Новую постановку драматурга Александра Галина «Аккомпаниатора» на сцене театра Джигарханяна я успел посмотреть уже два раза. Но не потому, что она так сильно меня захватила. Если я буду утверждать это, никто не поверит — все понимают, что современный мир слишком открыт и разнообразен, а человек стал настолько жаден до информации и впечатлений, что в одну и ту же реку без особой надобности (просто ради удовольствия или познания) он не захочет войти дважды.

Дело же было вот как. Сразу вслед за пресс-показом ни рецензии, ни отзыва я не написал, а потом замотался, закрутился, уехал, вернулся и снова уехал — и впечатления стёрлись из памяти, и эмоции поблекли в сердце, и «слово позабыл, что я хотел сказать». А написать хотелось. Поэтому пошёл смотреть «вдругорядь», как сказали бы в прежние времена, и смотрел с не меньшим, чем в первый раз, удовольствием. Это говорит о том, что спектакль живой, цветущий и пахнущий — такой, что, знаешь ты сюжет или нет, он тебя чем-то захватывает, заволакивает и не отпускает до финала. Кстати, пахнет и заволакивает в основном табачным дымом. Одна из героинь, Кораблёва, то и дело закуривает. А дым, особенно табачный имеет какое-то непонятное, магическое свойство привязать человека к себе, к месту. Реже — наоборот, оттолкнуть. Чтобы не возникло подозрения, будто это всего лишь мое странное восприятие дыма, скажу, что наблюдал и за его влиянием на других людей.

Итак, лирическая комедия Андрея Крупника.

Действие происходит в квартире «важной вдовы большого человека» Жанны Владимировны Кораблёвой (её играет заслуженная артистка Автономной Республики Крым Татьяна Поппе). Она написала книгу воспоминаний. Стопки ещё не распакованных книг, уложенные друг на друга и используемые иногда в качестве стула, лежат в левом углу квартиры-сцены. Торшер около них, чуть поодаль — журнальный столик с графином и гранёными стаканами на нём. И с пепельницей, разумеется. Кресло и стул. Пианино. В правом углу — другой столик, повыше, на трёх ножках, с барабанным телефоном. Высокая, в два этажа, стена, выложенная досками так, что можно принять её за громадный шкаф, пока не заметишь, что в ней есть двери, а когда они открываются, в них виден вход в прихожую с одной стороны и в кухню с другой. И конечно, самый «говорящий» предмет, дающий опознать время происходящих событий — телевизор. Возможно даже, что сохранившийся чёрно-белый — мы точно не можем определить, потому что он обращён к нам тылом, но ощущение создаёт о себе именно такое. Хозяйки и гости то и дело включают и выключают его: там передают то «В мире животных», то песни Вадима Козина, к которому резко проснулся интерес в первые годы постсоветской жизни, а то и «Угадай мелодию», по которой мы ясно представляем о каком времени идёт речь.

За «важной вдовой» ухаживает молодой человек Григорий, музыкант, оказавшийся без работы (актёр Михаил Лукин). Он ходит за покупками, готовит, убирается в квартире, вычитывает главы книги воспоминаний, выполняет другие поручения — в общем, оказывает ей всевозможные социальные услуги, и вдова уже собирается усыновить молодого человека.

Зритель настраивается на какой-нибудь мошеннический пассаж

Но однажды в дверь квартиры Кораблёвой звонят, и входит другая старушка — Светлана Васильевна Сверчкова (актриса Лариса Крупина). Тут и завязывается интрига пьесы. Оказывается, этот же Григорий «ухаживает» ещё за двумя одинокими пенсионерами, обещавшими оставить ему в завещание свои жилплощади — за ней и за стариком Изольдом Тимофеевичем Кукиным, «кукиным сыном», как он о себе шутит (актёр Иван Гордиенко). И вот теперь Светлана Васильевна, заподозрив неладное, поспешила собрать всех жертв вместе и выработать дальнейший план действий. «Посудите сами: если у Гришки три завещания в кармане, чего ему ждать-то?! Какой смысл ждать? Ему там, наверно, стук молотков по ночам снится. Понимаете, под каким топором вы живете?».

Зритель настраивается на какой-нибудь мошеннический пассаж — иначе зачем, и в самом деле, было надо «прятать» стариков друг от друга? Однако появление Изольда разряжает обстановку. Он не верит этим сплетням, объявляет женщин дурами и открыто встаёт на сторону Игоря (так он называет Григория в память о своём умершем попугае). Из напряженного детектива история превращается в комедию. Под конец возникает даже ситуация, когда старики вынуждены скинуться, чтобы «перекупить» аккомпаниатора у более успешной пенсионерки. Но, конечно, финал у этой истории грустный, как и положено в подобных случаях.

Между прочим, в постановке присутствует момент некоторого мужского шовинизма. Немного забавного, не очень обидного для женщин, но судя по реакции зала, не слишком агрессивного — вероятно, потому, что он исходит от пожилого, достаточно доброго и смешного человека, а актёр оказывает герою дополнительную поддержку своей обаятельной игрой. Почти каждая реплика и каждая реакция на слова и действия партнёра вызывает у зрителя хохот или аплодисменты. Тем не менее шовинизм этот временами проглядывается хотя бы как штрих эпохи. По крайней мере, мне пришла эта мысль, когда Кукин на чём свет стоит ругает женщин, а все зрительские симпатии остаются на его стороне. И действительно, одна — дурочка, на пустом месте затеявшая путаницу. Именно такою её представляет актриса — бабкой с вечно наполненными всякой всячиной пакетами и сама запутавшейся в них. Другая — вредина и злюка, не желающая лишний раз улыбнуться; третья, жена Григория, которая появляется только в разговорах — почти шарлатанка. Но это мимолётное настроение, появившееся ненадолго в середине спектакля, к концу вытесняется другим — грустным раздумьем об уходящей жизни.

Спектакль в первую очередь об одиночестве. Одиночестве старых людей. Уходящих. Причём, одиночестве не только физическом. Потому что у старика Изольда, например, полно по свету, как он выражается, «кукиных детей», которые ему внутренне не близки и с нетерпением ждут его смерти. Он же тянется к аккомпаниатору, в котором почувствовал бескорыстную привязанность.

Несколько слов надо сказать об отношениях Гриши и Кораблёвой в интерпретации Лукина и Поппе. Точнее, её — к нему. Хотя Жанна Владимировна и готовит документы на усыновление, но актриса, представляющая нам свою героиню гибкой, быстрой в движениях, с тоскливым напряжением в голосе, наводит на мысль, что перед нами разыгрывается вовсе не старческая привязанность, а скорее отчаянная влюблённость, страшащаяся открыться. Ничего старушечьего в ней, конечно, нет. И когда она кричит: «Я тебя никому не отдам!» — сомнений не остаётся.

А финальная песня в исполнении всей троицы стариков звучит не только как обращение к человеку, но и к уходящей жизни

Не уходи, тебя я умоляю,
Слова любви стократ я повторю.
Пусть осень у дверей, я это твердо знаю,
Но все ж «не уходи» тебе я говорю.