18+
23.11.2017 Тексты / Интервью

​Руне Белсвик. «Я тоже хочу стать таким умным»

Беседовала Вера Бройде

Фотография: Дарьи Доцук

В ноябре состоялась премьера спектакля «Простодурсен и Великий Приречный театр» по книге Руне Белсвика. Писатель рассказал Rara Avis о том, как придумал свой сказочный край.

В стране, которую придумал Руне Белсвик, живет всего-то шесть героев. Их жизнь волшебна и проста. Порой сложна. Порой тосклива. Нетороплива и чудна. Обыденно красива. Причудлива и радостна. Изменчива. Мила. Вот это жизнь! На вкус как сморщенный изюм: сначала сладкая с кислинкой, а после кислая со сладостью на дне. Изюм едят в палатке, где прячутся от ветра и дождя продрогшие герои Руне Белсвика. Однажды им приспичило отправиться в поход...

— Вы покинули дом в Норвегии и приехали к нам в Россию, как герои той самой повести про великий летний поход. Что вы чувствуете? Всё ли у вас хорошо?

— В голове суматоха. Здесь очень много красивого, непонятного, чужого и странного. И я уже сейчас, признаться, предвкушаю, как вечером зайду в отель, закроюсь в комнате и сяду там на мягкую кровать, и буду, вероятно, чувствовать себя немного одиноким и всеми брошенным, как маленький ребенок. Но, знаете, как много сочиненных мною детских книг возникло вот из этого смущения — из удивления, растерянности человека, который ищет, но никак не может найти свой угол, свое родное место. Я помню это ощущение по собственному детству, но я не знаю, такое ли уж детское оно, как может показаться. Ведь многим взрослым кажется, что «Простодурсен» написан именно для них. А дети думают иначе.

Вы знаете, нам страшно повезло, ведь мы живём в особенное время. Наверное, не все могли бы так сказать, но мы имеем право. «Особенное время»? Ну, то есть... не совсем. Оно, скорее, не такое, как все прочие. Оно — Великое. Да-да, вот именно — с заглавной буквы. И это не метафора, не шутка и не утка, а просто маленький упрямый факт. Вы спросите, конечно, что делает его таким Великим? Ответ: один спектакль в Псковском драматическом театре и четыре — в московской «Сфере».

«Простодурсен и Великое похищение реки», «Простодурсен, Великий Приречный театр и золотая рыбка», «Простодурсен, Марципановый праздник и Великий весенний день», «Простодурсен и Великий летний поход» — так называются «Великие истории», поставленные на сцене столичного театра «Сфера» режиссером Юлией Беляевой. В середине октября, когда их увидели зрители, открылась выставка «Простодурсен и все-все-все», на которой были представлены эскизы костюмов художника-постановщика Ольги Хлебниковой, рисунки воспитанников детского пансиона «Павлин» (д. Мышкино), а также иллюстрации Варвары Помидор, украсившие две книги о Простодурсене и других жителях Приречной страны. А в начале ноября режиссер Псковского драматического театра Евгения Львова в содружестве с петербургским драматургом Ксенией Никитиной представила зрителям свою версию событий, описанных Руне Белсвиком.

Справка RA:

Читать дальше


— А вы могли бы объяснить, какая существует разница?

— За шестьдесят лет, прожитых мною в мире, я кое-чему научился. Например, однажды я понял, что у детей и у взрослых есть нечто общее. Оно называется Чувства. И дети, и взрослые иногда ощущают себя одинокими. И дети, и взрослые стремятся к тому, чтобы в жизни случались всевозможные радости, хотя иногда им немыслимо трудно их вызвать. Мои книги как раз об этом: о чувствах и мыслях, которые спрятаны так глубоко, что ты в них не очень уверен... Однажды я ругал за что-то сына. Я говорил с ним холодно и строго. И вдруг как будто бы услышал себя со стороны. Но это был не я, а мой отец, который в чем-то обвинял меня, когда я был еще ребенком. Я так отчетливо услышал этот голос и этот папин тон, и те же самые слова. Наверное, исходный пункт почти что всех моих историй лежит в той области переживаний, которые навеяны непониманием, сомнением, вопросами и детским страхом быть оставленным. Отсюда вышли все герои «Простодурсена». Они не существуют без меня. Сегодня днем, в Москве, я был Утёнком, которого всё страшно поражает и чуточку пугает. Но в то же время я и Сдобсен, который, вы же помните, всегда мечтал прославиться. А вот когда наступит поздний час, я наконец-то стану настоящим Простодурсеном, которому захочется домой, в свою постель, под одеяло. А перед тем, как ехать к вам, я, между прочим, заготовил на зиму дрова и был ужасно рад, ну прямо как Пронырсен, которому так нравилось рубить, а после складывать свои поленья и любоваться, как их много. Но иногда бывает так, что я напоминаю всем Октаву: мне хочется устроить праздник, и чтобы все смеялись, веселились, или хотя бы просто занимались чем-то вместе... Мои герои — это я. И тяжелее всех мне ощущать себя несчастным Сдобсеном, когда тот раскисает и горестно, плаксиво говорит: «Ничего не умею, ничего не могу, от меня один вред. Я глупее семечка. Оно прорастает во что-нибудь путное. А я только замурзал еще не начатую книжку, которая теперь похожа на опись грустных мыслей и перечень обид...».


Фотография с сайта drampush.ru

— Но если каждый из этих героев воплощает какую-то грань Руне Белсвика, почему самым главным вы все-таки выбрали Простодурсена?

— Может быть, потому что лишь он оказался там «папой», то есть тем, кто печётся о ком-то еще, кроме себя самого. А поскольку я начал писать «Простодурсена», когда сам стал отцом и не знал, как мне справиться с новой ролью, то я выбрал того, кто ломал себе голову над этой заботой.

— А единственная в стране, лежащая на валуне, днем и ночью, в любую погоду, знаменитая каменная куропатка? Она тоже является гранью авторской личности?

— Ах, конечно! Ведь я тоже мечтаю когда-нибудь стать очень умным, чтобы знать все ответы на сложнейшие и коварнейшие вопросы, вроде тех, что Утёнок задает каждый день Простодурсену: где кончается небо и отчего луна ужасно круглая, и почему одно такое интересное, в то время как другое скучное?

Заканчивая писать, я, как правило, жутко боюсь, что уже ничего не смогу сочинить

— А почему так вышло, что Пронырсен вечно злой, сердитый и ворчливый? Хотя все персонажи этой книги очень разные, их всё же связывает что-то, чего ему недостает.

— Вы правы, все остальные, за исключением Пронырсена, хотят быть вместе и заниматься чем-нибудь таким, что всем доставит радость: каким-то общим и приятным делом. Поэтому они терпимее друг к другу. Пронырсену труднее: он всех боится. Поэтому и сердится. Я думаю, что многие, вообще-то, ведут себя, как он. Во всяком случае, во мне живет Пронырсен. И мне, как и ему, бывает страшно или, может быть, не страшно, а тревожно, что я чего-нибудь или всего лишусь. Одним из способов борьбы с такого рода опасением является стремление копить: дрова, воспоминания, да что угодно — лишь бы этого «чего-то» было много.

— Вы думаете, что жителям Приречной страны стало бы легче, если б их тоже там было много? Или, напротив, им от этого стало бы только труднее, гораздо труднее?

— Даже не знаю. Может, об этом я еще не успел написать.

— А вы помните, что собирались сказать, сочиняя свой первый роман?

— В первый раз я взялся за ручку, чтобы что-нибудь сочинить, потому что хотел удивить остальных. Я подумал, как круто я буду выглядеть в той компании, с которой водился. А потом, через год или два, лет в пятнадцать-шестнадцать, я писал, потому что испытывал разные страхи, а истории мне помогали их побороть. Только я свои записи тогда никому не показывал, я их складывал в ящик стола. А когда мне исполнилось двадцать три года, у меня вышел первый роман. Я рассказывал в нем о взрослении, опираясь на собственный опыт. В двадцать пять я сумел сочинить свою первую детскую книгу.


Фотография с сайта drampush.ru

— Когда вы понимаете, что книга, которая пока живет лишь в вашей голове, позднее станет детской, или напротив — взрослой?

— Заканчивая писать, я, как правило, жутко боюсь, что уже ничего не смогу сочинить, потому что всё самое важное я сказал только что, в этой книге, а другие идеи мне, скорее всего, никогда не придут. Но когда они всё же приходят, я хватаюсь за них, точно это спасательный круг, и держусь очень крепко, стараясь не выронить, не упустить. И пишу. А потом уж пытаюсь понять, для какой из моих историй они больше подходят: для детской или для взрослой. Иногда это сложно определить. Если я не уверен, то всегда вспоминаю ребенка, из которого вырос: а ему бы вот это понравилось?

— Вы спросили себя об этом, когда на сцену вышел Простодурсен?

— Он появился как-то вечером, когда мой сын ложился спать и попросил историю. А я не знал, что рассказать. Мы стали думать вместе и вместе сочинять. И было очень весело и очень интересно, однако вскоре стало ясно, что мы хотим от этой книги разного. Ему хотелось львов и приключений, а мне хотелось, чтобы там всё было несколько спокойней и больше походило на привычный мир. Воспользовавшись тем, что днем он пропадал в саду, я стал придумывать историю один. Она росла, росла, и я уже не мог советоваться с сыном. Потом, закончив сочинять, я прочитал ее для радио-программы. И вот, когда ее передавали, мой шестилетний сын вначале испугался: он слышал голос папы из приемника, хотя, вообще-то, тот сидел в гостиной. Я попытался объяснить, как раздвоился, и он остался мной доволен. А после даже говорил, что эта книга — наша, что он причастен к ней, как я.

Другие материалы автора

Вера Бройде

​Друг по несчастью

Вера Бройде

​Будить или не будить?

Вера Бройде

​Без лишних слов

Вера Бройде

​Ждём у моря погоды