18+
13.12.2017 Тексты / Статьи

Мастер

Текст: Алена Бондарева

Фотография: Женя Яхина

Памяти Сергея Николаевича Есина.

Основной недостаток слов — теряют плотность в самый неподходящий момент. Написать «как было» — почти невозможно без приукрашивания или изъятия фактов. Жизнь подминает все — в этом основа литературного мастерства. «Дорогая, кыть (забавное есинское „так сказать“, навсегда привязавшееся ко всем его выступлениям и не раз передразниваемое студентами) случиться могло что угодно, но читатель тебе не поверит», — говорил мастер по вторникам среди прочего на семинаре прозы в Литинституте. И мы яростно спорили, даже после получения дипломов. Потому что любой диалог о литературе — это разговор о признании и превосходстве.

«Ученик должен предать учителя», — максима, приняв которую мастер не в праве жалеть об утраченном в аудитории времени. Максима, которую поймет далеко не каждый наставник, что уж говорить об остальных.

...И вот учителя нет. Спор оборван. Но даже теперь, как бы странно ни звучало, единственное, что может сделать ученик — это по-прежнему написать текст, который, как и все неотболевшее, будет тянуть по-живому и злить своим несовершенством, — в этом ирония литмастерства.

Я думаю, в общем потоке дежурных и вполне искренних сожалений, будет немало сказано о Есине писателе («Имитатор», «Гладиатор», «Твербуль», в промежутке еще десяток романов на выбор, в зависимости от вкусов и предпочтений пишущего — потому что недюжинная работоспособность и спорное — «настоящий писатель — должен быть немного графоманом», все тексты разные — «новая книга должна отличаться от предыдущей». В финале обязательные «Дневники», в которых на протяжении лет студенты (и не только) искали упоминание собственных имен — «каждый вечер заставляю себя писать, хотя бы два предложения»).

Немало расскажут и о Есине ректоре — бесплатные завтраки для студентов (пресловутые булочка и молоко), обеды по талонам, спасение института в 90-е и так далее. Есине преподавателе, годами удерживавшем кафедру литературного мастерства на должном уровне, отбивавшем своих и чужих воспитанников на защите, да, что уж там, многие обязаны ему дипломами. Некоторые — и большим (часто подкармливал студентов, давал деньги, устраивал публикации, но опять же не всем — «потому что писатель должен получить свое число отказов, обивание порогов редакций — важная часть становления»).

Хотя будет немало и затаивших обиду за недостаточно высокие оценки и жесткие методы воспитания.

Наставник, как человек в белом халате, входя в родильное, не обязан сочувствовать

Любой, кто учился у Есина, знает, каким сложным человеком был Сергей Николаевич. Как точно мог вычислить незащищенное место.

Но таковы правила нашей игры — семинар прозы (позже литература в целом и большая литература в частности) — не место для дружеских похлопываний и комплиментов. Наставник, как человек в белом халате, входя в родильное, не обязан сочувствовать. Цель майевтики — ориентация на результат. Кто не выдержит — уйдет, «и в этом тоже ничего страшного, писателями станут единицы, остальные будут депутатами, учителями, займутся бизнесом».

Но как у настоящего Мастера (здесь я намеренно пишу это слово с заглавной буквы) у Сергея Николаевича было одно редкое качество. Честолюбивой задачи сломать под себя, заставив писать в своей стилистике, он никогда не ставил. Да, педагогические подходы вызывали вопросы, но, думаю, сложность цели их оправдывала. Хотя, не скрою, состоять с Есиным в парадигме учитель-ученик без потерь могли немногие толстолобики. Впрочем, Сергей Николаевич умел признавать ошибки.

«Не ожидал», — сказал он искренне на моей преддипломной защите. А я подумала: «Какая теперь разница?».

Но когда получила диплом, наши отношения выровнялись. Чаи, борщи, котлеты — «Голодная, наверное? Ешь суп, я специально сварил. И зелень, зелень бери, сам на даче выращивал». Диалоги о литературе на новом уровне. Когда мастер перестал учить, полагая, что дал, сколько было возможным, но все же остался мастером. Квартира, набитая до потолка книгами, вечно дребезжащий телефон (кстати, всегда меня поражавшее умение с ходу диктовать на любую тему — «годы газетной практики»), броуновское движение каких-то родственников, которым нужна помощь, трудоустройство и крыша над головой. Годы ухаживания за больной женой — «ты, знаешь, я думал, когда Валя умрет, мне будет легче, но нет, стало только хуже». Книга «Валентина» — вечный круговорот того неотболевшего, в который невольно вступаем теперь и мы.

И я могу продолжать через запятую про хорошую стрижку, всегда элегантный вид, остроту языка, легкое кокетство, такую же простительную забывчивость — многие люди годами существовали под чужими именами, потому что заслужить нужно было не только упоминание в дневнике, но и место в памяти. Бодрый голос, хорошая осанка — йога и тренажеры до последнего дня, отличные речи — «умение говорить публично — важное качество для писателя»...

Но все это будут только слова, что утрачивают яркость в самый неподходящий момент.

Так ведь и Мастер учит подмастерье не основам письма и не вдумчивому чтению, а чему-то совсем иному, надсмысловому, бессловесному.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

​Игорь Шпиленок: «Живу в медвежьих местах»

Алена Бондарева

​Репродуктор. Клокочущий мир

Алена Бондарева

Курс Шишкина

Алена Бондарева

​Интеллигентный ответ рэп-батлам