Букша К. Рамка. – М.: АСТ, 2017. – 288 с. – (Роман поколения).

Новый роман Ксении Букши мог бы называться иначе – не «Рамка», а «Шаблон». Получился не столько художественный текст, сколько обучающее пособие с примерами. По «Рамке» можно смело судить о взглядах автора – не на жизнь, конечно, а на то, как делается современная крупная проза. Благодаря предыдущему роману «Завод "Свобода"» Ксения Букша стала одним из самых молодых лауреатов «Нацбеста», она вполне представляет, какие темы, ходы и приёмы работают. Схематичность «Рамки» пересиливает все прочие её свойства, зато коллеги-писатели почерпнут много интересного. Методы построения текста видны невооружённым глазом – почему бы не изложить их в виде простейших правил? Полезный материал не только для литераторов, но и для читателей – разве не любопытно посмотреть, как именно автор рассчитывал тебя удивить?

Правило №1: Изобретите свой жанр

Чем сложнее определить жанровую природу произведения, тем лучше. «Рамка» начинается как сатирическая антиутопия, сворачивает к притче, не стыдится водевильных сцен, а заканчивается в традициях боевой фантастики – к героям заходят охранники и объявляют, что через семь минут всё взорвётся. Сюжет построен на бесконечной импровизации, и роман расползается на множество исповедей, формально скреплённых общей канвой. Все ходы рассчитаны так, чтобы удержать внимание читателя на пару эпизодов максимум – до следующего «неожиданного» поворота. Аллегорический роман со структурой комикса: в этом жанре автор, несомненно, пионер, и – возможно – создатель новой плодотворной традиции.

Правило №2: У большого писателя – большие метафоры

Острая, злободневная проза невозможна без аналогий и обобщений. Отправная точка сюжета в «Рамке» – коронация царя в футуристической России в месте под названием Островки. Да, сравнение президента с царём усилиями СМИ уже превратилось в штамп, зато у автора сразу репутация рискового смельчака. Пресловутая Рамка стоит на входе в монастырский комплекс и по неизвестному принципу отсеивает десять человек, которых запирают в келью «до выяснения обстоятельств» – чем не метафора современного российского общества? Пара приёмов, и беллетристика оказывается в категории «серьёзной литературы».

Феномен государственной пропаганды в «Рамке» изображён неординарно: в будущем (кому-то добровольно, кому-то нет) вживляют «чип нормализации» с набором «правильных» моральных установок, политических и религиозных взглядов – что-то вроде пакета драйверов. Персонажей с таким приспособлением двое: журналист Бармалеев (чипированный насильно) и служащий госкорпорации по кличке Органайзер («помешанный на лояльности»). Задумка интересная, жаль только автор не смог до конца определиться, каковы «правила игры». В одной из сцен Органайзер вставляет себе чип Бармалеева и говорит, что «включился технически, без коннекта» – тем не менее, мироощущение у персонажа почему-то изменилось: «Уф, как вы это выносите. Всё какое-то серое». В чём же тогда заключается «коннект»? После подмены чипа охранники (они же «серые») вдруг заявляют, что видят в келье на одного человека меньше, хотя всех персонажей задерживали поодиночке, и отсутствие чипов у большинства никак не мешало «серым» их различать. Объяснений не будет: многие сюжетные ходы в «Рамке» никак не вписаны во внутреннюю логику текста – вернее, вся внутренняя логика принесена в жертву оригинальности.

Идеальное сочетание: и острые темы затронуты, и «не грузит»

Ещё одна забавная метафора пропаганды в романе – всероссийская телепатическая колыбельная «позитивка», по которой с упоением ностальгируют все узники кельи. Главное здесь – не намёк на советское прошлое, а сам образный ряд «чип-излучение-телепатия», снимающий с человека ответственность за его убеждения. Автор убаюкивает, мол, ты не виноват, просто чип ещё не вынули. Над «Рамкой» рефлексировать не получится, даже если специально задаться такой целью – зато текст ничего не требует от читателя. Идеальное сочетание: и острые темы затронуты, и «не грузит».

Правило №3: Яркие персонажи – секрет успеха

В современной прозе ценятся необычные герои, максимально отличающиеся друг от друга, с предысторией, полной замысловатых страданий. Поэтому о людях лучше не писать вовсе. Для премиального романа скорее подходят типажи – сверхконцентрированные образы, доверху набитые разнородными свойствами. Именно они оказались в келье у Букши.

Типажи требуют к себе особого обращения. В первую очередь, следует обойтись без имён. В «Рамке» автор раздаёт героям хлёсткие кликухи: Бармалей, Боба, Органайзер, Галка, Янда, дядя Фёдор. Во-первых, их проще запомнить, чем скучные ФИО. Во-вторых, клички подчёркивают типичность персонажей – психологию взаимоотношений гораздо проще построить, имея под рукой шаблоны: журналист, аниматор, патриот, иностранец, диссидент, предприниматель, волонтёр, девушка с суицидальными наклонностями и так далее.

В типажах удивительным образом сочетаются типичность и неординарность. Например, описания внешности в «Рамке» нарочито безыскусны: Вика – «яркая брюнетка <…> глаза блестят волшебным матовым блеском», Галка – «маленькая, бойкая и крепкая, цветущая, с яркими чёрными глазами», Янда – «высокая, сильная, с высокими скулами (на них отблеск заката)». Но речевые характеристики персонажей запомнятся надолго (тем более что роман наполовину состоит из монологов). Максимум гротеска и внутренних противоречий. Пусть журналист выражается то как хиппи («чувак», «движуха»), то как экспат («после самих себя, I guess»), то как деревенский дедушка («ни в лес, ни по дрова», «дело нешуточное») – зато оригинально. По тем же причинам у Вики мат-перемат сменяется канцелярщиной («таким образом вовлекла их в ещё более интересный интерактив»), а «самый обычный человек» Николай Николаевич к 226-ой странице превращается в метафориста-графомана («тепло, исходящее от него, алюминиевое какое-то тепло, масленое»).

Типажам полезно иногда выпадать из шаблона, даже если для этого нет никаких оснований с точки зрения логики и здравого смысла. Типажи (как и люди, которых они пародируют) никому не обязаны отчитываться. К примеру, после двух третей повествования в «Рамке» неожиданно выясняется, что дядя Фёдор (диссидент рок-н-ролльщик с седыми патлами и вечно потерянным паспортом) – экстрасенс и видит будущее. Странно, конечно, что намёк на такую мелочь ни разу не промелькнул раньше – зато сразу смотришь на героя по-новому. Каминг-аут дяди Фёдора порождает целый конкурс откровенности среди узников: Вика рассказывает про то, как была нимфоманкой, Боба «вспоминает», что панически боится конца света и видит сны про ядерный апокалипсис. Букша так упорно и ожесточённо борется с читательской скукой, что восхищает и утомляет одновременно.

Правило №4: Обманывайте ожидания читателя

«Рамку» можно называть какой угодно, но не предсказуемой. Возможно, для этого автору пришлось отбросить саму идею связности текста. Но чем не пожертвуешь ради большого русского романа? Искушённому читателю временами может показаться, что он догадывается, куда повернёт замысел Букши, но это иллюзия. Десять незнакомцев оказываются в камере – наверное, они будут долго присматриваться друг к другу, с естественным недоверием прощупывать сокамерников, потихоньку выстраивать отношения? Не тут-то было: каждый персонаж, едва появившись в тексте, выкладывает всю подноготную в виде исповеди, подробно рассказывая то, в чём не каждый признается даже себе, словно и не рассчитывает жить дальше.

Фестивалем фатализма управляет сама Рамка – устройство, относящее персонажей к подозрительным лицам по загадочному, необъяснимому принципу. Попытки узников понять, чем они отличаются, почему «отбраковали» именно их, занимают важное место в сюжете, эта тема постоянно всплывает в диалогах * — Аналогичная сюжетная завязка в романе «Списанные» духовного наставника Букши Дмитрия Быкова – группа незнакомых друг с другом людей пытается понять, почему они оказались в загадочном Списке и в чём его смысл. :

«Бармалей (Вики): и вот так уже час обсуждаем. Видимо, так и будем гадать, пока не выпустят.

Или пока не «невыпустят», — Вики.

Да и начали не час назад, — Бармалей. — А раньше.

Намного раньше, — Вики.

Году в двухтысячном, — Бармалей.

Не, гораздо раньше, — дядя Фёдор. — Я помню, мы ещё при советской власти обсуждали, почему именно мы и когда нас выпустят».

И вот Галка заявляет, что на Рамке запищала не она, а… её собака Ричи. Казалось бы, шикарный поворот: сейчас персонажи перестанут цепляться за надежду, что всё происходящее имеет какой-то смысл, и начнётся настоящая драматургия. Ничего подобного, узники над репликой Галки не задумались ни на секунду. Возможно, Букша тоже не задумывалась, но лучше поверим в автора, увлечённо играющего многоходовки с воображаемым читателем.

Правило №5: Проза должна быть умной

Жанровая эклектика, колоритные диалоги, сюжетные экспромты – в романе «Рамка» много развлечений, но и про пищу для ума автор не забыл. Узники кельи на Островках регулярно выдают столь глубокомысленные реплики, что поневоле удивляешься, как у людей в такой ситуации находятся силы для сочинения афоризмов:

«Человеку легче привыкнуть ко всему

и что хозяина нет

и что неба моря земли воздуха чёрта лысого нет

человек без всего выжить может».

«Каждому из нас свойственно чего-то хотеть».

«И все они люди

и даже когда они воруют, врут, ошибаются

у них остаётся надежда

они продолжают быть людьми

а больше, чем человек, мы никого сделать не можем».

Изречения героев «Рамки» помогут любому образованному человеку в самых разных ситуациях: при неловкой паузе во время интеллектуальной беседы или застолья.

Правило №6: Не бойтесь экспериментов с языком

Писать складно или, как часто говорят, «читабельно» могут многие, а большого писателя отличает умение подчинять себе слово, ломать каноны, выходить за пределы возможностей языка. Стилизация в «Рамке» постоянно испытывает художественную речь на прочность, даже описание эмоций превращается в эксперимент: «Две кислые слезы брызгают на Галкины щёки».

«Янда рыдает, закрывая глаза руками, вода вытекает у неё из глаз».

Трудно упустить из виду нетривиальные метафоры, периодически вспыхивающие в тексте: «неоднократно недобитый борцун» (про журналиста), «краснорылая образина» (про паспорт), «страшное, пустое и красивое, как поле» (про лицо девушки). Можно подумать, что автор так иронизирует, но шутит Букша всё-таки иначе – её беспощадный, стенобитный юмор ни с чем не спутаешь:

«Вы-то что о боге знаете?! У вас вообще ваш этот аллах, молчали бы!».

«Тебя как зовут?

Вики.

Вики. А кстати, где Кристина?

В Барселоне блядь».

«У вас на жопе родимое пятно в форме полуострова Крым!».

У формы изложения тоже оригинальный рельеф: речь то от третьего лица, то от первого (зачастую без перехода), проза сменяется столбиками верлибра и наоборот. Благодаря этому, во-первых, создаётся особый ритм повествования, во-вторых, достигается необходимое количество страниц, чтобы растянутая повесть хотя бы внешне напоминала роман.

Правило №7: Актуальность превыше всего

Ещё недавно романы, обращённые к прошлому, брали все премии или как минимум входили в короткие списки. «Обитель», «Лестница Якова», «Зимняя дорога», «Тайный год», «Крепость» – за примерами далеко ходить не нужно. Но скоро маятник качнётся в обратном направлении, и Букша предчувствует это. В гротескной реальности «Рамки» легко узнать нашу страну – вернее, её мрачную, безысходную проекцию, которую так любят эксплуатировать СМИ:

Ритуально-магическое исцеление абсурдом

«Для вас информация от вашего редактора: постарайтесь всё-таки каким угодно способом попасть на пресс-конференцию, потому что ходят очень странные слухи, которые мы хотели бы подтвердить либо опровергнуть. Не забудьте спросить о налоге на бездетность, о запрете на продажу туалетной бумаги без гербовой печати, об уголовном наказании наркоконтроля за продажу семечек в шоколаде».

«Рамка» идёт по тому же пути, что и «Москва 2042» Войновича * — Шутка про «запрет продажи туалетной бумаги без гербовой печати» выглядит как сознательная аллюзия на роман Войновича, в котором коммунисты будущего печатали газеты на туалетной бумаге в целях экономии.
– описывает вариант будущего настолько дурной и сумасбродный, что возможны лишь две стратегии восприятия: упоённый мазохизм («Вот туда-то мы и катимся, так нам и надо») или отрицание («Полный бред, такого никогда не будет»). Ритуально-магическое исцеление абсурдом – так предки прогоняли злых духов, называя их по именам. Обе стратегии не предполагают изменения реальности, не позволяют рассмотреть возможность другого будущего. Букша высмеивает то, что давно стало интернет-фольклором, подпевает мифу, который и без неё неплохо обходится. Универсальная формула протеста для современного автора: иронизировать безопаснее, чем размышлять.

Правило №8: Смелость города берёт

Степень риска в премиальном романе следует рассчитывать с особой точностью. С одной стороны, злободневная проза – дело опасное. С другой, нужно соблюдать этикет и хотя бы делать вид, что книга задумана как неудобная. В «Рамке» президент – царь, силовики – «серые» зомби (охранники, снабжённые особыми чипами преданности), бизнесмен Боба использует телепортацию, чтобы прятать заработанное, а Алексис, усыновившая шестнадцать детей, воюет за их будущее с директором детдома («наше дело правое, прорвёмся»). Чёрно-белая классика фельетона: «за всё хорошее против всего плохого». Знакомая поза, но она не имеет никакого отношения к «смелой и откровенной сатире», о которой говорится в предисловии. Нужен шаг вперёд.

И вот в главе «Пресс-конференция царя» Ксения Букша устраивает провокацию: монарх по волшебству переносится в келью в образе юноши-восьмиклассника («недорослый, нежный на вид, скучающий, белёсый и нестриженый»). Узники заваливают царя вопросами, а тот с каждым ответом становится старше и циничней:

«Кого ты больше любишь, кошек или собак, и почему?

Но у царя тоже ответ давно наготове:

Конечно, собак, потому что они верные, в отличие от всех других, — снова увернулся, ответил будто не ответил, и ещё чуть старше стал, ему уже за тридцать, глаза начинают выцветать».

«Интересно, вам можно вообще какой-нибудь вопрос задать, чтобы вас задеть? Есть такие вопросы?

Есть, — скучающим тоном роняет сорокалетний собеседник».

«Однажды вы заплакали, и вся страна это увидела. А потом началась война. Скажите, кому вы мстите? Честное слово, я не для редакции. И не как журналист. Никто не узнает. Можете на ухо шепнуть.

Ох как стареет царь прямо на глазах. Разом скакнул в свой нынешний возраст, даже чуть старше стал вроде. Мешки под глазами. Коричневые морщины. Песок сыпется. И хотя царь молчит в ответ и не пытается, как обычно, выстроить конструкцию, Бармалей чувствует, что попал. Молчание — честный ответ».

Упражнение, давно известное в народе под названием «диагноз по аватарке». Гештальт-анализ не личности реального человека (про которую не только Букше, но и большинству россиян мало что известно), а образа, созданного политтехнологами. Вместо разоблачения «царя» – пристройка к пропагандистскому мифу, экспромт из репертуара Дмитрия Киселёва, только с другой окраской. Набор общих фраз выдаётся за психоанализ: «Не могу сказать, на кого он был похож. Наверное, всё-таки на человека. Потому что тогда вокруг него были люди».

Тезисы «Царь злой, потому что воспитали плохо и друзей нормальных не было» и «Либералы бунтуют, потому что им платит Госдеп» одинаково бесполезны. На вопрос «заживём ли мы когда-нибудь по-новому» Букша отвечает ещё проще: «всякая революция пахнет контрой, а всякий новый год снова и снова затягивается петлёй». Люди, удовлетворяющиеся примитивными объяснениями, всегда в большинстве – логично, что автор рассчитывает именно на них.

«Рамка» – роман, идеально промахивающийся мимо всех по-настоящему неудобных тем. Чувство баланса у Букши на уровне профессионала, она уворачивается от вопросов не хуже «царя». Пишет смело – но не слишком. Экспериментально – но с адаптацией для средних умов. Иронично – но и фанатам «Юмор.FM» есть, где хохотнуть. Можно скопировать приёмы, следовать всем правилам и написать что-нибудь ловкое. Но вряд ли у кого-то ещё получится подать покорность под видом протеста с такой обезоруживающей уверенностью.