18+
28.10.2016 Тексты / Интервью

​Любовь Киселева: «Нужно двигаться дальше»

Беседовала Мария Нестеренко

Фотография: ruthenia.ru / из личного архива Л. Н. Киселевой

Ученица Ю. М. Лотмана рассказала обозревателю Rara Avis Марии Нестеренко о своем наставнике и принципах работы Лотмановской кафедры русской литературы.

— Оглядываясь на жизненный путь Ю. М. Лотмана и З. Г. Минц, кажется, что многое происходило в их жизни не «благодаря», а «вопреки». Сначала война прервала учебу Лотмана, затем им не нашлось места в аспирантуре...

— Юрий Михайлович всегда подчеркивал, что человек в любые времена должен не ссылаться на обстоятельства, а следовать своему внутреннему вектору. Действительно, многое в жизни наших учителей происходило не «благодаря», а «вопреки». Конечно, советская власть была не самым благоприятным контекстом для научной деятельности. Что касается войны, то она стала для фронтового поколения опытом, определившим дальнейшую жизнь. Отнюдь не все солдаты и сержанты носили с собой французский словарь и страшно огорчались, когда однополчане вырывали из него листы для самокруток, как огорчался Юрий Михайлович. И все же Лотман всегда говорил, что если бы его не мобилизовали в армию в 1940 году, то он бы погиб. Если бы не год подготовки, ему бы пришлось на войне куда труднее. После службы (он провел в армии 7 лет), осенью 47-го, он вернулся в Ленинград, восстановился в университете на втором курсе и сразу окунулся в научные занятия. Он учился у таких выдающихся ученых, как Г. А. Гуковский, В. Я. Пропп, М.К. Азадовский, В. М. Жирмунский, и делал это блестяще.

Любовь Николаевна Киселева

— литературовед, историк русской литературы, ученица Ю. М. Лотмана, вот уже больше 20 лет руководит кафедрой русской литературы Тартуского университета. Кафедрой, которую принято называть Лотмановской.

Справка RA:

Читать дальше


— Лотман писал одну из своих первых работ у Проппа?

— Лотман писал семестровые работы у В. Я. Проппа и у Г. А. Гуковского. Вообще же Юрий Михайлович занимался в семинаре Н.И. Мордовченко: исследовал Радищева и Карамзина. Однако в 50-м году, после защиты дипломной работы, выяснилось, что места в аспирантуре для него нет: как раз был разгар «борьбы с космополитизмом». Его военную характеристику «потеряли», единственную «поблажку», которую сделали Лотману — выдали так называемый свободный диплом, освобождавший от распределения. Это значило, что он мог сам выбрать место работы. Его попытки устроиться на работу в Ленинграде описаны в «Не-мемуарах». Юрий Михайлович признавался, что не понимал, почему его не принимают ни на какую работу, так как в военные годы он не испытывал на себе проявлений антисемитизма. И тут ему позвонила однокурсница, Ольга Зайцева, и сказала, что в Тартуском учительском институте есть место преподавателя. Так Лотман оказался в Тарту. Зара Григорьевна Минц окончила университет с отличием в 1949-м, и ей тоже не нашлось места в аспирантуре. Она была направлена в школу рабочей молодежи в Волховстрой, где преподавала, пока Юрий Михайлович не забрал ее в Тарту.

Люди, пострадавшие в эпоху борьбы с «безродными космополитами», в Прибалтике оказывались в горьком преимуществе, поскольку здесь для советской власти существовала другая проблема: «буржуазный национализм». Так называемых эстонских националистов высылали в Сибирь, сажали в тюрьму, но вакантные места нужно было кем-то заполнять...

...мне до сих пор жаль, что Зару Григорьевну не знают так, как Лотмана

— Юрий Михайлович сразу начал работать на кафедре?

— В течение первых четырех лет Лотман работал на полную ставку в Учительском институте, хотя с 50-го года он стал на почасовых основаниях преподавать и в Тартуском университете. Только в 54-м году, когда Юрий Михайлович уже защитил диссертацию, и после того, как умер «вождь всех народов», он смог перейти в университет на полную ставку. Зара Григорьевна работала в Учительском институте до 56-го года.

Каждый факт биографии можно представить как ужасную трагедию и как определенный вызов времени. Ни Лотман, ни Минц не делали трагедии из того, что все складывалось не совсем так, как им хотелось, и всегда очень тепло вспоминали время преподавания в Учительском институте. Для них педагогическая работа и наука были неразрывны. Юрий Михайлович часто повторял, что на лекциях к нему приходят новые идеи. Они оба были великолепными лекторами, и мне до сих пор жаль, что Зару Григорьевну не знают так, как Лотмана. Да, конечно, ее имя широко известно филологам, но Лотмана знают еще и по циклу передач «Беседы о русской культуре». Подобный цикл планировался и с участием Зары Григорьевны. Проект этих лекций существовал с 70-х годов — это была инициатива нашей выпускницы Евгении Хаппонен. Однако Эстонское телевидение пробило возможность съемок только в 1985 году. Следующим должен был стать цикл лекций Зары Григорьевны, но оказалось слишком поздно.

— Тартуская славистика известна по всему миру, с кафедрой русской литературы, так или иначе, связаны многие выдающиеся ученые: кто-то работал здесь, кто-то часто приезжал на семинары и конференции. Молодые филологи и сейчас стремятся пройти конкурсный отбор для участия в апрельской конференции. Как кафедра стала тем, чем она стала?

— Самостоятельная кафедра русской литературы была основана в Тартуском университете только в 47-м году благодаря инициативе эстонского поэта и слависта Вальмара Адамса. Он и стал первым заведующим, но, к сожалению, его очень скоро посадили в тюрьму, после него кафедру возглавил Б. В. Правдин. Он был интересным человеком: занимался переводами, писал стихи, когда-то входил в «Юрьевский цех поэтов». Но во время войны он был переводчиком у немцев, а потому страшно боялся любой инициативы, и его можно понять. Б. Ф. Егоров — преемник Правдина, начал собирать первоначальный старший состав: Ю. М. Лотман, З. Г. Минц, П. С. Рейфман, С. Г. Исаков, В. И. Беззубов. Кафедра объединила людей, для которых наука и педагогика были неразрывно связаны, но занимались они самыми разными научными проблемами. То, что кафедра стала колыбелью Тартуско-московской школы — далеко не случайно. Первая конференция по семиотике прошла в Москве. Но в столице оказалось невозможным открыто развивать это направление. Здесь, в Тарту, был замечательный ректор Ф. Д. Клемент, сам хороший ученый-физик, который очень поддерживал Лотмана.


Фотография: ut.ee

— Многие десятилетия кафедру называют лотмановской. Какие принципы работы заложил Юрий Михайлович?

— Я думаю, Юрий Михайлович заложил несколько важных принципов: во-первых, преподавание и наука едины, потому что в аудитории проверяются многие мысли и идеи. Во-вторых, кафедре необходимы свои конференции и издания. В результате его энергичных усилий были организованы школы по вторичным моделирующим системам, изданы сборники. Еще в 1958 г. были восстановлены «Труды по русской и славянской филологии», затем появились «Труды по знаковым системам» и «Блоковский сборник». В 63-м году начал издаваться студенческий сборник «Русская филология» и параллельно стали набирать силу студенческие научные конференции. Участвовать в них стремились студенты со всех концов страны. Все это создало многоступенчатую школу. В Тарту стали поступать абитуриенты из разных городов, не только из Эстонии, это сразу подняло научную жизнь, которая начиналась не на уровне преподавателей, а уже на уровне студентов. Студенческая конференция стала школой, давшей много поколений ведущих славистов, работающих ныне в разных странах мира, и это заслуга наших учителей. Они всегда присутствовали на всех конференциях и всегда давали консультацию каждому выступающему. И еще один важный принцип — коллегиальность, дружеские отношения между преподавателями и между преподавателями и студентами. Без взаимного уважения и доброжелательности не может быть настоящего общего дела.

От истории литературы Лотман никогда не «отходил»

— А в какой момент Лотман отошел от истории литературы, и его интерес сместился в сторону семиотики и структурализма?

— От истории литературы Лотман никогда не «отходил». Другое дело, что уже в конце 1950 годов стало очевидно, что историю литературы нельзя изучать с помощью существовавшего тогда арсенала средств. В советском литературоведении 50-х годов четко выделялась текстология, отчасти развивалось биографическое направление, но поэтики практически не существовало, любой разговор о тексте превращался в эссеизм и «вкусовщину». Произошло так потому, что советская власть надолго предала остракизму формальную школу. Уже в начале 1920 годов русские формалисты вышли за рамки «чистого» литературоведения, именно они ввели в научный обиход понятие «литературный быт». Они изучали текст в контексте, объединили литературную теорию и историю литературы и, кроме того, практику: они были не только учеными, но и писателями, и теория была для них не абстрактным знанием, а путем постижения текста и литературного процесса.

Семиотика и структурализм начала 1960-х гг. стали во многом продолжением идей формализма. Было понятно, что дальше ничего не получится, если не последует радикального обновления методологической базы. Семиотические исследования толкали литературоведение вперед.

— В ХХ веке макротеории часто прямо или косвенно связаны с неомарксизмом. В свое время статья М. Л. Гаспарова «Лотман и марксизм» наделала много шуму. Как вы считаете, этот шум был оправдан?

— Основной специальностью Михаила Леоновича Гаспарова было стиховедение, которое связывалось с использованием строгих статистических методов, что совпадало и с периодом Sturm und Drang в развитии структурализма, когда была надежда изучить все при помощи статистических методов. Однако оказалось, что не все поддается моделированию на уровне формальной логики. Так вот, М.Л. Гаспаров полагал, что все, что невозможно изучить таким образом, относится к социологии литературы, а значит имеет отношение к марксизму. Но все помнили, что «социологизм» — это ругательное слово, связанное с официозным литературоведением, которое писало на своем знамени «марксизм-ленинизм». В СССР учение Маркса было превращено в догму, никто не вникал в суть идей. На Западе Маркса читали по-другому, но для людей, переживших советский опыт, до сих пор странно, что существует, например, маоизм как интеллектуальное направление. Конечно, назвать Лотмана марксистом в этом контексте казалось странным. Семиотика культуры и литературы не были ни социологизмом, ни марксизмом в советском смысле. Вспомним заглавие статьи Ю.М. Лотмана — «Идейная структура „Капитанской дочки“» — одной из моих любимых, оно включает оба программных понятия: идея и структура — в каком-то смысле это социология литературы, осмысление взаимосвязей между явлениями, происходившими в обществе и в культуре.

Юрий Михайлович давал своим студентам большую свободу выбора

— Что для вас было самым главным в многолетнем общении с Лотманами?

— Моим первым руководителем была Зара Григорьевна Минц. Под ее руководством я занималась Достоевским. И неизвестно, как бы сложилась моя судьба, если бы Зара Григорьевна не пошла в докторантуру. Поэтому я, к сожалению, не слушала ее курса лекций по символизму. Тогда же Лотман объявил семинар по быту начала XIX века, а я всегда очень интересовалась этим периодом, поэтому идти или не идти в этот семинар — такой вопрос передо мной не стоял. С этого момента я стала заниматься под руководством Юрия Михайловича, и уже до конца его жизни посещала все его спецкурсы, написала под его началом две курсовые, дипломную работы и кандидатскую диссертацию. Самым важным было то, что Юрий Михайлович давал своим студентам большую свободу выбора. Лотман умел выстроить диалог с учеником таким образом, чтобы мысль ученика дополнялась и развивалась в ходе этого диалога и наконец приобретала форму научной идеи. И Лотман, и Минц умели «выудить» научную идею из студента, «разговорить» и увлечь его. Это был бесценный опыт.

— Вы ведь начали службу на кафедре еще студенткой...

— Я считаю, что мне повезло так, как мало кому везет в жизни. Конечно, когда я была студенткой, мне и в голову не могло прийти, что я могу работать на кафедре. Это была идея Юрия Михайловича. К лаборанту на кафедре относились, как к потенциальному ученому, и это было важно. Я не имела амбиций стать преподавателем, но со мной об этом говорили, и я понимала, чего от меня ждут.

— Вы несколько раз упомянули, что раньше на отделение русской филологии съезжались учиться со всей страны. А как сейчас?

— География наших абитуриентов относительно широкая: приезжают, в первую очередь, из Эстонии, но и из разных городов России. Сейчас у нас есть студенты из Финляндии, Италии, а также много студентов, приезжающих по обмену на один — два семестра — из Польши, Чехии, Италии, Турции и других стран. В магистратуру к нам часто поступают люди, завершившие обучение на других специальностях. В этом году к нам пришел учиться практикующий врач с большим стажем. В докторантуру почти каждый год серьезный конкурс: особенно много желающих из России, сейчас учатся два человека из Латвии. В докторантуру приходят, как правило, люди, прошедшие нашу конференцию молодых филологов, и я считаю, что это самый правильный путь.

Я считаю, что самое главное — не превращать кафедру в «музей памяти»

— Что привлекает молодых филологов в Тарту сегодня?

— Привлекает то, что привлекало всегда: живая научная атмосфера, сосредоточенность на занятиях и индивидуальный подход к каждому докторанту. Каждый находит то, что отвечает его внутренним потребностям. Мы не можем принять человека с любой темой, только с той, которая соотносится с работой кафедры, хотя мы стараемся расширять сферу научных интересов.

— Какие направления развивает кафедра сегодня?

— Самое новое направление — Digital Humanities, его развивает Р. Г. Лейбов. В этом направлении, отчасти, выполняется диссертация Артема Шели, но надеюсь, что будут и потенциальные докторанты, которые сейчас учатся на ступени бакалавра.

Мы также занимаемся изучением школьных учебников, как проводника идеологии. В этом году мы проводим конференцию, посвященную переводу, а в следующем — я бы хотела сделать семинар по учебникам. Продолжается работа, связанная с изучением русско-эстонских культурных контактов, начатая С.Г. Исаковым, в этом направлении участвуют все члены кафедры.

На кафедре проводится масса исследований. Так, доцент и старший сотрудник кафедры Леа Лембитовна Пильд руководит направлением, связанным с идеологией перевода — «идеология перевода и перевод идеологии». Скоро состоится международная конференция, посвященная этой теме, подобное связно не только с переводоведением, хотя и такие диссертации пишутся, но и с идеологией как таковой. Этим направлением занимаются сама Киселева, а также доцент по русской литературе отделения славянской филологии Роман Григорьевич Лейбов, лектор Татьяна Николаевна Степанищева и научный сотрудник Тимур Тальгатович Гузаиров.

Проходят и исследования литературы XIX века, эту работу осуществляют Лейбов, Степанищева, Пильд и Киселева.

Литературой модернизма занимаются Лея Лембитовна Пильд, лектор Роман Сергеевич Войтехович и научный сотрудник кафедры Мария Витальевна Боровикова.

Справка RA:

Читать дальше


Кроме того, постоянно ведутся исследования литературы XIX века и литературы модернизма.

Наших учителей мы любим, помним и чтим, они всегда с нами, но мы не можем ограничиться лишь прекрасными воспоминаниями. Я считаю, что самое главное — не превращать кафедру в «музей памяти» — этого не позволяют нам сделать и наши учителя, находившиеся в постоянном поиске. Нужно двигаться дальше.

Другие материалы автора

Мария Нестеренко

Целан — Бахман. Роман в письмах

Мария Нестеренко

​Пути свободы Сергея Курехина

Мария Нестеренко

Счастливый Вяземский?

Мария Нестеренко

​Шостакович и литература