18+
04.01.2016 Тексты / Интервью

​Эмиль Браво: «Нет никаких взрослых»

Беседовала: Алена Бондарева

Фотография предоставлена автором

Художник-комиксист Эмиль Браво рассказал обозревателю Rara Avis Алене Бондаревой о своей новой книжке и о том, что такое неуловимая поэзия искусства.

— Про вас в англоязычной «Википедии» пишут, будто в юности вы так вдохновились комиксами Эрже и серией «Астерикс и Обеликс», что даже захотели стать художником. Это правда?

— Не совсем. Когда я решил профессионально рисовать комиксы, я был уже довольно взрослым. А в детстве даже не знал, что такая профессия существует.

— Кем мечтали стать, когда были маленьким?

— Хотел заниматься серьезным делом. Мне и родители все время говорили, что нужно выбирать настоящую профессию: врач, адвокат, инженер, нотариус, но уж никак не художник комиксов — это же смешно.

— Как встали на «несерьезный» путь?

— Очень просто. Однажды я понял, что не хочу делать ничего другого. Я не адаптируемый к социуму человек (смеется). И работа художника идеально соответствовала тому, что я любил и чего хотел с самого детства — рассказывать разные истории своим друзьям. И когда пришло время выбирать профессию, мне ничего не нравилось. Понадобилось вмешательство друга, который сказал: «Слушай, а почему бы тебе не заняться рассказом рисованных историй, ведь ты всю жизнь только это и делаешь». К тому моменту мне было уже 18. Я действительно рисовал с ранних лет, но для развлечения.

Иллюстрации предоставлены ИД «Бумкнига».

— Когда вы только начинали работать, у вас был соавтор. И недавно вы опять вместе с Жаном Реньо создали книгу «Моя мама в Америке, она видела Буффало Билла». А самостоятельные книги у вас есть? Или вам комфортнее работать в соавторстве?

— Все, что я рисую — мои личные проекты. А человек, с которым мы начинали и продолжаем делать комиксы, не сценарист. Жан Реньо — мой друг. И это очень важно. Ведь продолжать развлекаться можно только тогда, когда рядом с тобой близкий человек, с которым у тебя полное взаимопонимание, ты можешь разделить с ним шутки и прожить все повороты истории. Творить, я всегда говорю об этом детям, — значит играть. В противном случае ничего не получится. Нашу первую книгу мы действительно делали вместе. И спустя годы я снова вернулся к работе с Жаном Реньо, и мы создали «Моя мама в Америке, она видела Буффало Билла». Но в этот раз я не имел никакого отношения к сюжету, это семейная история Жана, и я взялся за нее только потому, что хорошо знал о ней с юности. В какой-то мере для меня работа над книгой тоже стала чем-то личным. Я знаком с отцом Жана, его гувернанткой и всеми упомянутыми в тексте родственниками.

— У «Моя мама в Америке...» грустный финал. Вы с ним согласны?

— Мне-то как раз кажется, что книга заканчивается очень позитивно. Герой переживает освобождение. А сама история рассказывает о том, что нельзя все время жить в атмосфере лжи и недоговоренности. Еще она о старой системе воспитания. Раньше не существовало постоянной практики общения, родители с детьми толком и не разговаривали. Был ров, отделявший мир детей от мира взрослых. Родители в те времена думали: дети слишком глупы для того, чтобы с ними о чем-то говорить. Считалось, их нужно от всего защищать. И если у них в семье кто-то умирал, то лучшее решение — ничего не говорить. Книга и начинается с того, что учительница старой школы, знакомясь с детьми, просит назвать профессии родителей. То есть в ее представлении дети в отрыве от семьи не существуют. Но главный герой не знает, как ответить на поставленный вопрос, и поэтому чувствует себя абсолютно потерянным. В итоге и о том, что случилось с мамой, ребенку говорит другой ребенок. Известие у мальчика вызывает шоковую реакцию, но узнав правду, он может идти дальше. Он освобождается от постоянного ожидания своей матери и лжи, которая покрывает проблему. А еще на смену старой учительнице приходит молодая. И первое, что она просит — назвать свои имена. То есть она сигналит: я хочу знать только твое имя, потому что для меня существуешь только ты. Поэтому и для меня эта история об освобождении. Каждый человек — хозяин своей судьбы. Он имеет право избавиться от навязанного ему. Люди в какой-то момент должны рассматривать себя исключительно как себя. Мне кажется, это предельно позитивно.

Иллюстрации предоставлены ИД «Бумкнига».
1 2

— Я была благодарна автору за то, что сам мальчик не произнес: «Моя мама умерла»...

— Разумеется. Для подросшего героя умершей мамы, как и Деда Мороза, просто не существует. Эти истории идут параллельно. Отсутствие веры в Деда Мороза — метафора. Я прекрасно помню себя, когда узнал, что Деда Мороза нет — это была травма, но одновременно и освобождение.

— Книга легла в основу мультфильма. Вам он понравился?

— Нет. Создатели мультфильма попали в ту ловушку, которая как раз обвинялась книгой. Они все залили сиропом. И если бы формат заданного жанра позволял воскресить маму, они бы это с удовольствием сделали. На самом деле наша книга — отражение истории целого поколения. А они сделали мультфильм для самых маленьких. Дети на экране постоянно играют в какие-то шарики и занимаются ерундой. К тому же создатели решили найти папе подружку. Как же оставлять такого замечательного человека одного? Соседская девочка Мишель, становится подругой главного героя, и, более того, в конце они все вместе уезжают в Америку... Смехотворно!

Иллюстрации предоставлены ИД «Бумкнига».
1 2

— На русский язык переведено пять ваших книг. Все они детские. Вы пробовали писать для взрослых?

— Да нет никаких взрослых. Или вы серьезно думаете, что мы живем во взрослом мире? Посмотрите на него повнимательнее. Тех взрослых, о которых мы говорим, еще воспитывать и воспитывать. Я считаю, что единственно правильная дорога — делать книги, которые будут понятны абсолютно всем, с тем условием, что текст получается многоуровневый. Ребенок поймет только один из уровней, а взрослому откроется вся глубина. С поэзией то же самое, каждый воспринимает ее по-своему.

— Раз уж мы заговорили о поэзии. Каких поэтов вы любите?

— Ужас в том, что я не могу назвать себя настоящим любителем поэзии. Я, скорее, нахожу поэзию у разных художников. Поэтические тексты меня меньше впечатляют. Но например, стихи Жака Превера, которого все французы знают с детства, и Бориса Пастернака мне близки.

Какой смысл быть реалистом в эпоху фотографии?

— А что должно быть в картине, чтобы вы сочли ее поэтичной?

— Боюсь, на этот вопрос нет ответа. Существует поэзия, которую нельзя разложить по полочкам. Есть такие слова «изящество», «тонкость», никто не знает, что они значат на самом деле. Но они понятны всем. Хороший текст, перегруженный деталями, может разделить людей. А вот чем больше мы рисуем, тем больше мы можем сказать. Пикассо, по-моему, как-то заметил, что лучший рисунок — рисунок ребенка, но чтобы его сделать, нужно залезть в голову к ребенку.

— Однако «Менины. По Веласкесу» — довольно сложная и далеко не детская картина.

— А все потому что к 13 годам Пикассо рисовал уже как взрослый художник-реалист, поэтому ему нужно было искать новые пути. Да и какой смысл быть реалистом в эпоху фотографии?

— А куда двигаетесь вы?

— Иду по единственному верному пути: рассказываю истории. Но делаю это не дидактически, у меня же нет цели усыпить детей, читающих мои книжки. Я хочу сочинять интересные истории. Но чтобы ребенок воспринял рассказ эмоционально, его нужно немного дестабилизировать. Поэтому важно учить детей с самых ранних лет быть личностями и справедливыми судьями, ведь это те люди, которые получат нашу планету в ближайшем будущем.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

Донасьен де Рошамбо о том, как супергерои выжили детективов

Алена Бондарева

Монахиня Евфимия. Грешно ли верующим читать детективы?

Алена Бондарева

​Как узнать в себе Чацкого и Д’Артаньяна? Диалог о детском театре

Алена Бондарева

Магический реализм. Эволюция