18+
28.12.2017 Тексты / Интервью

​Итоги 2017 года

Подготовила Анна Смирнова

Фотография Photo by Kristopher Roller on Unsplash

Авторы Rara Avis об уходящем годе и своих впечатлениях.

Алена Бондарева

Литературный критик, руководитель проекта Rara Avis

2017 стал тем годом, когда мы на Rara Avis, вопреки длинным спискам коллег, не собрали свои топы взрослых и детских книг, всего по десятке действительно стоящих изданий, что вышли именно к non/fiction№ 19, а не ранее. Сама ярмарка была вполне содержательной, уже потому что одновременно приехали обаятельнейший норвежский прозаик Ларс Соби Кристенсен, француз Бодуэн, создатель поэтичного комикса о взрослении двух братьев, а также невероятно энергичная и по-хорошему забавная аргентинская художница Исоль. Однако отсутствие длинного списка (как в прежние годы) по-настоящему интересных книг говорит о многом.

На фоне прочих поэтических событий приятное впечатление оставил фестиваль актуальной словесности «Живое слово». Хоть заявленная со стихами Людмила Улицкая и не пришла, гости не разочаровались. Ведь за один только вечер они услышали мощную по звуку и образности билингвистскую прозу Ксении Голубович (отрывки из новой книги) и покачались в такт ритмичного перформанса швейцарского поэта Юрчака 1001.

Что касается книжных впечатлений, то их вообще было немного. Зато комиксисты радовали стабильно. Например, в 2017-м появился первый отечественны комикс об инклюзии «Я — слон!» Владимира Рудака и Лены Ужиновой, тут же вошедший в Международный каталог «Белые вороны». Перевели и блистательного «Корто Мальтезе» Уго Пратта, приключенческий роман про лихого, но справедливого пирата, любящего на досуге полистать что-нибудь вроде «Моби Дика». Напечатали по-русски и комикс-пособие Эдварда Росса «Как устроено кино», рассказывающий не столько о структуре индустрии, сколько о ее текущих проблемах. Вышел у нас и комикс, сделанный Жан-Давидом Морваном и Домеником Бертаем на основе биографии и фотографий Роберта Капы. Альбом называется «Высадка союзников в Нормандии: Пляж „ОМАХА“, 6 июня 1944». И это тоже любопытный пример доходчивого повествования. Ведь все масштабное так или иначе складывается из частного.

Мне не хочется говорить о потерях, их было действительно много, о некоторых мы писали. Но я очень надеюсь на то, что в 2018 таких потрясений будет меньше.

А еще я жду, что придут молодые, наглые, новые с русской экспериментальной прозой.


Владимир Березин

Писатель-пешеход

Уходящий год, как ни крути, год столетия революции — вернее, даже двух революций. В детстве, которое осталось довольно далеко, я представлял себе это празднование феерическим. Со временем я перестал думать, что везде будут салюты, парады и красные знамёна, но то что произошло — меня поразило. Этот юбилей прошёл буквально никак. Самое значимое в нём было обсуждение книг, так или иначе говорящих о времени революции и Гражданской войны. Нет, я не ожидал, что новые левые будут штурмовать Эрмитаж и арестуют Пиотровского, но вот это равнодушное народное спокойствие меня поразило.

Книги — да обсуждали, даже ругали. Но не так уж яростно.

Телевидение показало несколько сериалов, где звенело и подпрыгивало золото партии, бегали какие-то люди в кожанках и хмурились революционные матросы — не сказать, что сериалы эти были прекрасно сделаны.

Русская литература хорошо это описала: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже „Новое Время“ нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая „Великого переселения народов“. Там была — эпоха, „два или три века“. Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтó же осталось-то? Странным образом — буквально ничего»*. Да и Советский Союз исчез в три дня, никто не ушёл в Новую Добрармию, никто из тех, кто о нём печалится, не вышел драться на улицы.
Есть некоторая надежда, что осознавая непрочность окружающего, эти люди, сидя по домам, всматривались если не в русскую историю, то в русскую литературу по этому поводу.

*Розанов В. «Апокалипсис нашего времени» (1917-1918), гл. «Рассыпанное царство» (нояб. 1917) // Опавшие листья. — М.: Современник, 1992. С. 472.

Сергей Морозов

Литературный критик

Ничем не примечательный год. Прожили и забыли. Конечно, было много разных мероприятий. Но литература не из них складывается, ее основа — книги. Ярких и крепких текстов практически не наблюдалось (не написали, а может, просто не попали в поле зрения, будучи затерты традиционным набором имен). Больше стало литературных подделок и поделок. Кто-то взялся перенимать опыт иностранной литературы, в плане техники и формы. К чему это приведет дальше — увидим.

Общее ощущение, что литература окончательно разделилась на два сектора. Один — премиальный, толсто-журнальный, окончательно омертвевший и бесперспективный во всех отношениях. Другой — издательский. Там, на мой взгляд, начались какие-то подвижки. На издательства все надежды и упования.

Мне кажется, что затянувшийся на четверть века период «большой настоящей литературы» «литературы поиска», который оказался плачевным по своим результатам, наконец-то завершился. Наступает время литературы простых историй, среднего регистра, конкретной проблематики.

В критическом положении оказалась сама критика. О падении профессионального уровня говорят много лет. Но «профессионализм» слово в данном случае не совсем подходящее. Прочтение и интерпретация — вот что требуется. Рецензенты разучились читать, что уж говорить об остальных. Если здесь такие проблемы, то вопрос — что же находит в книгах обычный читатель? Качество чтения, вот о чем подзабыли.

Максим Алпатов

Литературный критик

2017-й стал настоящим Годом Читателя. Кто только не пытался отыскать его и задать какой-нибудь животрепещущий вопрос. Например, после вынужденного переезда журнала «Октябрь» и нового всплеска рассуждений о судьбе «толстяков», говорили не только про «финансовые трудности» и «отсутствие господдержки», но и про тех загадочных людей, которые должны покупать и читать литературные журналы, но почему-то не покупают и не читают. Читатель на суд не явился и объяснений не предоставил. Связь между содержимым журналов и преступным безразличием обвиняемого вновь установить не удалось.

Очередные поиски читателя начались, когда закрылась программа «Вслух. Стихи про себя» на канале «Культура» — и отрицательный результат был констатирован даже с некоторой долей облегчения: «В немногочисленности аудитории, ориентированной на поэзию, есть свои плюсы — она сколь мала, столь и стабильна» — резюмировал поэт и критик Иван Стариков.

Ближе к концу года удача улыбнулась Борису Куприянову — он обнаружил читателя в параллельной реальности, «среди многочисленных книжных клубов и книжных сообществ», отметив при этом, что там «не так много культуртрегеров, которые пытаются действительно помочь людям: есть масса шарлатанства, обмана потребителей. То, что они будут появляться в большом количестве, — совершенно точно, потому что человека не устраивает та информация, которую он получает из официальных и даже неофициальных СМИ».

Остаётся только посочувствовать тем, кто ушёл познавать культуру чтения в измерение «любителей и шарлатанов» — их там ждёт множество трудностей, в то время как реальность литературного сообщества успешно без них существует.


Ирина Лисова

Литературный критик, детский писатель

Что касается детской литературы, то 2017 стартовал в России как год 130-летия Самуила Маршака. Вручили премию, открыли несколько памятников и даже назвали его именем поезд. Однако уходящий год запомнился не только торжествами.

В Москве от обширного инсульта скончался переводчик английской прозы Сергей Ильин, ушел из жизни создатель Паддингтона Майкл Бонд. 1 мая не стало классика советской детской и юношеской литературы Анатолия Алексина. А уже 13 июня мы узнали печальную новость. В Швеции умер любимейший писатель всех детей Ульф Старк.

Но были и ободряющие новости. Многие детские издатели и авторы встрепенулись из-за государственных инициатив. В августе Дмитрий Медведев предложил создать национальную премию для детских писателей. А Владимир Путин озвучил идею поддержки детского чтения. Пока готова концепция. К ней много вопросов. Но программы до сих пор нет. Недавно на заседании Совета по культуре и искусству Юрий Поляков и вовсе предложил открыть Государственное детское издательство. После его выступления, основная суть которого сводится к «дайте денег» — становится понятно, почему вопрос с программой решается так долго. Государство готово выделить средства, но на что конкретно, никто не может сформулировать. Потому звучат абстрактные слова вроде «поддержки детской литературы», «воспитания» и «духовность». Ну, может, в 2018 году разберутся.

Что до премий, то они принесли положенный урожай. Об именах можно как всегда спорить. Однако особенно в этом году разочаровала премия «Книгуру». Где в финал вышли довольно средние тексты Лилии Волковой «Под созвездием бродячих псов» и Антонины Малышевой «Кот забвения». Уже известному Станиславу Востокову с «Братом-юннатом» пришлось довольствоваться только третьим местом. Регламент конкурса гласит — решают дети. Именно эти тексты они назвали лучшими из короткого списка. Раньше выбор не был таким двусмысленным. В этом году он заставил задуматься о многом.


Фазир Муалим

Поэт, театральный критик

Год как год. Прошёл, как другие проходили раньше — тихо и безвозвратно. И даже бесследно в каком-то смысле, если потери не считать следами. В семнадцатом году... я не скажу «ушли», потому что слышу в этом слове некоторое заигрывание с высшими силами или хитрость ребенка спрятаться, зажмурив глаза — в семнадцатом году умерли: Актеры (именно с большой буквы) Алексей Петренко и Алексей Баталов, Ирина Карташева и Георгий Тараторкин, Леонид Броневой и Кира Головко. Чувствую себя неким служителем того, другого, света, собирающим урожай в котомку. Но это ничего, «и это пройдет», и мы сами очень скоро окажемся в той же котомке — так что можно ещё поиграть, поперебирать, пока есть руки и язык, сердце и память.

Да только что такое память? И так ли она важна для умерших, как нам хочется думать? Мне кажется, чем четче наша, тутошняя, память о них, тем они дальше от нас. Потому что память привязана ко времени. А там времени нет, а значит, нет и памяти. Поэтому пусть мы стремимся навстречу друг другу, но проходим друг сквозь друга, не пересекаясь. Нет мостика, где сошлись бы. Связь времени и безвременья — этот мостик — случается во сне, иногда — в искусстве, особенно в хорошем театре. Поэтому в наступающем году, как и в уходящем, буду ходить в театр — бороться с памятью и раздирать время.


Другие материалы автора

Анна Смирнова

​Сергей Довлатов

Анна Смирнова

​Дилан и Ко

Анна Смирнова

​Итоги 2016 года

Анна Смирнова

Евгений Евтушенко. Человек из тетрадки