18+
05.07.2017 Тексты / Рецензии

​«Лиса и заяц». Роман

Текст: Наталья Медведь

Обложка предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»

Обозреватель Rara Avis Наталья Медведь о первом графическом романе художника Игоря Олейникова.

Олейников И. Лиса и заяц. Авторская версия. Графический роман. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017. — 48 с.

Наконец-то, Игорь Олейников воплотил мечты своих фанатов — сделал книгу собственных иллюстраций. Графический роман «Лиса и заяц» нарисован по мотивам русской народной сказки, входящей в круг малышового чтения, но это не повод причислить работу Олейникова к детским книгам. Художник затронул смыслы, понятные взрослым, открыв возможности для новых интерпретаций известного сюжета.

Хотя жанр произведения определен на обложке, я бы назвала его не графическим романом, а образцом того, что в мировой книжной индустрии именуется wordless picture book — книгой без слов. В графических новеллах текст хоть минимально, но все же присутствует, а строго визуальный нарратив, позволяющий воспринимать сюжет всякий раз по-новому, даже если «читатель» не меняется — характерная особенность другого жанра.

Игорь Олейников написал небольшое вступление, в котором дает подсказку к пониманию своих «Лисы и зайца». Создается впечатление, что он хотел объяснить, почему звери с сильными характерами — собака, медведь и бык — уступили лисе.

Кроме этого, на первом развороте книги приводится оригинальная сказка. Текст изменен достаточно, чтобы не указывать автора литературной обработки, но маловато, чтобы не заподозрить в нем Алексея Толстого. В самой книге не найти ни слова, разве что в финале на надгробии лисы можно разобрать: «Неправильно жила в этом мире, но правильно ушла из него» — справедливый итог поучительной истории. Можно отметить, что типичная для графических романов раскадровка встречается здесь точечно, а отдаваемое предпочтение полосным и разворотным иллюстрациям еще раз подтверждает, что перед нами полноценная книга без слов.

Иллюстрация предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»


Иллюстратор хорошо знает, как превратить читателя в заинтересованного зрителя. Обычно имя Игоря Олейникова на обложке гарантирует, что рассматривать картинки будет не менее интересно, чем читать текст. Он умеет создавать миры, которые рассказывают собственные истории. Его персонажи отличаются сложными характерами, они часто оказывают перед тяжелым выбором. А в сложных многоплановых композициях художника так и тянет выискивать запрятанные аллюзии.

Игорь Олейников сделал серьезный шаг, стерев границу между автором и иллюстратором. Взяв за основу хрестоматийный сюжет и идею возвращения избитым сказочным персонажам архетипических ролей, он создал полномасштабную историю расцвета и заката цивилизаций.

Художник с самого начала играет на контрастах, сопоставляя культуру разрушения и культуру созидания: кособокая ледяная избушка лисы окружена мусором и загубленными деревьями, а геометрия лубяной избушки зайца и ухоженный дворик вызывающе идеальны. Приход весны и закономерный конец эпохи ледяного зодчества раскрывает жалкое нутро лисьего дома: объедки на комоде, стол, застеленный газетой в жирных пятнах, гора тряпок, под которой угадывается кровать.

Иллюстрация предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»


Дальше происходит событие, которое предопределяет историю. Лиса находит избушку зайца — тихого интеллигента, в его портрете явно просматриваются еврейские черты — и без зазрения совести угнетает хозяина. Дом отобрала, хозяина обездолила, жажду власти и аппетит узурпатора разожгла.

Изображая разительный контраст между неухоженной Патрикеевной в запущенной избе и авторитарным вождем в юбке, к которому выстраивается очередь из желающих встать под начало «сильной и решительной власти», Игорь Олейников еще раз напоминает — аппетиты тиранов растут стремительно. Властолюбие не раз и не два проявляло себя в истории. Да что далеко ходить: день сегодняшний, если оглянуться, тоже подарит порядочно примеров.

Как бы то ни было, метафорическая «первая кровь» в виде зайцевых страданий проливается, и лиса вкушает сладость господства. Сюжет раздваивается стремительно, и зритель видит главных героев поочередно. Возможности для интерпретаций здесь неимоверно широки. В походах неудачливых освободителей — собаки, медведя и быка — на лису можно увидеть либо отражение исторических событий ХХ века, либо аллегорические описания путей, ведущих к власти, либо переосмысление оригинальных фольклорных образов.

Иллюстрация предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»


Собака, командующая безликими шеренгами солдат, марширующих в добротной униформе под привлекательными флагами, наталкивается на оголтелую военщину с танками, самолетами и, что еще любопытнее — с обывателями, размахивающими голыми кулаками под прикрытием военной техники. С одной стороны, явно прослеживается архетип собаки, как служивого и стайного существа, с другой — очевидна обреченность любой военной диктатуры.

Точно так же в медведе, сразу без обиняков изображенном вором, угадываются фольклорные приметы обладателя огромной физической силы, но умом не обремененного. Вот только его ужас перед раскрытой красной «корочкой», откуда на него сыплются дубинки и наручники, ассоциируется не столько с верховенством закона, сколько с пониманием того, что закон в руках заинтересованного персонажа превращается в орудие манипуляции и подавления. Тут же нарисованы лисьи прислужники-следователи, готовые клеймить и искоренять, хотя видно, что они заводят своим примером безликую толпу обывателей.

Бык становится заложником предсказуемого поведения. Сказочная роль работящего персонажа, но не хватающего звезд с неба, вероятной жертвы манипуляций, трансформируется в придуманный Олейниковым образ загнанного участника корриды. Он еще более трагичен на фоне триумфа лисы-тореадора и града пик, нацеленных на его и без того облепленную пластырями спину.

Иллюстрация предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»


Но самый инфернальный образ достался, разумеется, петуху с косой, этому воплощению безжалостно уходящего времени и надвигающейся смерти. В ироничной интерпретации художника петух предстает кладбищенским сторожем. Он надевает лисий череп, берет косу и становится последним аргументом в споре между лисой и зайцем, потому что а как иначе? Но предваряя развязку, он знатно смеется над лисой, атакуя ее эскадрой летающих гробов и памятников. Эта картина производит колоссальное впечатление даже на поистрепавшегося зайца, который в курсе, что происходящее — инсценировка.

Хотя расшатанные нервы зайца не должны удивлять. К финалу он добирается совсем доходягой. Выброшенный из привычной колеи, он оказывается не способен склеить свою жизнь. Он прозябает по приютам, питается на благотворительных кухнях, скатываясь все ниже по социальной лестнице, мыслит суицидальнее. Его судьба — судьба маленького человека, уничтоженного социальными механизмами, в которых он не способен разобраться и на которые не может повлиять.

Когда колесо истории совершает очередной поворот, у зайца снова появляется возможность строить лубяную избушку и сажать сад. Он ею пользуется, потому что именно это он и умеет делать — жить дальше, пока на кладбище истории копают новые проклятые могилы. Не слишком радостный финал, а графический роман напоминает больше притчу, чем сказку.

Личность главного антигероя — лисы — видится еще более символичной. Траектория ее развития закономерна и назидательна. Примерив первую роль вождя, опирающегося на грубую силу, поощряющего вакханалии своих упивающихся властью приспешников, узурпатор меняет личину — изысканные манеры, балы, роскошь и жизнь на широкую ногу. Позже лиса демонстрирует признаки имперского самосознания, приобретая вид величественный и внушающий почтение.

Иллюстрация предоставлена ИД «Манн, Иванов и Фербер»


Но к моменту встречи с той силой, что старательно изображал петух, лисья держава уже демонстрирует признаки застоя или даже распада. Впервые она не изображена сгустком созидающей, пусть и негативной, энергии. Тихая, вялая карточная игра, пресыщенного властолюбца? Похоже, петух всего лишь поторопил и без того запущенный процесс саморазрушения.

Авторское прочтение несколько заезженной сказки хорошо читается благодаря экспрессивному стилю. В иллюстрациях к «Лисе и зайцу» Игорь Олейников напорист. Цветные развороты чередуются с черно-белыми панелями. То иллюстрации напоминают стоп-кадры, когда хвосты кружащих в танце или ликующих на пиру лис оставляют в воздухе рассеивающиеся следы. То художник приглашает взять паузу и погрузиться в картины концентрированного одиночества и заброшенности, когда заяц играет на скрипке у железнодорожных путей или спускается к реке со смутными мыслями о самоубийстве.

Противопоставление двух миров и двух правд подчеркивается преобладанием серого и красного цветов в приглушенной палитре. Минорные оттенки подходят гамме эмоций, рождаемых образами. Происходящее на страницах воспринимается остро, а в моменты особого накала подрагивающий штрих Олейникова становится еще более резким и экспрессивным. Рябь пробегает по изображению, словно электрический заряд. Перспективу меняют черно-белые рисунки, они переключают внимание зрителя с напряженных событий на внутренний мир страдающего героя. А развязка связана в том числе и с цветовой палитрой. В чистых тонах голубого и зеленого (весенний сада зайца и петуха) видится возвращение к жизни.

Однако за серьезностью затронутых тем виден проницательный и ироничный взгляд художника, только в этом случае ирония едкая, бескомпромиссная. Например, избушку зайца украшает декоративная ваза с древнегреческим орнаментом и древнегреческими зайцами-атлетами, но эта вполне комичная деталь чуть позже окажется в эпицентре варварского пиршества, устроенного лисами в честь победы. Или вот старушка в элегантном костюме и шляпке решительно угрожает гигантской армии зонтиком, но ее угрозы подкреплены приближающейся армадой. Подобных моментов много на страницах книги.

Игорь Олейников показал себя в «Лисе и зайце» тонко чувствующим живость момента художником и отличным сторителлером. Пусть рассказ движется в канве определенного сюжета, тем интереснее наблюдать, насколько смело иллюстратор раздвигает границы истории и наделяет ее разными смыслами. Но при всех достоинствах книги, хочется особенно отметить и новизну формата. Успешный дебют Олейникова говорит о том, что книга без слов для русских авторов интересна и перспективна.

Другие материалы автора

Наталья Медведь

​Холокост в дневниках Маши Рольникайте

Наталья Медведь

​Исоль. Картинки с акцентом

Наталья Медведь

​Ариоль. Самый веселый ослик

Наталья Медведь

​Ульф Старк. Жизнь как чудо