. Конечно, суть истории не в изображении детской черствости и не в пустом эпатаже. Изящество, с которым Ульф Нильсон несколькими легкими фразами обозначает перемены в детском восприятии смерти, заслуживает оваций. Досадно, что этот посыл считывался далеко не всеми родителями. Главные герои обставляют похороны «по-взрослому» (подыскивают гробики, сооружают кресты, поют придуманные тут же псалмы), но остаются в игровом регистре, пока на их глазах один дрозд, посмертно нареченный Маленьким папой, не разбивается об оконное стекло. Столкновение с реальной смертью нос к носу меняет настроение детей, они хоронят дрозда с особыми почестями и искренне скорбят.

Иллюстрация предоставлена ИД «Самокат»


«Я прижал дроздика к груди и прочитал стихотворение. Маленький папа был все еще теплый. Земля была холодная. <...> Когда я произносил слова, у меня в горле был какой-то комок. Эстер плакала. Нас всех охватил трепет» * — (Нильсон, У. Самые добрые в мире / Пер. А. Поливанова. — М.: Самокат, 2007. С.30) .

Книга пронизана мыслью о том, что игра может стать источником возвышающего эмоционального опыта, и это угадывается в ироничном заголовке «Самые добрые в мире». Но он не столько про героев, сколько вообще про детей и особенности накопления и проживания ими жизненного опыта. Дети по умолчанию не злые, они просто со многим еще не сталкивались, как с радостным, так и горестным. Важно и другое — в книге нет ни одного взрослого. Свободная детская игра без всякого руководящего или направляющего воздействия приносит поразительные плоды и прирастает чем-то особенно человечным. Это ключевой элемент стиля Ульфа Нильсона — дать детям свободу разобраться самостоятельно.

В недавно изданных трех книгах — «Один на сцене» («Самокат», 2016), «Одни на всем белом свете» («Самокат», 2016) и «День с мышиной пожарной командой» («Самокат, 2016») — хотя стиль авторов и узнаваем, нет ни намека на скандальность, если сравнивать с нашумевшей «Самые добрые в мире», но и эти издания охватывают важные темы, к которым часто обращаются современные детские авторы. Автор говорит о чувстве страха, переживании одиночества, основах социальной ответственности — все эти проблемы для детей актуальны сегодня.

Нильсон У. Один на сцене / Пер. Мария Лаптева. — М.: Самокат, 2016. — 32с.


«Один на сцене» и «Одни на всем белом свете» названия звучат похоже, но тексты этих книг кардинально расходятся. В первой истории мальчик преодолевает страх публичного выступления благодаря поддержке младшего брата, а во второй главный герой придумывает себе исчезновение родителей и уже сам прилагает невероятные усилия для того, чтобы предполагаемая катастрофа не омрачила жизнь братика. Заметно, что герои книг меняются ролями — в первой младший брат проявляет себя отменным кризисным психологом, а во второй старший утешает и заботится о малыше, но разрешение конфликта в обеих остается в плоскости детского мира, вход взрослым воспрещен. Иллюстрации созвучны затрагиваемым проблемам. Чувство страха одной книжки дает о себе знать в тревожном освещении сцены, в диссонансе между улыбками одноклассников и понурым видом главного героя, в его растерянности посреди праздничной суматохи. Одиночество из другой сквозит в блеклых осенних красках, отсутствии зелени, пасмурном небе, в теплой одежде детей. Видно, что холодная погода выступает метафорой тревоги, душевной опустошенности. Эва Эриксон рисует очень схожие по стилю рисунки, но внимательна к настроению и мотивам сюжета.

В «Один на сцене» жизнерадостный и активный мальчик, не стесняющийся исполнять дома на пару с братом дурашливые песенки, испытывает ужас при мысли о выступлении на школьном празднике.

«А что, если я забуду слова? Будет настоящая катастрофа! А если я буду заикаться? Вдруг родители будут кидаться в меня тортом? Может, школа закроется и учительница останется без работы?» * — Нильсон У. Один на сцене / Пер. Мария Лаптева. — М.: Самокат, 2016. С.13.

Учительница ограничивается поддержкой с привкусом аутотренинга: «Ты справишься с этим заданием, все будет хорошо», а родители взахлеб планируют, какой именно торт они принесут к праздничному столу в школу. И когда во время праздника вконец ошалевший от тревоги мальчик сбегает в раздевалку отсидеться, пока весь этот кошмар не рассосется, только младший братик отправляется на его поиски, и пара его наивных, но попавших в точку фраз помогает брату вернуться в зал и выйти на сцену. Мальчик триумфально произносит свои реплики, а потом в качестве бонуса исполняет фирменную дурашливую песенку — победа над страхом полнейшая. И это хороший ход для расхожего, но не теряющего актуальность сюжета о преодолении страха. Справедливости ради надо сказать, что взрослые представлены в виде статистов ни в коем случае не для того, чтобы продемонстрировать их нечуткость и неспособность вовремя откликнуться на потребность ребенка. Тут проявляется сознательно выбранный ракурс: на переднем плане дети, их мысли, чувства, страхи, общение, взаимопомощь. В общем, учительница была права — дети действительно справятся.

Нильсон У. Одни на всем белом свете/ Пер. Мария Людковская. — М.: Самокат, 2016. — 40с.


Этот же прием используется и в «Одни на всем белом свете». Главный герой путается в определении времени — он только-только научился самостоятельно пользоваться часами, поэтому мальчик решает, что его родители пропали. Раз они вовремя не пришли, значит с ними что-то случилось, и вот уже закрадываются мрачные мысли о страшно аварии с участием грузовика. Но и тут ребенок предпочитает оставаться в своем детском мире, он не идет к учителю или соседям за помощью, а ищет близкого человека — младшего брата, и тайком уведя малыша из яслей, решает взять за него ответственность на себя.

«— Теперь мы с тобой одни, — сказал я. — Одни на всем белом свете. Но не бойся, я о тебе позабочусь. Все будет как всегда» * — Нильсон У. Одни на всем белом свете/ Пер. Мария Людковская. — М.: Самокат, 2016. С.7 .

Детская самостоятельность здесь очаровательна и слегка иронична. Попытки братьев построить собственный дом, приготовить еду и даже сконструировать, а потом и посмотреть телевизор однозначно отсылают к ролевым играм. Однако интрига в том, что происходящее для главного героя не игровая, а самая настоящая реальность. Это единственный посыл, который способны считать в книге только взрослые. В остальном все очень детское, как и финал, с предсказуемым восстановлением целостной картины мира — приходят родители и рассказывают про перепутанное время и свое беспокойство, и все живы и счастливы.

Нильсон У. День с мышиной пожарной командой / Пер. Мария Лаптева; ил. Эва Эриксон. — М.: Самокат, 2016. — 40с.


Особняком стоит четвертая из изданных у нас книг, «День с мышиной пожарной командой». На первый взгляд, повествование идет совсем в другом русле — сказочная история о помощи и ответственности с остросоциальным подтекстом, но и здесь мерещатся отголоски «идеологической» установки авторов — рассказывать детям истории, которые те прочувствуют в полном объеме, опираясь на свой личный опыт. Иллюстратор здесь вторит писателю и рисует сюжетные, динамичные картинки, дополняющие и поясняющие текст. Акцент смещается с раскрытия эмоционального состояния персонажей на улавливание сути происходящего, на поведение и поступки действующих лиц. Использование банальных сказочных персонажей — мышей — сокращает дистанцию между читателем и затрагиваемыми в книге трудными вопросами.

В благополучной мышиной стране за порядком следит пожарная команда, но она не столько тушит пожары, потому что их попросту в цветущем краю не бывает, сколько помогает в более широком смысле — накормит голодных, утешит отчаявшихся, отыщет заблудившихся. Это полноценная служба социальной поддержки. Ее деятельность вызывает недовольство влиятельного гражданина, считающего, что каждый должен блюсти свои собственные интересы, а голодные и нуждающиеся пусть решают свои трудности сами. В противоборстве пожарных, следующих максиме «Пожарные спасают всех и каждого! И не важно, по чьей вине случилась беда» * — Нильсон У. День с мышиной пожарной командой / Пер. Мария Лаптева. — М.: Самокат, 2016. С.31. . и махрового прагматизма вкупе с душевной черствостью обеспеченного горожанина раскрываются многие острые проблемы современного общества, и далеко не только шведского. Иногда и мыши способны в детской книге сказать веское слово.

Иллюстрация предоставлена ИД «Самокат».


Несмотря на детскую адресацию книг Ульфа Нильсона и Эвы Эриксон, их чтение может оказаться и для взрослых полезным и приятным занятием — этаким тестом на родительскую гибкость. За кажущейся легкомысленностью сюжетов, даже когда они затрагивают непростые вопросы, можно разглядеть возможность поучиться у авторов умению гостить внутри детского мировосприятия. За этим умением стоит стремление быть вежливым и признательным гостем, а не директором-распорядителем в жизни ребенка — на самом деле скрывается та самая эмпатия, которую взрослые так старательно развивают в своих детях, в том числе с помощью литературы. Возможно, это главный урок шведских авторов — дети учатся у нас, мы учимся у них.

Другие материалы автора

Наталья Медведь

​Холокост в дневниках Маши Рольникайте

Наталья Медведь

​Квест или путеводитель?

Наталья Медведь

​Ботева. Где празднуется жизнь

Наталья Медведь

​Калиновский. Выхватывая образы

Читать по теме

​Лучшие книги о Рождестве

Марина Соломонова, владелец комнаты-магазина «„Диккенс и Марианна" (книги и открытки)» (СПб), рассказывает Rara Avis о своих любимых рождественских историях.

29.12.2015 Тексты / Статьи

​Валентина Степченкова: «А Карлсон — отрицательный герой»

Лекция филолога, переводчика и преподавателя Шведской школы в Москве Валентины Степченковой о том, какие книжки шведы читают своим детям.

19.01.2016 Тексты / Статьи

​Ульф Нильсон: «Я редко плачу из-за книг»

Известный детский писатель Ульф Нильсон рассказал корреспонденту Rara Avis Нике Чарской-Бойко о лишних фактах, любимых книжках и надежде.

21.06.2016 Тексты / Интервью

​Неизвестный Гуннар Экелёф

Переводчица со шведского Надежда Воинова рассказала о том, кто такой Гуннар Экелёф и почему поклонники Стига Ларссона должны прочесть «Мёльнскую элегию».

29.08.2016 Тексты / Интервью