Трубач прощается с трубой
Текст: Роман Сенчин
Обложка предоставлена ИД «Дикси Пресс»
Писатель Роман Сенчин о рок-н-ролльной прозе Романа Богословского.
Богословский Р. Трубач у врат зари. М.: Издательство Дикси Пресс, 2016. — 224 с.
Поколение нынешних тридцати — сорокалетних литераторов можно твердо назвать поколением рока. Если для их предшественников рок-музыка была контркультурой, андеграундом, экзотикой, то для этих писателей рок уже неотъемлемая часть культуры и повседневной жизни их персонажей. На страницах книг без всяких объяснений и уточнений встречается «Гражданская Оборона», Кинчев, БГ, СашБаш, Nirvana, Queen и так далее, и так далее.
Некоторые известные прозаики и поэты сами попробовали себя в юности в роли рок-музыкантов, а некоторые и до сих пор или, в довольно солидном для рока возрасте, стали петь и играть.
Не знаю, был ли рокером, является ли таковым нынче Роман Богословский, но его новый роман «Трубач у врат зари» очень достоверно показывает юность человека, хотящего играть рок.
Герой романа Олег Кастидзе после окончания школы поступает в музыкальное училище. С детства он играет на трубе, но постепенно пропитывается ненавистью к ней. Его тянет к электрогитаре, ударным; в училище он общается в основном «эстрадниками», ходит на тусовки неформалов, слушает «Креатор», «Кинг кримсон» и многое другое.
Очень важно время действия романа. Это 1996 и последующие два года. И хотя на страницах книги мы почти не найдем примет времени (кроме, пожалуй, цен на водку), но дух его передан удивительно точно.
Вообще я по-хорошему позавидовал многим страницам «Трубача...». Автору, как я понимаю, человеку уже за тридцать, удалось очень достоверно описать и своего героя, которому семнадцать — восемнадцать лет, и те сложные, одновременно и романтические и гибельные годы второй половины 90-х.
Читая книги о музыкантах, часто видишь, что автор в теории музыки разбирается слабо
Кроме стремления стать рок-музыкантом, своим мировоззрением, герой Богословского близок мне и вполне конкретными фактами биографии. Я тоже почти в то же время (в 1995 году) поступил на духовое отделение училища культуры небольшого провинциального города. Нравы там были почти такими же. Правда, наш преподаватель (я учился играть на кларнете) был заранее уверен, в отличие от Белкина в «Трубаче у врат зари», что ничего путного из нас не выйдет. Да и принимали на духовое ребят (и девушек), в большинстве своем не знавших даже нотной грамоты. Я был в их числе, но месяца два очень хотел узнать. Чтобы потом сочинять классные рок-мелодии...
Читая книги о музыкантах, часто видишь, что автор в теории музыки разбирается слабо. У Богословского же всё пронизано музыкальными терминами, при помощи их выражаются настроение героя, скорость попойки, чувства, динамика повествования; каждая нота и их доли имеют множество значений. И это здорово, по-настоящему художественно.
Вообще Богословский живописует — многие сцены буквально видишь. Подобное встречается в нашей современной прозе не так уж часто. Вот несколько примеров:
«Белкин подошел к своему столу, выудил из пакета литровую банку с компотом, открыл крышку, отглотнул сразу полбанки; сначала подбородок, затем кадык, потом живот его затанцевали, завибрировали округло, жирно, на широком лице педагога выступили капли пота».
«Я уже не могу оторваться, а она и не думает смотреть. А если не посмотрит в этот раз? А я ждал, беспокойный, уплотнившийся в джинсах...
И вот она по обыкновению наклоняет голову чуть влево, встряхивая копной. Глаза кажутся закрытыми, но выдают ресницы — подрагивают. Приоткрывается рот, и в этот момент происходит ее еле уловимое отключение от разговора с подругами — на одну секунду или меньше, но полная отчужденность.
И распахивается, летит в меня долгожданный, медленный, одурманивающий взгляд.
Я нахожусь как бы в прыжке, но не знаю, зачем прыгнул и когда приземлюсь».
«Гопники ходили по площадке, всматриваясь в нас. Они курили, бубнили, грызли семечки. Они, как звери в клетке, натыкались друг на друга, приглушенно матерясь».
«В гараже пели Iron Maiden, а это значило... Да чего это только не значило! Это значило буквально все!
Я бросился вниз по склону сквозь ветвистое бездорожье. Я бежал и падал. Бился о деревья чехол с трубой, оторвались у пакета ручки — это все понарошку! Я бежал к их голосам как будто навсегда, словно не нужно возвращаться назад — никогда. О, как труба мешала бежать, эта злая дудка! Медяшка, кусок металла, пропитанного моей слюной изнутри. Пересчитай, моя тусклая, сколько раз я харкнул прямо в твою медную душу — ты ужаснешься».
...отец Артем, к недоумению матери Ларика, которая и пригласила священника к сыну, чтоб тот перестал быть неформалом, рок-музыку приветствует
«Не проходило и вечера, чтобы Настюша не тусовалась у нас. Если мы пили — она не пила, курили — не курила, она просто как бы заводилась на вечер в комнате, словно временное домашнее животное».
«Отец Артем взглянул на Ларика. Ларик медленно поднял голову и посмотрел в глаза батюшке.
Я молча наблюдал за ними. Черные хвосты их, перетянутые резинками, одинаково расползлись по плечам, часть волос выбивалась наружу. Их брови, чуть поднятые словно в удивлении, отражали друг друга. Их губы, скулы, ресницы, кадыки, носы, их жизни... Отражаемое и отражение с разницей в двадцать лет...»
Кстати, об отце Артеме. Вернее, о его разговоре о рок-музыке с главным героем «Трубача...» Олегом Кастидзе и его приятелем Лариком. По сути, это центральный эпизод повести, хотя и находящийся в перовой ее половине.
Строго говоря, отец Артем, к недоумению матери Ларика, которая и пригласила священника к сыну, чтоб тот перестал быть неформалом, рок-музыку приветствует. Но: «Когда человек искренне ищет, пытается понять, разобраться, это рождает не только глубокие пронзительные произведения искусства, но и побочный эффект — водочка, винцо, травочка, героинчик. Но если вы хотите стать наркоманами, алкоголиками, то уж потрудитесь для начала: запишите пару гениальных альбомов, напишите несколько картин, книг, снимите фильм, а потом становитесь. Нет! Нам только героин в вену вводи! Только в глотку вливай!»
К сожалению, ни герой повести, ни его приятели и соратники по тусовкам и попыткам репетиций, на наших глазах ничего не создают. Автор не цитирует ни одной их песни, не делает нас свидетелями рождения потрясающей мелодии.
...юные всегда ищут тот рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир
В финале Олегу Кастидзе назначают испытание — он должен сыграть на своей опостылевшей трубе одно из обязательных произведений. И Богословский подробно, сильно, понотно прописывает, как его герой играет эту мелодию. Неправильно, сбиваясь, понимая, что вот-вот его исключат из училища. Он прощается с трубой и одновременно входит в то состояние, что бывает у музыкантов в редкие минуты — каждый извлекаемый звук рождает целый поток мыслей, воспоминаний, ощущений, даже галлюцинации... Автор написал это поистине замечательно.
Книга «Трубач у врат зари» увидела свет. Не знаю, какова будет ее судьба. Предыдущую, дебютную, книгу Романа Богословского «Театр Морд» заметили, но в узком кругу, и «Трубачом...» автор словно бы дебютирует еще раз. Это нередкое нынче явление — публикуйся и издавайся, сколько душе угодно, но не рассчитывай, что публикации и издания сделают тебя известным. Для славы в наш век оглушающего потока информации нужно соединение очень и очень многих обстоятельств.
Надеюсь, для «Трубача...» они сложатся — книга не только хорошо написана, но и полезна. Для юных — чтоб не погибнуть в юности, для старших поколений, чтоб напомнить, что юные всегда ищут тот рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир. Взрослым не стоит им мешать, но и отворачиваться и махать рукой тоже нельзя. Надо быть рядом, когда юность начнет переворачиваться вместо мира... Такой вот парадокс, но он, кажется, актуален для каждого нового поколения.