«Женитьба» по-лезгински
Беседовала Фазир Муалим
Фотография: предоставлена театром
О нерешительной невесте и свахе-челночнице в постановке Дмитрия Павлова пишет поэт и театральный критик Фазир Муалим.
Театр начинается с воспоминаний. Одна из моих самых горьких обид детства связана с театром. В конце 1970-х по понедельникам вечерами после программы «Время» по Первому каналу показывали спектакли на дагестанских языках. А так как языков в Дагестане много, то приходилось ждать два-три месяца, чтобы посмотреть именно на своем. И люди ждали. Я тут нарочно смешиваю слова «люди» и «зрители», так как в день представления оба понятия сливались: каждый представитель этноса, на языке которого в этот вечер шел спектакль, льнул к черно-белым экранам, становясь зрителем. Особенно это касалось дальних сел. Телевизоры в селах были только в некоторых домах, и соседи всей семьей заранее рассаживались, как в кинотеатре (правда, не на стульях и креслах, а на полу на подушках и коврах) в этих самых «телевизорных» домах. Сюжеты пьес знали наизусть, и все равно смотрели, живо откликаясь всем сердцем, мимикой и голосом, как будто впервые смотрят — смеясь, плача и удивляясь.
И вот в очередной раз давали спектакль по пьесе основателя Лезгинского театра Идриса Шамхалова «Периханум» со знаменитой народной артисткой ДАССР Дурией Рагимовой. У нас был небольшой черно-белый телевизор «Рассвет». За два часа до начала зрители заняли свои сложенные для сиденья ковры и подушки у стен в «телевизионной» комнате, и обсуждали предстоящие в спектакле события, рассказывая друг другу, кто над кем будет смеяться и над чем слезы лить. Не запомнил в какой момент, но со мной случилось горе — я уснул... О, как я рыдал, проснувшись посреди ночи в своей постели, и ругался на старших за такое предательство — не разбудить с началом спектакля! И никакие «ты так сладко спал» или «скоро снова покажут» не могли меня утешить.
«Женитьба» / Фотография предоставлена театром
Точно такое же несчастье чуть было не повторилось со мной на прошлой неделе. Меня позвали на премьеру. Приглашенный из Санкт-Петербурга режиссер Дмитрий Павлов поставил на лезгинской сцене в Дербенте гоголевскую «Женитьбу». Дмитрий Павлов не первый год работает с дагестанскими театрами. Постановки идут в столице республики в нескольких театрах. Я видел три его спектакля в Махачкале — «Ричард III» Шекспира, «Тартюф» Мольера и «Чайку» Чехова. Почерк художника, как говорится, стал узнаваем. Яркое световое оформление; необычное музыкальное сопровождение, в котором иногда (причем, вполне гармонично) современная клубная музыка сочетается с классической; минимализм и условность декораций, создающие пространство вне времени или, по-другому, всевременья, и вместе с тем конкретность образов. Кроме того, Дмитрия Павлова можно назвать «актерским режиссером», так как он делает акцент и на актерской игре, каждый раз открывая новое имя или расширяя амплуа опытных исполнителей. Нередко приглашает к работе известных актеров из других театров, как в случае «Ричарда III». В роли Ричарда Глостерского на махачкалинской сцене выступил актер московского Театра Ермоловой Николай Токарев, известный зрителям по кино и сериалам. А в спектакле «Тартюф» режиссер так успешно высветил в главной роли комедийное дарование артиста Дагестанского Русского театра Руслана Мусаева, что теперь, как я слышал, зрители специально ходят на него.
И все это эстетическое счастье могло пройти мимо меня, так как в день спектакля нас подморозило и завалило снегом (а я сейчас снова живу в горах) и дороги стали почти непроходимы. Однако театр для здешних людей — это какой-то потусторонний мир, ожидание чуда, припоминание детства. Поэтому один бесстрашный, но сострадательный водитель вызвался довезти меня до Дербента. «Ради театра можно рискнуть», — сказал он. И довез к моей радости.
Всю дорогу во мне боролись друг с другом два страха: один — не попасть на очередную работу уже понравившегося режиссера, другой — увидев, разочароваться. Приезжий художник ставит на незнакомом ему языке, пусть и известную пьесу — получится ли? Да и хорош ли перевод?
«Женитьба» / Фотография предоставлена театром
Встретившийся мне еще в дверях Лезгинского театра Дмитрий Павлов сразу успокоил меня: оказывается, это его не первая и не вторая работа подобного рода. Режиссер уже имел опыт сотрудничества с финской труппой на сцене Kaupunginteatteri в Хельсинки, а приехав в многоязычный Дагестан, что называется, с головой окунулся в лингвистическое многообразие — Ногайский драматический, Кумыкский музыкально-драматический, Лакский музыкально-драматический. И вот теперь очередь за Лезгинским музыкально-драматическим театром имени Сулеймана Стальского. Пьеса «Женитьба» Гоголя в переводе поэта и публициста Азиза Мирзабекова.
Павлов не из тех режиссеров, которые ради «своего видения» переделывают классиков. Поэтому сюжет остался неизменным. В доме у купеческой дочери Агафьи Тихоновны Купердяевой (актриса Амалия Керимова) и ее тетушки Арины Пантелеймоновны (Мияса Мурадханова) собираются на негласные смотрины потенциальные женихи: статный и солидный коллежский ассесор с грозным видом и смешной фамилией Яичница (Саидин Думаев); порхающий высокомерный мотылек-модник, влюбленный во всё французское, отставной пехотный офицер Анучкин (Руслан Пирвердиев); очень трогательный, трагикомический, в какой-то момент в интерпретации режиссера становящийся чуть ли не центральной фигурой бывший моряк Жевакин (Валерий Сулейманов); и, конечно же, главный герой пьесы нерешительный, хлюпкий, почти «маленький человек Акакий Акакиевич», надворный советник Подколесин (Эмзебег Эмиралиев), которым, как желает, жонглирует его большой и недалекий друг Кочкарев (Казбек Думаев).
Также смешно и нелепо, как и в оригинальном тексте, звучит знаменитый монолог-мечтание Агафьи Тихоновны «Если бы губы Никонора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазар Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась». Однако над нелепостью Агафьи-Керимовой хочется не зло смеяться, а мило улыбаться: актриса создает образ не туповатой старой девы, а глупенькой, доверчивой и мечтательной барышни, желающей сидеть на всех стульях одновременно.
«Женитьба» / Фотография предоставлена театром
Кстати, о стульях. Стул — еще один персонаж, активно участвующий в развитии сюжета, но на невидимом, мистическом уровне. В начале спектакля, прикрытый накидкой, он появляется на спине Подколесина в качестве горба, этакого уродливого образования, намекающего, что наш герой несет на себе ненужный груз. Потом стульев не просто много, они множатся в зеркалах. Ближе к финалу появляется огромный стул как символ... Чего именно? Это уже каждый для себя решит.
Несколько слов отдельным абзацем хочется сказать о роли свахи Фёклы Ивановны. В исполнении народной артистки Республики Дагестан Фаризат Зейналовой это — побитая жизнью, но не впашая в уныние немолодая женщина, которая, как говорили в девяностые-нулевые, «крутится помаленьку». Судя по тому, как легко она уступила роль свахи Кочкареву, сводничество — не единственный источник доходов для нее. Её несложно представить только что вернувшейся из Турции челночной бизнесменкой. Она одета в спортивный костюм с белыми полосками а-ля адидас, поверх него безрукавка-дутыш с капюшоном, на ногах кроссовки, волосы собраны в пучок, на шее висит сумочка для денег. Сама живая, быстрая. Единственное, что мне показалось не оправданным — в финальной сцене на побег жениха сваха Зейналовой реагирует слишком вяло. Хотя, казалось бы, уж она-то должна посмеяться вдосталь, позлорадствовать, что, в принципе, текст и подразумевает: «Еще если бы в двери выбежал — иное дело, а уж коли жених да шмыгнул в окно — уж тут просто мое почтение». Тем не менее, хочу выразить свой восторг речью актрисы — ах, как она говорит! Я сразу вспомнил наших любимых «великих старух» Малого театра с их истинно народной речью — чистой, четкой, яркой. Каждое произнесенное такими актрисами слово — как будто цветок на стебельке, корни которого уходят глубоко-глубоко в незапамятные времена, в воспоминания, с которых, как мы выяснили, и начинается театр.