18+
02.02.2016 Тексты / Интервью

​Евгений Рудашевский о войне и афалинах

Беседовала: Алена Бондарева

Фотография: Ольги Гавриловой

Евгений Рудашевский, автор «Здравствуй, брат мой Бзоу!», и обозреватель Rara Avis Алена Бондарева поговорили об Абхазии, дельфинах и войне.

— Знаю, что вы были дрессировщиком нерп. Опыт дрессуры помог в написании книги?

— Безусловно. Когда понимаешь общие модели поведения морских млекопитающих и то, как развиваются их взаимоотношения с человеком, — это помогает. К тому же у меня не было необходимости углубляться в тему, с базовым материалом я познакомился на личном опыте.

— В чем поведенческие различия дельфинов и нерп?

— Дельфины более дружелюбные. Нерпы очень боятся человека, поскольку он их единственный враг. На Байкале нерпы тысячи лет находились на вершине биологической цепочки, и у них не было соперников. Единственный, кто мог напасть на льду на нерпу, это медведь. Но и то в редких случаях, если нерпа устраивала свое логово недалеко от берега. А потом появились люди, и у нерп выработался страх по отношению к ним. У меня до сих пор на руках остались шрамы от знакомств с этими животными. Нерпы невольно проявляют агрессию, это защитная реакция. А у дельфинов естественных врагов в природе нет. И, несмотря на то, что человек их истребляет, отлавливает, содержит в дельфинариях и ставит на них опыты, страх перед людьми у них не выработался.

— Вы верите в то, что дельфины умнее людей?

— Смотря с какой позиции оценивать и что вкладывать в понятие «умный». Разумеется, дельфины — высокоразвитые существа. С моей точки зрения, не стоит их очеловечивать. Но и принижать не нужно. Например, некоторые модели поведения дельфинов людям стоит изучать. Так, в моей книге описан случай, когда самка дельфина поднимает и опускает мертвого дельфиненка. Эпизод основан на реальных фактах. И интересен с точки зрения психологии: пока мать думает, что ребенку можно хоть как-то помочь, она делает все для его спасения, выталкивая на поверхность, чтобы он мог вдохнуть воздух. Но как только понимает, что детеныш умер, она не погружается в пучины стресса и депрессии, а просто уплывает жить дальше.

— А почему действие повести происходит в Абхазии?

— Сама история выбрала эту страну.

— То есть рассказ про дружбу мальчика и дельфина — абхазская легенда?

— Нет, это история, которую я услышал, когда отправился пешим походом в Абхазию и на несколько дней остановился пожить на берегу моря. И в разговоре с местными жителями буквально в нескольких фразах узнал о дружбе мальчика и дельфина, а также о том, к чему это привело. Тогда же пришлось скорректировать свои планы, отказаться от дальнейшего продвижения в горы. Остановиться в поселке Лдзаа, собирать детали быта и делать природные зарисовки.

— Абхазский эпос вас давно интересует?

— Собираясь в новую страну, я стараюсь изучать ее историю и мифологию. Но пять лет назад я ничего не знал об Абхазии и мой интерес проявился там. В дальнейшем я ознакомиться с абхазским эпосом. И понял, что он чем-то схож с историей про моего Бзоу.


Рудашевский Е. Здравствуй, брат мой Бзоу!. — М.: КомпасГид, 2015. — 192 с.

— А что еще в этой мифологии, кроме образов богатыря Сасрыквы и его верного коня Бзоу, перекликающихся с героями повести, вас поразило?

— В комментариях к книжке я пишу, что самой неожиданной для меня в абхазских сказаниях стала нота дружелюбия, довольно редкая для военизированной мифологии древних. Своих врагов абхазы судя по их мифам выходили встречать как гостей, с распростёртыми объятиями. Мир и доброжелательность как оружие, которое вполне можно использовать в войне против самой войны. Честно говоря, я не припомню подобных эпосов. Как правило, в легендах восхваляется смелость нескольких или одного героя, если истории принадлежат маленькому народу. Этот персонаж может в одиночку мстить и побеждать.

— Как вы считаете, почему в современной подростковой литературе отсутствует довольно большой корпус текстов, повествующих о простых и мудрых вещах таких, как взаимодействие человека и природы?

— Мне сложно ответить на этот вопрос. С современной подростковой литературой я знаком не очень хорошо. Только недавно начал ее читать, поскольку сам попал в струю и мне стало любопытно, что пишут другие авторы.

— Какие произведения, прочитанные в детстве или во взрослом возрасте, помогли вашему становлению?

— Если брать школьную программу, то вся она прошла мимо меня, я практически ничего не читал из того, что задавали по литературе. Предпочитал прогуливать уроки, носился по крышам, подвалам, болотам. Но для другого чтения я находил время. Прежде всего меня интересовала приключенческая литература. «Смок Беллью» Джека Лондона, «Дочь Монтесумы» Генри Райдера Хаггарда, «Белый ягуар — вождь араваков» Аркадия Фидлера. Как видите, в основном заботила индейская тема. Фенимор Купер, Майн Рид тоже были мной прочитаны. Поскольку я везде бегал, меня особенно волновал вопрос выживания. Поэтому и «Дерсу Узала» Арсеньева произвел большое впечатление. В те годы я мало понимал описываемое. Но меня привлекали дух свободы и разговоры о единении с природой не для того, чтобы управлять ею, а чтобы научиться мирно сосуществовать. К тому же дома была большая библиотека, и мои читательские интересы проявлялись странно. Какая обложка больше нравилась, такую книгу и хватал. Это могла быть и недетская литература. Так, я пришел к Францу Кафке, любимому автору школьных времен. К счастью, мои родственники не заставляли меня читать что-то конкретное, предоставляя мне свободу выбора, и не пугались даже тогда, когда мне в руки попадала «Антология современной эротической прозы».

Стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться

— Существует мнение, что детям не стоит позволять читать взрослую литературу. И, например, Кафка ребенку может испортить жизнь. Как вы относитесь к подобным утверждениям?

— Мне кажется, никогда не угадаешь, что испортит человеку жизнь, а что нет. Я могу судить по собственным впечатлениям. Я часто сталкивался с тем, что многие тексты, прочитанные еще в детстве, во взрослом возрасте воспринимаются иначе: выхватываешь другие акценты и детали. Так, фэнтезийную историю Юрия Самсонова «Максим в стране приключений» в детстве читал с удовольствием. А в 20 лет меня многое задело. Например, когда герой учился стрелять, он выбирал подвижную цель — бил по живым птицам. Но в детстве на подобные вещи внимания не обращаешь. Как не реагируешь и на излишнюю рефлексию. Тот же Кафка не действовал на меня депрессивно. Наоборот, я относил его к успокаивающей литературе, которая помогала мне решать свои юношеские проблемы. Возможно, стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться. Чтобы не было императива — начал, обязан дочитывать. Ребенку важно выбирать книги самостоятельно, но и самостоятельно от них отказываться.

— В вашей повести почти у каждого героя есть своя история, связанная с дельфинами. Все ли они реальны? И где были вами почерпнуты?

— Дело в том, что когда я работал с нерпами, мы совместно с МГУ проводили сравнительный анализ элементарной рассудочной деятельности нерп и дельфинов, проще говоря, пытались выяснить, кто умнее. То есть кто из них лучше решает простые логические задачки. Тогда-то и я познакомился с дельфинами поближе, прочел много книг (в том числе и специальной литературы). И Колдуэллов, и «Несущие ветер» Карен Прайор. Тогда я готовился к этой теме как дрессировщик, но впоследствии переработал материал и включил в «Здравствуй, брат мой Бзоу!».

— Спрашиваю, потому что меня особенно поразили две истории. Первую рассказывает отец героя Валера. Она о том, как забивали дельфинов, бросали их на берегу и они в муках умирали, крича сутками. И другая веселая, когда афалина кинул в собаку медузой. Обе непридуманные?

— По поводу жестокого эпизода, безусловно, я его не наблюдал. Но история документальная, подобных, к сожалению, много. В той же Дании, на Фарерских островах, до сих пор существует нашумевший праздник Grindadrap, когда местные жители ради развлечения забивают множество дельфинов. Это связано с обрядом инициации — мальчик, чтобы стать мужчиной должен зарезать своего дельфина. По Интернету ходят фотографии, на которых гарпунят, режут, вспарывают дельфинов, окрасив залив в кровавые цвета. Это древний обычай. Но не стоит забывать и о варварских способах добывания морских млекопитающих, которые практиковались всегда. И то, что происходило с моим героем Валерой, еще не самое жестокое. Человек, прошедший средневековую инквизицию, умел выдумывать самые разные способы убийства. Например, в начале XX века, чтобы не тратить оружие, люди находили уже разложившегося кита, окунали в его тушу наконечник гарпуна и потом ударяли им живого кита, у последнего начинался страшный сепсис, гангрена. Охотники оставляли его на какое-то время и приходили, когда он умирал. Забирали его жир и ус...

А вот веселая история с медузой основана на личных наблюдениях, правда, в моей жизни медузами бросались не в собак, а в тренеров. Но принцип тот же. Дельфины сообразительные, игривые и по-своему вредные животные. Медузами они тренеров забрасывают в открытых садках, а не в закрытых дельфинариях. Иногда в ход идут и легкие камешки. Дельфины видят, какая у людей яркая реакция, и с удовольствием повторяют трюк, надеясь, что за него покормят.

Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить

— Я правильно понимаю, вы против содержания дельфинов в дельфинариях?

— Все зависит от условий и обстоятельств. Я против того, чтобы специально отлавливать здоровых животных, содержать в тесноте, устраивать развлекательные шоу. В том же Китае, насколько я знаю, дельфинов нередко подсаживают на наркотики, чтобы они лучше работали за дозу. Такие питомцы быстро умирают, но это никого не смущает, дельцы ловят новых. Еще один негативный пример: байкальские нерпы в ярославском зоопарке, хозяева которого не знали, как правильно содержать этих животных. Нерпы жили в теплой воде, притом что привыкли к температуре в 3–5 градусов, ели другую пищу и в итоге погибли. Я против такого отношения. Но когда дельфинарий или нерпинарий — вынужденная мера, мне кажется, это неплохо. Например, в байкальском нерпинарии большинство животных, с которыми я работал, подранки, некоторых выбросило на берег, другие чем-то болели. Бывали случаи, когда отбившиеся от матерей детеныши попадали в сети рыболовов, те не знали, куда их девать и приносили к нам. Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить. Согласитесь, это совершенно другая истории.

— Кто еще, кроме Даррелла, ваш ориентир?

— Те, чьи книги можно рекомендовать подросткам. Безусловно, кроме Даррелла, автора замечательного «Пути кенгуренка», это и Фарли Моуэт. Он был экологом, защитником природы, одним из сильнейших и известнейших писателей Канады. Его сочинения — это такой художественный рассказ о том, как он работал с животными и узнавал их. Его книги можно советовать детям с 10–12 лет. Самая интересная — «Не кричи: „Волки!“». Рассказывает о его жизни с волками, изучении их повадок. А еще про то, какие несправедливости творят с животными люди, не обращая внимания на то, что волчья стая «отдельный народ». Для детей постарше подойдёт книга Моуэта «Кит на заклание», эмоционально тяжелая история, которая запомнится надолго. А в более старшем возрасте, лет с 16, можно познакомиться с творчеством зоолога Конрада Лоренца. Он один из основателей этологии, посвятивший свою жизнь изучению разных животных. И пишущий о них довольно доступно (если не брать его научные труды). Знакомство с произведениями Лоренца в детстве может изменить взгляды на мир животных в лучшую сторону. Начать стоит с «Кольца царя Соломона».

— А чем вас привлекает архаика?

— Я нахожу в ней особую красоту. Но это не значит, что я сам какой-то архаичный и патриархальный. Для меня патриархальный уклад — один из этапов пути, который преодолел человек по дороге к современности. Быть может, осколки древнеримских зданий привлекают также других своей красотой. Подобные вещи служат напоминанием о том, кем мы были.

— В определенный момент ваш герой пропадает из повествования, и далее присутствует в книге опосредованно, только в разговорах близких, в письмах... Почему вы предпочли оставить войну, на которую он уехал, за кадром?

— Для меня главной в книге была атмосфера, она привлекла меня в Абхазии. Поэтому вынесение войны за кадр, несмотря на яркую концовку, в некотором смысле вынужденный ход. Когда ушел Амза, жизнь не прекратилась, но она стала другой. В повести есть еще один герой — старик Ахра. Это Амза в старости, вернее, тот, кем бы он стал, если бы не война, глобализации и так далее. И мне было важно показать, что эта чудесная архаичная атмосфера не собирается вокруг конкретного персонажа. Но и она постепенно рассеивается, если пропадает преемственность. В этом селе больше не появится другой Ахра. Теперь его некем заменить.

— И все-таки инициация для вашего героя — это уход на войну?

— Амза становится мужчиной уже тогда, когда на него падает тень войны, как только он перестает просто жить, наслаждаясь летом и дружбой со своим морским другом. Он задумывается о расставании, и в сердце поселяется грусть, его начинают мучить вопросы, которых он прежде не задавал. И сам он не знает, как на них отвечать. Помните, тот эпизод, где говорится, что Амза почувствовал, будто внутри у него появились пустые комнаты, которые он не знает, чем заставить? Это и есть обращение к взрослому миру.

— У вас к печати готовится несколько книг. О чем будет следующая?

— Она посвящена Иркутску, Байкалу. Рассказывает про жизнь местных подростков, ее многонациональные особенности, в том числе и про бурятский шаманизм, его традиции, полностью вплетенные в современную жизнь, также героями становятся байкальские нерпы. События относятся к 2004–2005 годам.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

Донасьен де Рошамбо о том, как супергерои выжили детективов

Алена Бондарева

Тайны вскрытия в кино и жизни

Алена Бондарева

​Мама, выдыхай! И другие советы Никитиных

Алена Бондарева

Магический реализм. Эволюция