Келлер Э. Против течения / Пер. с итал. Л. Каца; ил. В. Труттеро. — М.: Пешком в историю, 2019. — 96 с. (Комиксы)

Нежно плавило веки лимонное солнце. И под музыку из граммофона мысли медленно плыли, как сонные лодки. Пахло чем-то заманчиво-сладким. И казалось, что этот покой никому не под силу разрушить. Только сдержанный плеск вечно мокрой воды, как обычно, заставил очнуться. Ничего не случилось, конечно. Но могло ведь случиться? Бесспорно! Потому что вода, как известно, вероломна и очень опасна. Хоть и делает вид, что свежа и нежна в этот солнечный, тёплый и ласковый день, где-то в мае двадцатого года. Только Эмили, ну, и, конечно, Гертруда — героини картины, которую вам, точно фильм, предстоит посмотреть, — это мнение не разделяли.

В огромной белой шляпе и тёмно-синем платье, под зонтиком от солнца, прищурив левый глаз, она сидела в кресле, похожем на шезлонг, и пристально следила за этой подозрительной и крайне невоспитанной водой, всегда готовой плюнуть в правый глаз, обрызгать руки, намочить подол, а то и унести подхваченную ветром шляпку. Так выглядела дама из Нью-Йорка, всерьёз считавшая, что реки и озёра нужны затем, чтоб «ими любоваться из окна» или в хорошую погоду устраивать пикник на берегу. Такой она была всего лишь сотню лет назад: изящная, капризная, пугливая и слабая — ну, в точности как роза, которую для Маленького Принца создал Экзюпери. Такой её привыкли видеть, любить и принимать порядочные, добрые, наивные мужчины в нарядных котелках, отглаженных сорочках и замшевых перчатках, обычно надеваемых для управления сверкающим в лучах кабриолетом, в котором даму можно даже прокатить и, вероятно, этим жестом покорить. Такими их — больших детей своей обворожительной эпохи — изобразили Келлер с Труттеро, чья книга начинается с того, как юная Гертруда Эдерле вручает нечто липкое и тёмное орущему, как сотня поросят, младенцу. И тот, точнее, та — малышка Эмили, её кузина — внезапно замолкает, прижав к довольному лицу свой самый первый и довольно странный, не очень-то красивый и вроде бы не нужный, но, право, удивительный подарок.

Пожалуй, следует сказать, что всё, случившееся после, произошло на самом деле. Американская пловчиха Гертруда Эдерле (1905 — 2003) установила мировой рекорд по плаванью фристайлом, когда ей было двадцать лет, а женщинам-атлетам всего двумя годами ранее со скрипом разрешили плавать на соревнованиях без непременных до сего события чулок (но при условии, конечно, что, выйдя из воды, они немедленно набросят на себя способные прикрыть их наготу халаты). Затем она завоевала три медали на Олимпиаде (включая золотую в эстафете 4×4). А годом позже, в двадцать пятом, Гертруда попыталась переплыть Ла-Манш. Иначе говоря, она была реальной — такой же плотной, как мы с вами, такой же настоящей, как все её медали, такой же твёрдой, как шаги, которые и привели её к вершине славы, пьедесталам и на страницы биографий, статей в газетах и журналах, спортивных приложений, альманахов и той истории, что сочинила Элис Келлер, а Вероника Труттеро нарисовала. Хотя она ведь в эту книгу «взаправду» заглянула только раз: вручила Эмили подарок и тут же укатила прочь. А Эмили — плод вымысла своих создателей — осталась: с гигантской чёрной тряпкой в кулачке и влажным зёрнышком в груди. Однако вряд ли тот ребёнок, который прочитает эту книгу, осмелится сказать, что всё, случившееся с нею после, было ложью.

Она любила воду — прозрачно-голубую в ясный день, зеленовато-серую в грозу, стальную — хмурым утром, кирпично-красную — в момент заката, холодную, как лимонад со льдом, и тёплую, как шоколад в пузатой чашке, покрытую шершавой рябью и гладкую, как пол. Кузина Эмили, которой у Гертруды Эдерле на самом деле не было, любила воду так же сильно, как старшая «сестра». И как она, всегда прислушивалась к голосу, который доносился изнутри, а не снаружи. И тоже строила немыслимые планы. И шла навстречу собственным мечтам. Но главное, она сумела сделать то, что не смогла ни Хелен Вайнврайт, ни Амелия Гейд Корсон: а ведь они умели плавать и были «настоящими» людьми. А всё же только Эмили, с её дрожащими от холода губами и худенькими ручками подростка, смогла Гертруду «потеснить» — по крайней мере, в этой книге, где путь до островка, который возвышался в центре озера, равняется пути через Ла-Манш.

Гертруда слышит, как звонит её будильник (в сороковом году, когда совсем оглохнет, она откроет школу плаванья для маленьких детей, лишённых слуха, и будет в ней преподавать до самой смерти), зевает и минуты две лежит, потом встаёт и приступает к долгим и тяжёлым тренировкам, «забыв» про лень, про непогоду и тоску, про боль в суставах, одиночество и мнение скептически настроенных спортсменов, обычных зрителей и репортёров-женщин, — «забыв» про всё, что может помешать достигнуть цели. Наверно, ей порой хотелось это дело бросить, но что-то там, в груди, всегда протестовало, и побеждала сила воли. Наверно, так и было. Но мы не знаем точно. И Вероника Труттеро, и Элис Келлер этого не знали. И даже Эмили, её «кузина», не знала о Гертруде ничего, о чём бы журналисты не писали, — а всё же верила, старалась верить в то, что так оно и есть: её фантазии, её мечты, надежды, планы и картинки в голове, — всё это правда. А значит, и она на что-то в том же роде, наверное, способна.

Вот почему она всё лето напролёт под платье надевала «тот» купальник: ужасно скользкий и блестящий, большой и чёрный, как косатка, — чудесный, ах, какой же всё-таки чудесный и правильный подарок от Гертруды, приведший маму с бабушкой, сестёр и тётушек в неописумо прекрасный ужас. Вот почему она тайком тренировалась: ныряла в озеро с разбегу, стремительно всплывала, порывисто глотая воздух, как маленькая жаба, и колотила по воде руками и ногами, стараясь удержаться на поверхности. Вот почему училась плавать по инструкциям, сверяя ощущения со схемами в учебниках по плаванью. Вот почему неделями штудировала книги с подробным описанием различных техник кроля или брасса. Вот почему все стены в комнате обклеила портретами кузины и вырезками из газет, где та стояла на высоком пьедестале с медалью на груди и волосами в капельках воды. Вот почему, в конце концов, свела знакомство с молчаливым Лео, что жил за милю от их дома и был единственным на свете человеком, который не смеялся, когда его подруга вслух мечтала о том, как рано или поздно она сумеет стать такой же, как Гертруда — великая Гертруда — её кузина Труди Эдерле. Теперь всё ясно, да? И правда, очевидно, в том, что Эмили «на самом деле» всё-таки существовала. Как часть Гертруды. Как ребёнок, который в этой женщине, возможно, никогда не засыпал. Она стояла на французском берегу и собиралась прыгнуть в воду, чтоб выйти из неё, ступив на землю англичан. А Эмили, которая на протяжении всей книги старалась от «сестры» не отставать, в тот самый день и в ту же самую минуту примчалась к озеру, где столько лет тренировалась. И плеск воды, который в скором времени раздался, был слышен там и слышен здесь, хотя пловчихи находились на расстоянии трёх с лишним тысяч километров — иначе говоря: на расстоянии любви. И в этом странном, но прекрасном факте, должно быть, тоже заключалась своя правда, которую увидели и поместили в облако, парящее над головами, придумавшие этот дивный комикс Элис Келлер и Вероника Труттеро.