18+
16.02.2018 Тексты / Авторская колонка

​Над пропастью во ржи

Текст: Фазир Муалим

Фотография Олег Грицаенко

Поэт и театральный критик Фазир Муалим о Джероме Сэлинджере «На Страстном».

«Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я...» был на прошлой неделе, в каком театре. А был я в Театральном центре «На Страстном». Сначала хотел написать разгромный, а если не получится — уничижительный, отзыв о спектакле, который смотрел. Признаться, я изначально не был воинственно настроен против него, потому что предварительно прочитал в интернете разные рецензии и отклики от зрителей и критиков. Все в один голос твердили: «Не ходи туда, не стоит! А если и пойдешь, не постесняйся демонстративно покинуть зал на середине представления. Мы так и поступали, потому что приличный человек, зритель со вкусом, вряд ли выдержит эту белиберду больше получаса». Таков был общий смысл всех рецензий. Но это бы ничего, на подобное я не поддался бы: всегда ведь хочется делать наперекор остальным — такова природа человека. А случилась со мной другая бонус-беда.

Зал «На Страстном» больше похож на зрительный зал кинотеатра или даже какого-нибудь клуба: мрачные стены, жесткие кресла, тесные ряды. Хотя, признаться, я редко хожу в кино — раз в сто лет по случаю — и могу ошибаться. В последний раз на киносеансе я был именно в таком клубе, когда служил в армии. Чтобы сгустить краски, скажу, то было раннею весною в прошлом веке.

Зрителей в центре «На Страстном» было не сказать чтоб много. После второго звонка девушка-капельдинер (по-простому билетерша) предложила всем с задних рядов и боковых мест пересесть поближе и к середине. На что мы с удовольствием согласились. Но уже на новом месте я почувствовал, что на меня наставлен не только сумрак ночи мрачных стен, но и направлены все кондиционеры со всех углов и откуда-то сверху с потолка. И это зимой, в такой холод, когда на улицах огромные сугробы на радость детям, и Москва наконец-то стала похожа на большую деревню с занесенными снегом дорогами.

В общем, я заболел тут же, не дожидаясь финала спектакля. И хотел было уйти, начихав и на театр, и на ВГИК, и на Сэлинджера.

Ах, да, я забыл сказать, что в этот вечер на сцене Театрального центра «На Страстном» давали Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи», спектакль, поставленный ВГИКовцами, недавними выпускниками Владимира Меньшова. Режиссер постановки Павел Иванов, художник Дина Мунина.

Но я не ушел. Уже не важно почему: из упрямства досидеть и накрутить в себе злость до болезненного творческого всплеска или просто из-за тесноты рядов: пришлось бы всех соседей поднимать, чтобы выйти. Злился, но сидел, проклиная всё на свете.

Вот видите, как важно создавать комфорт, способствующий легкому восприятию идей.

Нет, не совсем так, подкорректирую немного. Эстетика приходит через комфорт, а духовность (если это слово еще не абсолютно загажено) — через неудобства и трудности. Только не путайте нравственность с духовностью. Между ними такая же большая разница, как между религией и верой — памятуя название, я бы сказал пропасть.

Честное слово, как приговаривал главный герой романа, духовность проклюнуло во мне через все эти недельные страдания и препятствия.

А два хороших актера, в общем-то, могут вытянуть один неважнецкий спектакль

Пока болел, раздумывал, как бы поизящнее отругать в своем отзыве постановку, актеров, театр, Сэлинджера, в конце концов. Потом перечитал роман, еще пораздумал. И, знаете, мне показалось, что я его не читал раньше. А всегда думал, что читал. Я это обязательно должен сказать тут. Мы живем в таком мире, когда книга проникает в тебя неизвестно откуда, какими путями, через воздух, сквозь землю, посредством прикосновений руки к руке, ладони к ладони. Кино, театр, цитаты в разговорах с приятелями, лекции, пересказ сюжета и содержания однокурсниками перед экзаменом — и ты уже имеешь представление о книге. Потом проходит время, ты забываешь, и думаешь, что читал ее в пору, когда перелопачивал горы книг. Если была такая пора, конечно. Но когда открываешь книгу через много лет, все равно читаешь ее как в первый раз. И, поди, угадай, то ли ты изменился так сильно, то ли никогда раньше не читал.

Однако хватит о книгах, давайте о спектакле, хотя бы чуть-чуть.

Актёры, признаюсь, мне сразу понравились. Пускай и не все, но двое — однозначно. А два хороших актера, в общем-то, могут вытянуть один неважнецкий спектакль. Однако многое зависит от исполнителя главной роли. Семнадцатилетнего Холдена играет молодой актер (не лишним будет напомнить, что все актеры и сам режиссер с одного курса) Дмитрий Смирнов. На мой взгляд, отлично играет. Мне кажется, что те, кто, как и я, хотел уйти и не уходил, подпали под его обаяние. Всё-таки личное обаяние — это немаловажная часть таланта. Дмитрий Смирнов все два часа находился на сцене, и было бы невежливым по отношению к нему вот так встать и уйти. Тем не менее одного обаяния мало, чтобы удержать зрителя — нужны и другие таланты. У Дмитрия Смирнова это в том числе и хорошая правильная речь. Не всегда в современном театре услышишь её.

О втором актере я бы сказал «изумительный», если бы, вслед за Холденом, не считал такие определения «ужасной пошлятиной». Скажу по-другому — интересный актер с комическим даром Алексей Коваль. Он играет две небольшие роли в постановке — Экли, соседа по общежитию, и китайца-официанта, роль бессловесную, но тем не менее запоминающуюся.

Остальные актеры меня не особо впечатлили. Даже Николай Захаров, который, как помнится, мне сильно понравился в двух спектаклях в театре «У Никитских ворот». Я даже писал об этом. Тут, в роли мистера Антолини, он был совсем невзрачный. Да и сама роль, не побоюсь этого слова, дурацкая, «пьяная». В книге, если вы помните, он погладил голову Холдена, а потом Холден долго мучается сомнениями: «должно быть, я зря вообразил, что он хотел ко мне пристать. Должно быть, он просто хотел меня погладить по голове». А в постановке у П. Иванова Антолини полез прямо к ширинке Холдена.

И вообще, спектакль весь пронизан натуралистичными сценками, грубой эстетикой, что ли. И это не сказать чтобы приятно было смотреть. Экли, например, с наслаждением долго пукает в лицо Холдену и давит прыщи. Проститутка Санни (актриса Анастасия Семенова) так откровенно раздвигает ноги, что становится немного неловко, и чувствуешь себя вегетарианцем, попавшим в мясной ряд. Даже драка на сцене не театральная, а почти настоящая. Когда Морис (актер Иван Щеглов) бил Холдена спинкой от железной кровати, я думал, он его убьет. То есть актера, а не героя. Но слава Богу, обошлось: все актеры доиграли до финала и вышли на поклон живыми и здоровыми.

Резюмируя, скажу так: на актеров, да, можно посмотреть. Но что касается режиссерской работы, то, по моему мнению, она могла быть и получше. Во-первых, игра со зрителями, этот интерактив вначале — без него вполне можно было бы обойтись: только время тянет, а смысла не прибавляет. Во-вторых, и это главное, режиссер слишком сгладил все философские «боли» главного героя: отношение к религии, войне, смерти. Даже основной вопрос «куда зимой деваются утки в пруду» из глобального, философского, каким мог бы стать на сцене, становится комическим и необязательным. А образ ловца («стеречь ребят над пропастью во ржи») — он и в книге, по-моему, появляется как-то неожиданно, а в спектакле даже немного теряется.

В общем, это не тот случай, когда книга и воплощение ее на сцене равноценны.

«Вот и все, больше я ничего рассказывать не стану. Конечно, я бы мог рассказать, что было дома, и как я заболел...» .

Впрочем, об этом я уже рассказал.

Другие материалы автора

Фазир Муалим

​«Вишнёвый сад» в Пятигорске

Фазир Муалим

​Персия и Новруз

Фазир Муалим

​Театр эпохи авангарда

Фазир Муалим

​Турбулентность и теология