18+
14.03.2016 Тексты / Интервью

​Франц Холер: «Я сблизился с реальностью»

Беседовала Ольга Маркарян

Фотография предоставлена Pro Helvetia

Швейцарский классик Франц Холер рассказал литературному критику Ольге Маркарян о самодельной виолончели и скетче как способе политической борьбы.

Франц Холер — известный писатель, сатирик и телеведущий. В начале марта он приехал в Санкт-Петербург, чтобы провести здесь несколько читок. Мы встречаемся в библиотеке Гёте-института. Холер — высокий, сухощавый — стоит за высоким столом, чертит в блокноте стрелки. Он прорабатывает порядок номеров для выступления, которое начнётся через час.

− Вы перестраиваете программы в зависимости от аудитории?

− Да, бывает, — ведь я выступаю в разных городах и странах, иногда перед взрослыми, иногда перед детьми. Каждый новый выход к публике совершенствует текст. Реакция зала многое проясняет. Я пишу некий начальный вариант, а потом, когда выступаю, вижу — здесь интенсивность оседает, нужно убрать лишнее, а вот здесь стоит и расширить...

Сегодня у меня специфический вечер: придут здешние, петербургские дети, которые, может быть, не так хорошо понимают немецкий язык, хоть и учат его. Нужно выбрать более простые тексты. Я и всегда с детьми (даже немецкоговорящими) стараюсь строже выбирать слова. Но и не доводить язык до бедности. Мне несложно работать с детьми, — и очень интересно, недаром я это начал ещё до того, как у меня появились свои, — потому что я вообще люблю фантазировать. Меня привлекает необычное видение мира. Когда он какой-то странный, интересный, с изюминкой. Я с удовольствием читаю тех писателей, которые видят мир так.

− Кого же?

− Я люблю многих, но первый, пожалуй — Кафка. Да, Кафка. Его герой — человек в лабиринте. Вместо мира лабиринт. Поэтому мне нравится, кстати, русская проза о революции — потерянный человек, перекошенный мир. Люди не понимают, что происходит, что будет? Я прочёл Паустовского, все шесть томов его автобиографии, они были в моей домашней библиотеке. И вот его воспоминания о революции: у Паустовского своё, очень поэтическое видение, а тут и сама реальность абсурдная, будто уже готовая для писателя. Или «Белая гвардия» Булгакова — книга об отсутствии чувства безопасности. «Театральный роман» тоже — человек приносит свою пьесу в театр, он думает, тут его поймут, тут особые люди, а попадает, опять же, в лабиринт. Или, например, «Мастер и Маргарита»... Булгаков верит в абсолютный приоритет фантазии. Из немецких авторов меня привлекает Мария Луиза Кашниц, у неё очень трогательные рассказы.

Мария Луиза Кашниц

(1901–1974) — немецкая писательница и поэт. Герои её произведений — люди, покалеченные войной или другой жестокостью. Они живут в атмосфере страха, ожидая то ли судей, то ли убийц, которые придут и их накажут. Кашниц говорила, что на её творчество особенно повлияли Фридрих Гёльдерлин и Пабло Неруда. В 1955 году Кашниц стала лауреатом крупнейшей в Германии литературной премии Георга Бюхнера. Во Франкфуртском университете Кашниц преподавала поэтику и теорию литературы.

Справка RA:

Читать дальше

Или Роберт Вальзер, поэт и прозаик. Он закончил в сумасшедшем доме — и почти полжизни ничего не писал. У него тоже такой мир, внешне разумный, а на самом деле безумный.

Одна из первых публикаций Роберта Вальзера (1878–1956) вышла в модернистском журнале «Остров». Этот журнал выходил с 1899 по 1901 год, и выпускал его Отто Юлиус Бирбаум, который в том же 1901-м стал одним из основателей первого берлинского кабаре «Überbrettl» (то есть «Сверхкабаре», по аналогии с ницшевским «Сверхчеловеком»). За два года в журнале успели напечататься мэтры модернизма — Гофмансталь, Метерлинк, Рильке, Стриндберг, и Вальзер среди них. Вскоре Вальзер сблизился с Берлинским сецессионом — объединением художников, которые не вписывались в рамки традиционного искусства. Среди них были экспрессионисты Ловис Коринт, Кете Кольвиц, Эдвард Мунк...

Стиль Вальзера близок экспрессионистской поэтике, родственен Кафке. За нарочито механистичной рассудительностью героев Вальзера проступают растерянность и ужас, а внешне реалистичное изображение быта то и дело соскальзывает в кривую гримасу.

С 1929 года Вальзер жил в психиатрических клиниках. Напрашивается рифма с судьбой поэта-романтика Гёльдерлина — его безумию Вальзер посвятил небольшое эссе. В первые годы болезни Вальзер продолжал писать, записывая тексты особым шрифтом, который не сразу распознали в его окружении. Однако позже он вообще отказался от творчества, а когда его были готовы выписать из клиники, отказывался и от этого.

Справка RA:

Читать дальше


Или ваш, петербургский поэт, Даниил Хармс. Он был человеком совершенно посторонним своей эпохе. Аутсайдер. Он не мог публиковаться. Однако сидел и писал что-то непонятное в стол. Для меня Хармс — символ художника.

− А как работаете вы?

− Я фантазирую. Пока не забываешь фантазию, людям интересно. Поскольку я пишу для публики, для выступлений — интерес важен. Я нахожу какое-то парадоксальное событие, из которого вырастает короткий рассказ. Такой, который подходит для чтения в зале. Это же не просто читка, я и изображаю, и пою, и играю на виолончели. Иногда у меня бывают партнёры — но чаще я один. One-man-show.

− Такие шоу распространены в Швейцарии?

− Скорее нет. Я создавал свой жанр сам. Делал то, что мне нравилось. Например, почему я выбрал виолончель? Потому что я люблю играть. Мои родители хорошо владели сразу несколькими инструментами. В раннем детстве они меня спросили: «На чём хочешь играть ты?» У нас был рояль, а была папина виолончель — и я сказал: «На виолончели!», потому что мне нравились её низкие тона. У меня был замечательный преподаватель, я играл в любительском оркестре, в ансамблях. Особенно — в домашнем. У нас сложился струнный квартет (не так уж часто такое происходит). Мама с братом — скрипки, папа, хотя тоже умел на скрипке, пересел за альт. А я — на виолончели. А однажды я даже записал на диск две сольные сюиты Баха — для своей семьи и друзей. Может быть, с ошибками и недочётами, — но мне было важно подарить им свою интерпретацию. Эта музыка сопровождает меня всю жизнь, я знаю их наизусть. И хотя я интересуюсь разными стилями (джаз, рок), моя личная музыка — классическая.

Виолончель отлично вписывается в выступление. Однажды я сделал виолончель из ящика. Это было для одной телепередачи на тему «Сделай сам». Вот я увидел ящик и решил сделать виолончель. Добавил деревяшку-гриф, натянул струны для банджо, потому что они длинные. Эта виолончель до сих пор у меня в рабочем состоянии. Видите: мне нравится выдумывать, искать что-то необычное. Творчество — это свобода.


Холер Ф. Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения. / Пер. с нем. В. Куприянова. — М.: Центр книги Рудомино, 2015. — 224 с. (Серия «Литературная Гельвеция»).

− А как насчёт политической сатиры?

− Это вопрос непростой. Когда я начинал, меня она не привлекала. Объясню почему. Была в Европе целая культура — немецкое кабаре, сформировавшееся перед Первой мировой войной. Вот мы говорили, что я создал свой жанр — но конечно, корни его в этом кабаре. Сама структура скетчей, перемежающихся музыкой, происходит оттуда. Но там основная политическая тема. В конце тридцатых подобные кабаре стали чем-то вроде оппозиции нацистам, ведь и в Швейцарии было немало людей, которые ждали, когда придёт Гитлер, возьмёт наконец нас в свои руки. Конечно, у нас всё было не так опасно, как в Германии. Там требовалось особое мужество. И всё же кабаре работали — в Берлине, под носом у Гитлера. Например, знаменитого немецкого актёра Вернера Финка — я был знаком с ним лично, он создал у нас в Цюрихе новое кабаре после войны, — несколько раз арестовывали.

Вернер Финк

(1902–1978) — немецкий кабаретный комик. В 1929 году он со своими друзьями создал в Берлине кабаре «Катакомбы». Финк выходил как конферансье, а также выступал со скетчами и пародиями. Особенно популярным его сделали открытые вызывающие насмешки над нацистами. В докладе секретной полиции в 1935 году значилось: «Публика „Катакомб“ состоит большой частью из жидов, которые сидят вместе и воодушевлённо аплодируют бесстыдным шуточкам Вернера Финка. Финк — типичный большевик, который не понимает, что настало время выбора. Как раньше писатели-жиды, Финк пытается втоптать в грязь идеи нацизма и всё, что свято для нацистов».

10 мая 1935 года «Катакомбы» были закрыты приказом Геббельса. Участники отправлены в лагерь Эстервеген, созданный в 1933 году. Через полгода Финка освободили стараниями друзей — с запретом работать на публике. Тем не менее Финк продолжал выступать. Ему угрожали новым арестом, и тогда в 1939 году он вступил в армию Вермахта. После войны вернулся к сатирической деятельности.

Справка RA:

Читать дальше


Но цензура существовала и в Швейцарии. Немецкий посол смотрел вечернюю программу, потом выступал с протестом: швейцарские власти должны такой-то скетч запретить. Швейцарские власти обращались в кабаре: хорошо бы, вы этот скетч не исполняли. Цензура была и в газетах.

Когда я вошёл в профессию, ещё выступали такие люди, как Финк, которые работали тогда, в войну. И они продолжали шутить про политику. Но мне это не казалось своевременным. Война кончилась, наступило другое время. Кроме того, я всегда хотел смотреть с позиции фантазии; отсчитывать от реальности казалось слишком просто. Не говорить же о том, как цены на молоко растут, или вот дороги надо отремонтировать? Мне хотелось, чтобы людям было интересно и радостно.

− Но всё же у вас появилась своя сатирическая телепередача.

− Да, это правда, хотя продлилась она недолго. Мне предложили перевести мои номера со скетчами и музыкой в телеформат. Конечно, с политическим уклоном. Но четыре года спустя произошло вот что. Я делал передачу про армию, а они её заменили другой передачей. Которую тоже делал я, просто очередной выпуск. И тогда я подумал, раз нельзя было показать ту, не хочу оставаться на телевидении. Запрещённая передача была про армию: я перевёл на немецко-щвейцарский диалект, чуть-чуть переделав, песню Виана «Дезертир». Там молодой человек пишет письмо президенту: «Месье Президент, я не хочу на войну».

Песня Бориса Виана

«Дезертир» была написана в 1954 году во время Первой индокитайской войны. Франция воевала за сохранение своих колоний в Индокитае, особенно во Вьетнаме — эта война предшествовала знаменитой Вьетнамской войне. Едва написанная, песня Виана была запрещена во Франции на 12 лет. За это время её перевели на множество европейских языков. Её пели на антивоенных манифестациях, а в США исполняла известная певица-пацифистка Джоан Баэз. На немецкий язык до Франца Холера песню переводили много раз. Например, Вольф Бирман, бард-диссидент из ГДР. Или Герд Земмер, немецкий поэт, бард, театральный деятель. Земмер изучал творчество Брехта, работал ассистентом у идеолога политического театра, режиссёра Эрвина Пискатора, а также написал исследование, посвящённое песням Французской революции.

Справка RA:

Читать дальше


А я перевёл так, что «Месье Президент, я не хочу в армию». Раз они не решились это показывать — я ушёл. Сейчас, я думаю, эта передача уже никого бы не смутила. Несколько лет назад у нас был референдум, и 30% высказались против того, чтобы в Швейцарии вообще была армия. Армия — это чушь, военщина — бред! Так сказали люди. Армейская верхушка была в шоке от результата. Треть страны против армии. Так что люди на самом деле услышали меня, хотя никто не мог посмотреть ту мою передачу.

− То есть голос художника различим в потоке информации?

− Если ты интересен людям, к тебе прислушиваются. Ты можешь напрямую сказать, что думаешь. В прошлое воскресение у нас прошло голосование, которое инициировали правые популисты (они проводят националистическую линию). Они предложили: если иммигрант совершает какую-нибудь даже мелкую оплошность — высылать его вон. Может, он книгу украл. А может быть, сделал ещё какую-нибудь ерунду. Сперва голосование проходило в декабре, и 60% высказались за этот закон. Тогда группа людей в интернете решила бороться, призывая известных людей выступить против этого результата. Я подписался одним из первых. И вот прошло два с половиной месяца. Нам удалось провести кампанию — те, кто мог, вкладывал деньги, делали постеры, писали в газетах. Понадобилось больше миллиона франков — и в прошлое воскресение снова было голосование, и люди ответили «нет» этому закону! Вот пример влияния культуры на политику.

− Ваша гражданская позиция всё-таки проникла в ваше творчество, в вашу фантазию?

− Да, я сблизился с реальностью в том, что пишу. Ведь не все писатели сидели за своим столом, не соприкасаясь с внешним миром. Пабло Неруда — поэт и дипломат, посол Чили во многих странах, ещё до диктатуры Пиночета.

Пабло Неруда

(1904–1973) в конце 1920 годов был консулом Чили в Юго-Восточной Азии: в Бирме, на Цейлоне, в Сингапуре. В середине 1930-х Неруда послан в Испанию, где сблизился с поэтами и художниками круга Фредерика Гарсиа Лорки. После гибели Лорки от рук франкистов, Неруда стал сторонником Советского союза. Он резко озвучил собственную позицию по отношению к Испанской войне, выдав её за официальную позицию Чили, за что был отозван из Испании. В 1943 году он создал «Песни Сталинграду» — странное сочетание гордой приподнятости, свойственной советской военной лирике, и по-испански густой образности. В 1953 году получил Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами», а в 1954 написал элегию, посвящённую Сталину. В 70-е годы Неруда признал в мемуарах, что вместе с другими несёт ответственность за культ личности Сталина. Всё это не помешало ему стать лауреатом Нобелевской премии по литературе. До сих пор не ясно, почему умер Неруда: от рака или от рук поборников Пиночета.

Справка RA:

Читать дальше


Сен-Жон Перс — посол Франции в Китае.

Сен-Жон Перс

— литературный псевдоним французского политического деятеля Алексиса Леже (1887–1975). Сперва он работал послом Франции в Пекине, а потом стал личным помощником премьер-министра и генеральным секретарём Министерства иностранных дел Франции. На Мюнхенской конференции 1938 года, где главы европейских государств фактически дали добро на аннексию Германией Чехословакии, Алексис Леже выступал против этого решения. При воцарении пронацистского правительства Виши Сен-Жон Перс был лишён гражданства и эмигрировал в США. Это помогло возобновлению литературной деятельности, прерванной в годы интенсивной работы в министерстве.

Сен-Жон Перс восхищался творчеством Бодлера. Войдя в литературные круги Франции, Перс лично познакомился с поэтами, произведшими на него большое впечатление — со своим старшим современником и коллегой Полем Клоделем (знаменитый поэт и драматург был послом Франции во многих странах, в том числе и в Китае), с Полем Валери, вместе с которым выпускал журнал. Как политик он публиковался инкогнито — потому и возник псевдоним. Комментатор Сен-Жон Перса называет этот псевдоним сочинённым, как поэма — в нём и особое музыкальное звучание, и странное сочетание «предшественников»: Апостола Иоанна (St. John) и его современника, древнеримского поэта Персия. Сен-Жон Перс любил древних, зачитывался греческими трагиками, Пиндаром, Александрийцами.


В произведениях Сен-Жон Перса отвлечённые понятия и конкретные детали реальности находятся в таком близком соседстве, такой крепкой связи, что понятия кажутся осязаемыми, а реальность — обогащённой, провидческой. Для своих произведений Перс избрал необычную форму версэ, близкую стихотворению в прозе. Вэрсе восходит к Библии и Корану, где разбиение текста на поэтические строки и строфы исходит не столько из ритма, сколько из синтаксической и смысловой законченности каждого предложения. Этой же техникой пользовался Клодель.

В 1960-м Перс стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, чему способствовал его друг — поэт и Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршёльд. Он перевёл Перса на шведский. Перса переводили Томас Элиот, Райнер Мария Рильке, Вальтер Беньямин, Георгий Иванов, Георгий Адамович.

Нужно отметить, что литературоведческое предисловие к русскому изданию Сен-Жон Перса в 1996 году написал посол Франции в России.

Справка RA:

Читать дальше


Всегда есть люди, которые интересуются и политикой, и искусством. Тут есть связи. Поэты должны представлять обстоятельства, которые не происходили. Политики — обстоятельства, которые произойдут, идти на шаг впереди. В политике нужно пользоваться фантазией. Кафка сказал (а он пережил Первую мировую войну): «Эта война от полного отсутствия у людей фантазии». Писатель должен понимать, как мыслит другой человек, герой его книги. Читатель учится понимать другого человека — героя книги. Поэтому культура всегда против войны.

Может быть, это даже действеннее, чем говорить о политике впрямую с экрана или в печати. Вот человек идёт на голосование, и вспомнилась ему песенка «Месье Президент...», и он напевает, и голосует против армии. Человек может делать то, что советует ему поэзия, что советует ему песня.

− А что вы думаете о России?

− Я здесь не впервые, но на этот раз не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Это город, где во время немецкого нашествия звучала Седьмая симфония Шостаковича. Вот пример культуры, противостоящей насилию. Сегодня я побывал в блокадном мемориале «Цветы жизни», и меня очень тронул дневник Тани Савичевой. Я думаю, что дома я напишу об этом — у меня есть жанр очень короткого, одностраничного рассказа, и я хочу написать такой о Тане.

Другие материалы автора

Ольга Маркарян

​Ольга Славникова. Вязкий рок повседневности

Ольга Маркарян

​«Лестница Якова». Роман о прошлом

Читать по теме

​Юрчок 1001: «Главное — сочетание текста и голоса»

Обозреватель Rara Аvis Алена Бондарева поговорила со швейцарским поэтом Юрчоком 1001 о загадочном spoken word, электронной поэзии и смысловых разрывах.

24.11.2015 Тексты / Интервью

​Топ книг для взрослых от Rara Avis

Список книг Non/fiction 2015 от Rara Avis для тех, кто хочет сберегать и неразумно тратить деньги, а также умело рассуждать о съеденном и прочитанном.

28.11.2015 Тексты / Статьи

​Эмиль Браво: «Нет никаких взрослых»

Художник-комиксист Эмиль Браво рассказал обозревателю Rara Avis Алене Бондаревой о своей новой книжке и о том, что такое неуловимая поэзия искусства.

04.01.2016 Тексты / Интервью

​Кати Рикенбах: «Первое собрание сочинений я выпустила в пять»

Швейцарская художница Кати Рикенбах и обозреватель Rara Avis Алена Бондарева обсудили комиксы о стратегических совещаниях, материнстве и молодежи.

22.02.2016 Тексты / Интервью