Музей говорящих вещей
Текст: Вера Бройде
Обложка предоставлена ИД «Поляндрия»
О старушке, безымянном щенке и воспоминаниях в книге Синтии Райлент пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде.
Райлент С. Старушка, которая давала имена. / Пер. с англ. С. Степанов; ил.: К.Браун. — СПб.: Поляндрия Принт, 2017. — 32 с.
Щенок еще был маленьким, наивным и лохматым. Казался всеми брошенным, голодным, очень славным. Мечтал о двух печеньях, кусочке сыра с дырками и миске молока. Хотел, чтобы его погладили немножко: быть может, почесали спинку, или за ушками, или живот. И ждал, что эта леди, в ковбойских сапогах и роговых очках, с пучком седых волос и тщательно скрываемой улыбкой на добром и морщинистом лице, когда-нибудь ему позволит зайти в свой чудный дом, который носит имя Франклин, и разрешит присесть в огромное Орландо — то есть в кресло, или прилечь на односпальную Роксану — высокую и мягкую кровать, или возьмет его с собой, чтобы отправиться по магазинам на ослепительной небесно-голубой машине, которую она уже полвека величает Бетси. Конечно, он не знал того, что было слишком хорошо известно этой леди: собачий век короче жизни кресла, кровати, дома и машины, а главное — куда короче жизни человека. Спустя каких-нибудь полгода щеночек превратится в пса, а через несколько стремительно-счастливых лет, наполненных делами и заботами, совместными поездками, пространными беседами, ухмылками и лаем, он тоже, как и все, умрет. Ведь умерли же те, кого она любила, — ее друзья, ее родные, — и не осталось никого, кроме Орландо и Роксаны, а также Франклина и Бетси: таких же старых, как она, но, без сомнения, живых и все еще готовых ей помочь и даже выслушать при случае, не делая капризное лицо, а главное — способных жить да жить, не думая о том, чтобы ее однажды бросить, как это сделали другие... Вот почему она им всем давала имена. В конце концов, они их заслужили. А пёсик... Не то чтобы он не имел на имя права — конечно, ах, конечно же, имел, но, знаете, когда кому-то даришь имя, то это значит, что отныне вас что-то навсегда связало. А разве можно связываться с тем, кто рано или поздно почти наверняка тебя оставит? Так размышляла одинокая старушка, пока кормила песика, который прибегал к ней каждый божий день, и, высунув язык, садился у калитки. Однажды песик почему-то не явился...
Иллюстрация предоставлена ИД «Поляндрия»
Никто, естественно, не знал, как долго он хотел прожить на свете. Хотя для автора «Старушки, которая давала имена» не это было важно, а кое-что другое. Как долго он бы смог прожить вот так — без имени, без красного ошейника, без дома с креслом и кроватью и тысячей других вещей, напоминающих о счастье, которое когда-то в этом доме обитало? Как долго бы старушка продолжала играть сама с собой в такую грустную, но совершенно «безопасную» для раненой души игру? Как долго мы решаемся на шаг, который, может статься, всё изменит? Как долго, долго-долго, очень долго — как бесконечно долго длится жизнь, лишенная заботы о ком-то из живых...
Иллюстрация предоставлена ИД «Поляндрия»
«Старушка, которая давала имена» — одна из сотни книг, написанных мисс Райлент. Вы не поверите, но как-то раз она призналась, что никогда не собиралась быть знаменитым автором и сочинять истории, которые получат столько премий и наград: «Однако я хотела быть полезной и делать что-то, что имело бы значение не только для меня... Я потеряла папу в раннем детстве. Мне только что исполнилось тринадцать, когда я вдруг узнала, что мой отец скончался, но я не видела его уже давным-давно, с того момента, как они расстались с мамой. Я даже не успела попрощаться с ним. Возможно, это стало чем-то вроде первого толчка — причиной, по которой я начала однажды сочинять».
Иллюстрация предоставлена ИД «Поляндрия»
Историю про милую, ранимую, чудаковатую старушку и песика без имени, которого она спасла, пожалуй, тоже следует прочесть, надев на нос специальные очки, способные приблизить то, что было и прошло, оставив нам на память щемящую тоску и радость с привкусом клубники, ирисок, меланхолии и детства. О том, каков был путь, проделанный старушкой, мы, правда, не сумеем прочитать, зато мы точно сможем разглядеть, как сами двигались вперед, как запинались, падали, вставали, брели сквозь годы дальше, дальше и как над нами загорались звезды, светила желтая луна, а птицы, выстроившись клином, летели, прорезая облака, — и красота, и прелесть мира мешали вешать нос и опускать устало руки.