18+
01.11.2017 Тексты / Авторская колонка

​О непереводимости

Текст: Александр Чанцев

Фотография: из архива автора

Ведущий обозреватель Rara Avis Александр Чанцев о непереводимости не только в литературе, но и в политике.

Непереводимости, пожалуй, больше, чем переводимости. Удачные переводы — редкость. Удачные переводы и прочтения — еще большая редкость. Непереводимость, увы, закономерность.

Ведь и при наличии одного или нескольких пристойных и даже удачных переводов никто не застрахован о того, что книгу не только прочтут, но и вчитают в нее другие смыслы. Рекрутируют, например, философско-религиозный трактат «Так говорил Заратустра» в агитку для человекоубийственной государственной машины.

Переводы вообще не в чести в наши дни. Да, глобализированный мир стал гораздо легче, когда почти в любом уголке планеты можно объясниться на примитивном английском. Но не стали ли за счет английского учить меньше языки тех стран, чья культура отнюдь не менее самобытна и отнюдь не столь известна? Есть и противоположный аспект. Во Франции, как известно, начали бороться с тотальным преобладанием английского языка, отстаивать свой родной язык, противиться заимствованной лексике, отвечать тебе по-французски на заданный по-английски вопрос. Однозначно хорошо ли это?

Даже в школе, еще почти ребенком и вряд ли взрослым, я думал об этом. У меня была своя личная теория относительности. Все действительно относительно (сейчас бы я сказал что-то в терминах означающего и означаемого, рецепции, Другого, но тогда я таких слов не знал, может, и к лучшему). Обыденная смерть простого человека никому не известна, а происшествие со сбитым в центре города пешеходом обсуждается всеми — но обе эти смерти одинаково трагичны для умершего и его родственников. Застреленный при покушении и умерший от старости — да, понятна разница в сроках и промыслах судьбы, но разный вес ли у этих трагедий? Благородными считаются те семьи, которые могут перечислить своих предков на протяжении хотя бы нескольких веков — но предки в веках есть совершенно у всех, мы равны (про то, что предки росли и воспитывались в разных условиях возразить можно, но точно ли это делает кровь голубой?).

...виновата не сама литература и авторы, а — общий запрос. Законы supply and demand

Также невозможно что-либо сохранить в литературе — споры этого века утратят актуальность через век, еще через век устареет лексика, умрут даже потомки тех, кто помнит эти реалии. И подавно нельзя передать ничего даже через забор границы. Как, например, рассказать о советском детстве, радиоле, «Запорожце», велюре портных и запахе дефицитных пирожных к повседневной гречке тем, кто вырос в африканской саванне или на берегу тайской реки (и гречку в пищу не употребляет, а за словом «дефицит» обратиться к переводчику, словарю и воображению)? Другие слова, другие реалии, другое — все. И также невозможно ничего сохранить — в пределе тут единственное возможное решение, и оно было предложено Николаем Федоровым, призывавшим воскресить мертвых. (Так и некоторые до сих пор верят, что Слово способно давать и сохранять жизнь.)

Выход, решение же в том, что касается литературы, это книги наиболее абстрактные, апеллирующие к общемировым, универсальным, релевантным буквально для всех ценностям. Книги о добре и зле, Боге, жизни и смерти.

Но и здесь два неизменных «но». Во-первых, о том, какую песню-сказку напевала бабушка героя в стране Х, читать, видимо, гораздо интереснее и просто познавательнее, чем о трансцендентном Боге. Во-вторых, такая общечеловеческая литература есть. Есть, к примеру, Дао Дэ Дзин и Монтень, а из, скажем, общеевропейских нового времени — Кундера, Гессе, Дюрренматт.

Но и здесь палка о двух, если не больше, концах. И переводить будут скорее тех, кто понятен — только при переводе рассказывающего языка, но не описываемых реалий. Так, боюсь, большинство русских читателей скажут, что знают из современной сербской литературы лишь Павича, и этим ограничатся.

И, как бы отвечая на такой запрос в общепонимаемой, легко и ненавязчиво воспринимаемой литературе, рождается литература нового типа. Глобализированного. Литература аэропортов и duty free. Куда бы ты не полетел, среди магнитиков найдешь биографию Стива Джобса и нового Мураками, «Ешь, молись, люби» и Зюскинда.

Скорее, виновата не сама литература и авторы, а — общий запрос. Законы supply and demand. Такие книги проще переводить и — проще читать.

Непереводимость вообще — одна из ключевых и самых трагических проблем современности далеко не только в литературе

Уже понятно, кажется, что непереводимость — это довольно чревато.

Непереводимость вообще — одна из ключевых и самых трагических проблем современности далеко не только в литературе. Смыслополагание одной культуры «не переводится» на язык другой. Так Запад не понимает Восток, Север — Юг, католики вряд ли долго усидят за общим меню с мусульманами. Как востоковеду мне приходится сталкиваться с этим довольно часто даже в повседневной работе. Конечно, ради большой и быстрой финансовой выгоды бизнесмены готовы будут забыть о межкультурных трениях, воспринять усредненную западную, американскую модель ведения дел. Но есть и моменты, когда misunderstanding чреват проблемами. Даже в простом этикете, представлениях о вежливости те же, например, японцы, с которыми я работаю, не только не понимают, но и не хотят понимать, не готовы переходить на манеру ведения бизнеса русскими. У нас в России, увы, до сих пор иногда опоздания, нечеткость, ошибки, универсальная мантра «авось», отклонения от жестко определенного timeline — обычное дело. Для японцев это — не смертельно, конечно, но является почти отклонением от Дао, шоком.

Это банальный и мелкий, возможно, пример. Но не будет большой ошибкой утверждать, что из-за непереводимости культур сейчас в мире происходят теракты. Почти началась новая холодная война России и Запада. Так, не вдаваясь в политику и обсуждения: большинство в России считает случившееся с Крымом — добровольным и радостным возвращением отошедших по недоразумению к другой стране исконных территорий, населенных преимущественно русскими. Для Запада это возрождение средневековых и тоталитарных норм «права сильного», военной и антицивилизационной перекройкой карт, ассоциирующихся прежде всего с Гитлером. «Воссоединение» и «аннексия» — два разных слова для одного явления, два прочтения, два перевода. За которыми — как в прошлом, так и в будущем — огромная разница менталитетов, исторического наследия, надежд. Кто переведет их и на какой язык?

Также палестинцы и израильтяне говорят на разном языке. Требующие автономии в Испании каталонцы или курды в Турции по-разному «читают» географические границы и международное право. Север и Юг решительно взаимно отрицают представление о культуре, быте, целях Другого. Философское понятие Другого вышло со страниц трактатов мыслителей на улицы, бастует, устраивает теракты. Африканские бедные вряд ли когда-нибудь в обозримом будущем поймут людей из «золотого миллиарда».

У вопроса: человеческие жизни — не слишком ли большая плата за непереводимость? — нет, конечно, ответа.

И не менее естественно, писатели не могут сразу решить эту глобальную проблему мироустройства. Тем более что роль литературы не только падает сама, но и, кажется, почти сознательно принижается в глобализированном обществе успеха, финансового благополучия и безопасных для Системы развлечений. Человек должен хорошо поработать в корпоративном хлеву, потом немного поиграть с детьми, будущими винтиками, посмотреть кабельное ТВ и мирно, рано и в хорошем настроении отойти ко сну. А не читать литературу со слишком многими вопросами, непозитивным настроением и жаждой сложного поиска. Но то, что литературу до сих пор считают опасной, говорит о том, что у нее, у нас еще есть шанс. Например, больше переводить. Читать литературу других. Обсуждать ее. И просто, как говорили в одной русской рекламе пива, ставшей своеобразным мемом, «надо чаще встречаться».

Выступление на конгрессе переводчиков BEPS-2017 (Белград, 21.10.2017).

Другие материалы автора

Александр Чанцев

​Лена Элтанг: «Все проходит, кроме удивления»

Александр Чанцев

​Ветви и ответвления

Александр Чанцев

​Агент Евразии по вызову

Александр Чанцев

​Дмитрий Данилов: Русское дзэнское

Читать по теме

​Что такое «дальнее чтение» Франко Моретти?

О «Дальнем чтении» Франко Моретти и цифровых технологиях в современном литературоведении рассказывают переводчики Олег Собчук и Артем Шеля.

11.04.2016 Тексты / Интервью

​Неизвестный Гуннар Экелёф

Переводчица со шведского Надежда Воинова рассказала о том, кто такой Гуннар Экелёф и почему поклонники Стига Ларссона должны прочесть «Мёльнскую элегию».

29.08.2016 Тексты / Интервью

​Александр Долин. Не считаю себя настоящим хайдзином

После 26 лет жизни в Японии в Россию вернулся писатель, переводчик, поэт и профессор Александр Долин. Александр Куланов поговорил с сэнсэем о цунами малограмотных переводов, японской лирике и русской поэзии.

25.04.2017 Тексты / Интервью

​Кафка. Осужденный и зритель

18 июня в летнем лектории парка Музеон (в рамках образовательной программы проекта «Эшколот») переводчик Татьяна Баскакова рассказала о своем видении двух притч Франца Кафки, «Перед Законом» и «Императорское послание».

27.06.2017 Тексты / Статьи