18+
05.09.2016 Тексты / Интервью

Элеонора Фрай: Язык для меня важнее

Беседовала Алена Бондарева

Фотография предоставлена «Про Гельвеция»

Швейцарская писательница Элеонора Фрай о прекрасной и злой России, орхидеях Пауля Целана и аутизме как особом пути в литературу.

— В своем романе «По дороге в Охотск» вы много пишете о пустоте. Пустота в мыслях, в жизни, в судьбе. Ваша героиня Софи говорит о том, что периодически мечтает о поездке в Никуда и жизни в Нигде. А еще Нигде почти для всех персонажей в начале книги — это Россия. Почему?

— Возможно, стремление к пустоте — это попытка выйти из узких рамок? Сделать шаг к свободе? Первый (или последний)? К незастроенной природе? Пустыня тут тоже подошла бы. Или море. Россия же возникает, потому что книга вдохновлена плаванием по Охотскому морю.

— А в самом Охотске вы бывали? Что вас больше всего поразило?

— Я была в Охотске летом 2012 года. Меня поразило то, что до Охотска почти невозможно добраться по суше. Выйдя за границы города, оказываешься в совершенно незастроенной, «пустой» местности. Среди множества диких зверей. Еще меня впечатлило то, с какой легкостью я могла общаться с местными школьниками на английском.

— Насколько я знаю, Транссиб еще со времен СССР привлекателен для европейцев. А как вы относитесь к этим мечтам проехать на поезде через всю страну? Спрашиваю, потому что для русских это стремление трястись в поезде по ж/д не очень понятно.

— Транссиб по-прежнему пользуется большой популярностью в Швейцарии. Привлекает не само железнодорожное странствие, а возможность, путешествуя, познать (erfahren) гигантскую страну. Мне и теперь хотелось бы увидеть Байкал и широкие сибирские реки, а не просто пролететь над ними. Время от времени останавливаться в городах и гулять по ним в сопровождении русскоязычных спутников.

— В сентябре вы едете во Владивосток. Вы там уже бывали? Каковы ваши ожидания?

— Во Владивостоке я еще не была. Была в Петропавловске-Камчатском, который, возможно, чем-то похож на него. Но предполагаю, что Владивосток больше, красивее и интересней.


Обложка предоставлена «Про Гельвеция»

— Герои «По дороге в Охотск» ни в чем не уверены. Один из персонажей, Роберт даже точно не может сказать, кто он. К тому же пространство, описанное в тексте, все время двоится. У каждого героя своя внутренняя Сибирь. Есть две Итаки: одна в Средиземном море — сказочная для детей Софи, связанная с Гомером, другая — в Америке, почти реальная, потому что там живет бывший муж Софи. То и дело возникает мифическая Аляска. А для вас, какой географический пункт реален и одновременно сказочен? И почему?

— Трудный вопрос. В путешествиях по миру у меня было много «сказочных» мгновений и переживаний. Повсюду — от Кореи до Антарктиды. Но и на моей родине, у северной границы Швейцарии, на Унтерзе, их тоже хватало. Восточная часть России, где я впервые побывала не так давно, произвела на меня сильнейшее впечатление. Хотя бы потому что об этих местах когда-то писал Чехов. И Шаламов, которого я прочла достаточно рано. Именно благодаря русской литературе — которую я, к сожалению, читала только в переводе — Россия всегда оставалась воплощением чего-то «сказочно» прекрасного, многогранного, таинственного и, да, злого.

— Существует ли книга или книги, которые как сочинение вашего персонажа Миши Пермь, в свое время захватывали вас и окружающих вас людей? Если да, то что это были за тексты?

— Такие книги встречались нередко. В особенности среди поэтичной прозы. Например, Франсис Понж. Но читающих людей всегда немного.

Сама я, вернувшись с берегов Охотского моря, должна была поделиться не переживаниями, а лишь впечатлениями — написать небольшой путевой очерк. Его опубликовал австрийский журнал «manuskripte». Но увиденное не отпускало меня, и я села за книгу. Поскольку материала было недостаточно, и я слишком плохо знала реалии русской жизни, роман получился любовным. Отрывки из первоначального путевого очерка даны в тексте курсивом.

— На одной из страниц вашего романа возникает Библия. Герои слова «Претерпевший же до конца, спасется» трактуют весьма неоднозначно. Вы сами религиозный человек? Что для вас лично значит эта фраза?

— Если я верно помню, в романе это место намеренно двузначно. Но я вполне могу представить себе и серьезное отношение к этим словам. Религиозна ли я? Я не принадлежу к какой-либо конфессии. Но у меня есть очень близкая подруга, долгое время руководившая всеми урсулинками Швейцарии и ставшая для своих «сестер» духовным авторитетом. Она часто приглашала меня к себе в монастырь, где я постоянно испытывала некоторое смущение от множества распятий. «Ты на верном пути», — однажды сказала мне подруга, заметив мои переживания. А на следующее утро призналась, что молилась за меня. И к этому я отношусь очень серьезно.

...хитросплетения текста для меня важнее так называемой красной нити

— Чем вас привлекла форма «нового романа»? Насколько она жизнеспособна сегодня, в эпоху постпостмодернизма?

— «Новый роман». Такие понятия, как «постпостмодернизм». Все это мне безразлично. А вот форма важна для меня так же, как при первом прочтении Натали Саррот. Она позволяет снять ограничения причинно-следственных связей и избежать прямолинейного развития сюжета во времени.

— Используете ли вы форму «нового романа» во всех своих книгах? И насколько путь постмодернистского взлома традиционных жанров вам близок?

— В каждой из своих книг я тем или иным способом ухожу от последовательного описания событий. Возможно, потому что хитросплетения текста для меня важнее так называемой красной нити.

— А как появился второй текст «Хотим увидеть медведей!»?

— «Медведей» мне заказала тогдашняя начальница детского издательства «SJW». Она влюбилась в рыжеволосых двойняшек из романа. Таким образом, у меня появилась возможность все-таки добраться до Охотска с горсткой своих героев и поделиться с юными читателями тем, что я видела во время семейной поездки по тамошним местам (реален в том числе и вертолет с дыркой в полу).

«Хотим увидеть медведей!» — небольшое сочинение, рассказывающее о путешествии Софи и ее детей в Охотск. Всю дорогу маленькие герои мечтают повстречать медведей, зудят об этом над ухом матери, которая то и дело отшучивается. Так и не отыскав бурых медведей, мальчик остается на корабле до Аляски, чтобы увидеть белых.

Справка RA:

Читать дальше


— Почему в Охотск Софи с детьми едет без Отто?

— Потому что Отто не получил место судового врача. И потому что он — явно не главная любовь в жизни Софи.

— Вы сами когда-либо видели диких медведей?

— Кажется, нет. Давным-давно в США и недавно в России я видела предупреждающие таблички. Но фантазия, конечно, разыгрывалась. Еще в России, как и герои детской книжки, я видела с борта корабля движущуюся точку.

— Вы были знакомы с Целаном, расскажите, пожалуйста, каким он вам видится в свете вашего личного общения?

— С Целаном я познакомилась в Париже, когда в двадцатилетнем возрасте сидела с детьми его друзей. Работу мне нашел их общий друг, и я всегда встречалась с Целаном, когда он заходил в гости. Целан подолгу разговаривал со мной, всегда по-французски, потому что по-немецки якобы говорить не любил. Мне, прежде всего, запомнилось, что он рассказывал о растениях в Вогезах («орхидеи, сплошные орхидеи»). Кажется, помимо поэзии, нас еще объединяла любовь к диким цветам. Хотя, разумеется, я лишь изредка отваживалась вставить словечко.

— А кто из знакомых вам классиков больше всего вас удивил и чем?

— Пауль Целан. Своим внимательным отношением, своей заботливостью. И совсем иначе — Фридрих Дюрренматт. Своим даром рассказчика и жизнелюбием.

Открывший меня литературный критик считал, что к писательству меня привел мой сын-аутист

— Вы много лет преподавали немецкоязычную литературу. Какие тексты были основой ваших рекомендаций студентам и почему?

— Поскольку мне почти не платили и в учебный план не ставили, со студентами я в основном занималась поэзией. Отдавая предпочтение трудным текстам — от немецкой барочной лирики до Целана. И Эрнста Яндля! (Веселая языковая акробатика на полном серьезе.) Потом Кафка с его точностью и неразгаданностью. Ильза Айхингер, Фридерика Майрёкер, Конрад Байер и другие. Еще Музиль. Как видите, не без австрийского перекоса. Занимались также английскими и французскими классиками, их взглядами на детство и так далее.

— Ваши издатели нередко отмечают, что вы не испытывали чьего-либо влияния как художник. Правда ли это? Существует такое мнение, что, только переболев чужой стилистикой, можно выработать свою. Как вы относитесь к этому утверждению?

— Может, так оно и есть. Открывший меня литературный критик считал, что к писательству меня привел мой сын-аутист, говорящий на языке, отличном от «нормального». Дескать, язык перестал быть для меня чем-то само собой разумеющимся, чем-то обыденным.

— И последний вопрос, как вы считаете, чтобы стать счастливым, обязательно покидать свою зону комфорта, как это делают ваши персонажи?

— Не думаю, что можно стать раз и навсегда счастливым или несчастным. Однако выход из зоны комфорта (то есть из зоны само собой разумеющегося) необходим для того, чтобы научиться ощущать счастье. Не вечное, а мимолетное. Чтобы не стареть душой, ведь это (как я теперь понимаю) важно в любом возрасте, и оставаться открытым для невероятного множества всевозможных счастливых случайностей.

Автор благодарит Святослава Городецкого за помощь в проведении интервью.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

​Мама, выдыхай! И другие советы Никитиных

Алена Бондарева

​Евгений Рудашевский о войне и афалинах

Алена Бондарева

​Дмитрий Васюков: «Без трудового человека кино не представляю»

Алена Бондарева

​«Путь локального познания»