Гласс Ф. Слова без музыки: Воспоминания. / Пер с англ. С. Силаковой. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017. — 472 с.

То, что классиками не рождаются, а становятся — понятно. Вечный вопрос: как?

Воспоминания Филипа Гласса «Слова без музыки» — попытка ответить на этот вопрос. «Как» задает общий тон всей книге. Как писать и ставить оперы, как создавать музыку к фильмам. Есть даже советы, как следует работать со свинцом в сантехнике и с гипсокартоном в строительстве.

Гласс, естественно, отдает дань мемуарной традиции: рассказывает о своей семье, детстве, годах ученичества, скитаниях, творческих поисках, собственных убеждениях и художественных пристрастиях. Но все это подчинено одной цели — разъяснить, показать, каким образом бывший грузчик, слесарь и таксист умудрился стать одним из ведущих композиторов современности.

«Ребята, всего этого можете добиться и вы!» — такого рода посыл лежит в основе книги.

Во всем, что пишет Гласс, содержится известная доля практицизма. «Слова без музыки» не полный самодовольства рассказ знаменитости о себе любимом, а сборник полезных советов по поводу того, как добиться успеха, обрести собственную творческую манеру. Но не только. Мемуары Гласса еще и моральное наставление читателям. Годы занятия йогой и у-шу, видимо, сделали свое дело. В «Словах без музыки» известный композитор выступает как гуру, наставник, учитель, который делится не только секретами творческого мастерства, но и обретенной мудростью.

При этом книга лишена всякого снобизма. Наоборот, подкупает простотой интонации, обращением к читателю как к равному. В своих мемуарах Гласс, скорее, собеседник, который делится сделанными открытиями, чем лектор и проповедник.

«Музыка—деньги-музыка» — вот формула реального искусства

Музыка для Гласса имеет первостепенное значение. Но одного призвания и способностей здесь недостаточно, необходима тяжелая работа, без которой не достигнешь вершин: «У меня было наивное, но, должно быть, правильное убеждение: если написать достаточно много, количество музыки перейдет в качество». Кроме того, творчество не столько дорога в бессмертье, сколько способ заработка, к тому же не всегда самого легкого. «Я с раннего детства видел, как покупатель дает папе пять долларов и получает взамен пластинку. Не счесть сколько раз я видел этот обмен: деньги — музыка, музыка — деньги. В моем понимании это было нормально. „Ага, вот как устроена жизнь“, — думал я. Мне никогда не казалось, что в этом обмене есть что-то аморальное».

Как не похож подобный взгляд на распространенное до сих пор у нас представление о творчестве, как процессе несуетном, величавом и абсолютно бескорыстном. Никаких муз и озарений в романтических тонах, только смекалка, усидчивость и расчет на дивиденды в будущем. «Музыка—деньги-музыка» — вот формула реального искусства, которой не мешало бы поучиться.

Конечно, вряд ли, Гласс откровенен до конца. Каждый из нас створит из своей жизни миф. Но если у одних он держится на выдумке и фантазии, чье назначение состоит в окружении сферы творчества аурой таинственности и многозначительности, то у Гласса, напротив, задачи совершенно другие — развенчать, десакрализировать пространство искусства. В своей автобиографии он создает миф о современном ремесленнике, человеке, в основе творческих достижений которого лежат своего рода изобретательность, техническое мастерство и богатый жизненный опыт.

Опыт, если судить по книге Гласса, вообще главный ключ к успеху на поприще современного искусства. Его разнообразие — обязательное требование эпохи. Творческий человек призван не просто раздвигать границы хорошо знакомого, он должен выходить за пределы комфортной зоны. «Мы, очевидно, прикованы к своей собственной культуре, — пишет Гласс. — Осмысляем мир строго определенным образом, так как нас научили его видеть... Но сделать шаг за пределы этого мира... Да, это тоже возможно».

«Слова без музыки» повествуют о том, как это делается. Описывается каждый шаг. Сперва, выход за пределы родного Балтимора. Затем, за рамки ожиданий родственников и родителей («Поедешь учиться музыке — закончишь как твой дядя Генри: всю жизнь будешь мотаться по чужим городам и ночевать по гостиницам»). Далее, за границы определенного стиля и направления («Мы упивались многообразием: в результате принципы формировались скорее благодаря разноголосице, чем единогласному консенсусу»). После, переход к синтезу и взаимодействию искусств (литература, кино, театр, графика и скульптура). И, наконец, движение за рубежи, очерченные искусством (религия, наука, философия, гражданский активизм).

Общий вывод, который можно вынести из книги Гласса, сводится к очевидному: заниматься в современную эпоху только музыкой, театром или литературой, ограничить себя узкопрофессиональной сферой, значит закрыть для себя все возможности стать полноценной творческой личностью. Искусство (тем более отдельная его область) — лишь часть многообразной действительности.

...его мемуары превращаются в своеобразный каталог художественных исканий второй половины XX столетия

Гласс, рассказывая о своих студенческих годах, вспоминает, как приехав в Чикаго учиться, «заразился и чикагской литературой, и чикагским джазом, и чикагским фолком». Заражение — характерное слово. «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота». Но здесь отнюдь «не много что-то», как считалось в эпоху Барто. Времена изменились. Теперь обязательна разносторонность. Галактики театра, музыки, изобразительного искусства сближаются. Концептуальное продвижение в одном из видов искусства, может стать источником революционных идей для другого, запаздывающего в развитии. Многие сферы творческой деятельности освобождаются от иллюзии собственной самодостаточности, все находится во взаимосвязи и взаимозависимости. Картинка в кино требует абсолютно другого подхода к созданию музыки, а музыка, в свою очередь, начинает определять изменения в облике театра.

На протяжении всей книги мы видим, как Гласс открывает для себя новые мировоззренческие горизонты, с каким интересом откликается на все неизведанное: будь то индийская музыка, театральные постановки, искусство перформанса, Тибет, йога или джаз с рок-н-роллом.

Поэтому его мемуары превращаются в своеобразный каталог художественных исканий второй половины XX столетия. Здесь и поп-музыка пятидесятых («она нравилась мне своей живостью, изобретательностью и юмором тоже»), ранний рок-н-ролл («меня восхищало, сколько во всем этом необузданной энергии»), додекафония и первые хэпеннинги, современная живопись, новации в литературе, экспериментальный театр, постмодернизм.

«Придется разобраться и в этом» — еще одна принципиальная установка, исповедуемая Глассом, подчеркивающая рациональное, сознательное отношение к тому потоку новых идей в искусстве, который обрушивается на него. Дело не в восхищении, а в овладении смыслами и техниками. Гласс погружается в одну традицию за другой, и для того, чтобы расширить горизонты своего знания и затем, чтобы поставить то, что он узнал себе на службу.

В итоге «Слова без музыки» становятся не столько рассказом о вхождении человека в мир, и тем более о его покорении, сколько о том, как важно впустить мир в себя. Мало открыть для себя реальность. Следует самому стать открытым.