18+
22.03.2017 Тексты / Интервью

​Ася Соршнева: «Музыкант должен себя подтверждать»

Беседовала Алена Бондарева

Фотография: Eva Steckbauer

Художественный руководитель Международного музыкального фестиваля LegeArtis, скрипачка Ася Соршнева рассказала Rara Avis о кантате Хармса, революционном «Персимфансе» и концерте «Красное колесо».

— В чем принципиальное отличие LegeArtis, если сравнивать его с другими фестивалями классической музыки?

— Я не придумывала особенный фестиваль. Просто LegeArtis превратился в площадку для музыкантов нового поколения, здесь талантливые молодые артисты могут сыграть программу, которую трудно воплотить на другой сцене. Конечно, для LegeArtis важны яркие проекты, открывающие что-то новое. И всё это в окружении альпийских гор, в курортном австрийском городе Лех-ам-Арльберг.

— А почему фестиваль начался там?

— Обычно для музыкантов гастроли и путешествия — это тождественные, и в то же время рабочие поездки. Но сложилось так, что я попала в Лех на два дня без инструмента. Мне очень понравился этот маленький городок, расположенный недалеко от Инсбрука. Захотелось вернуться. Однако музыканту трудно запланировать обычное путешествие. Поэтому я предложила городу провести серию концертов. В первом принимали участие австрийский скрипач Юлиан Рахлин, виолончелист Борис Андрианов, скрипач Андрей Баранов, который только-только взял главную премию на конкурсе им. Королевы Елизаветы, приехал прибалтийский оркестр «Кремерата Балтика». В общем, неслабый состав музыкантов.

— Как фестиваль переехал в Россию?

— Фестиваль никуда не переезжал. В 2017 году ему исполняется пять лет, и это очень хороший возраст для первого гастрольного турне. Мы запланировали девять концертов на разных музыкальных площадках Европы — уже была Австрия, Испания, Германия, Великобритания. В Москве пройдет восьмой концерт, затем мы поедем в Вену.

...взаимодействие музыканта и художника дает хороший творческий импульс обоим

— Расскажите, кто еще из молодых музыкантов побывал в Лехе?

— Пианист Вадим Холоденко, австрийский квартет «Апполон Мусагет», виолончелистка Камиль Тома, да и многие другие артисты, которые несмотря на молодой возраст, уже завоевали международное признание. Но музыканты на фестивале представляют скорее академическую часть программы, а элемент импровизации вносят современные художники.

— На фестивале устраиваются какие-то выставки?

— Мы проводим и выставки, и перформансы. Например, в программе 2015 года была выставка современного искусства viennacontemporary. Австрийский художник Рене Штессль устроил кулинарный перформанс, в основу которого легла библейская притча. Суть ее в том, что если люди научатся помогать друг другу, то и сосуществовать им будет проще. Он очень артистично готовил вкусный суп. Но есть его самостоятельно люди не могла, потому что на столе лежали огромные бетонные ложки. И гостям приходилось кормить друг друга. Это был забавный опыт коммуникации. Люди не просто менялись местами, но приспосабливались друг к другу, учились помогать.

Или, например, интересные перформансы, посвященные жизни композитора Штрауса. Куратором этой программы стала победительница международной художественной премии Strabag Анна Ходорковская. У художников было задание пофантазировать на тему Штрауса в Лехе. Причём какого именно Штрауса (их в музыкальной литературе больше трёх), не уточнялось. В итоге получились совершенно не похожие работы.

— Что дает слияние музыки и перформанса? Почему вы обратились к другим видам искусства?

— Мне кажется, взаимодействие музыканта и художника дает хороший творческий импульс обоим. Да, музыка, как изобразительное искусство, может существовать изолированно. И то, и другое самодостаточно. Но молодым музыкантам и художникам хочется экспериментировать, создавать что-то свое. Ведь просто сыграть концерт можно и дома. А вот, чтобы заключить новые союзы, обменяться опытом, идеями — для этого и нужно ехать в Лех.

Наши девять концертов, как путешествие Фауста, растянулись во времени и пространстве

— Как смотрят старшие коллеги-музыканты на то, что вы делаете?

— Вроде бы, отторжения не замечала. Даже наоборот. Но если кто-то и осуждает, согласитесь, это тоже часть игры. Одни что-то делают, другие судят. Если не будет вторых, то и стимул пропадет. Художнику, музыканту важно все время подтверждать себя.

— Как формируется ежегодная программа?

— У меня все зависит от восприятия мира. И еще я постоянно думаю о том, чтобы мне хотелось в этом сезоне увидеть или сыграть. Да и фестиваль развивается. В первый год, когда я только начала его делать, считала, что концерты должны быть более классическими. В следующем — мне захотелось привнести новое. В этом году, пытаясь выучить немецкий язык, я перечитала «Фауста» Гете. Хотела разобраться в деталях. И параллельно изучала новую музыку. Так появились программы, связанные между собой образами из «Фауста». Гете писал эту книгу всю жизнь, и она передает его глубинные размышления. Наши девять концертов, как путешествие Фауста, растянулись во времени и пространстве.

Например, первый — был посвящён музыке, повествующей о духовных стремлениях человека. Помните, в «Прологе на небесах» ангелы рассказывают Богу о том, что происходит на земле, восхваляют Его творения. После 3-х монологов должен был прозвучать четвертый. Но вместо ангела Ариэля (он появляется только во второй части трагедии, на земле, чтобы поддержать Фауста в его дальнейшем пути) является Мефистофель и высмеивает главное Божественное создание, человека. И тогда я задумалась, почему Гете не упомянул этого ангела, и какими бы словами он мог рассказать Богу о человеке и земле. И вот в своем концерте мы дали Ариэлю слово. Месса Листа, современное произведение Дэвида Лэнга For Love Is Strong, музыка Пярта и Форе о многом поведали вполне убедительно.

Фотография предоставлена фестивале LegeArtis

— Но восьмой московский концерт условно революционный...

— Да, и он тоже связан с «Фаустом», в этой книге много утопических идей, например, о вечной молодости и бессмертии. Помните сцену, в которой Фауст разрушает плотину? Он мечтает об идеальном, совершенном мире и ради этого губит людей. Для меня это аллегория революции. Поэтому и играет в московском концерте уникальный оркестр «Персимфанс» — первый симфонический ансамбль без дирижера, тоже вполне утопическая идея 1920-х, возрожденная и очень актуальная в наше дни.

Мы исполним произведения, принадлежащие четырем музыкальным направлениям 1920–1930 годов. В свое время они не получили развития, были сметены эпохой. Нам хотелось показать эту незаслуженно забытую, но звучащую невероятно современно музыку.

— Концерт называется «Красное колесо». Название — намеренная или невольная отсылка к Солженицыну?

— Это безусловная привязка ко времени, тем историческим событиям. Нам хотелось, чтобы музыка помогла современному слушателю переосмыслить революционный период, дала возможность почувствовать сегодня то, о чём не пишут. Подтолкнула к изучению этого невероятно сложного и интересного времени, понять которое непросто, если ты не знаком с историями людей, жившими тогда, и окружавшими их произведениями искусства.

— Больше всего в программе меня заинтересовали два произведения. Первое — симфоническая сюита 1932 года «На Днепрострое» Юлия Мейтуса. Сохранился лишь небольшой кусочек видео, в котором звучит эта грандиозная, индустриальная музыка. Расскажите, почему вы решили играть именно ее.

— Как вы правильно заметили, это пример первого музыкального индастриала. Техно 1920-х. Но Мейтус не писал музыку, которую никто никогда не исполнит. Сюита рассказывает о строительстве ГЭС. Кроме того небольшого фрагмента, о котором вы говорите, никаких записей, к сожалению, не сохранилось. Для нас работа над этим произведением стала возможностью узнать об авангардных идеях Мейтуса, о его экспериментах со звуком.

— Второе произведение, которое мне показалось интересным, кантата Даниила Хармса «Спасение». Вы положили ее на музыку?

— Нет, это стихотворная кантата будет исполняться хором а капелла, то есть без сопровождения. У «Персимфанса» нет сведений о том, хотел ли Хармс включить музыкальный аккомпанемент. В партитуре прописан классический состав голосов: бас, тенор, альт, сопрано. У каждой голосовой партии своя ритмическая структура и линия.

«Персимфанс» — это образ жизни

— Еще в программе заявлен Первый скрипичный концерт с оркестром (1917) Сергея Прокофьева. Прокофьев же когда-то играл с «Персимфансом»?

— Да, играл. Записи об этом сохранились в его дневниках. В 1917 году он уехал за границу, через Японию в Америку, но вернулся в Москву по приглашению «Персимфанса». Ему предложили сыграть его Скифскую сюиту — довольно-таки авангардное произведение. И в случае с Прокофьевым это был вызов. Я не думаю, что какой-то другой оркестр сыграл бы это произведение так же хорошо, как «Персимфанс».

— Я знаю, что «Персимфанс» придумал скрипач Лев Цейтлин в 1922 году, задумывался он изначально как экспериментальный оркестр. В 1933 ансамбль перестал существовать. И был возрожден Петром Айду только в 2009. Чем этот новый «Персимфанс», постоянным участником которого вы являетесь, отличается от оригинального?

— Я не могу сравнивать с первым оркестром, тогда было другое время, другие артисты. Но могу рассказать про этот. Я вижу огромный энтузиазм людей, приходящих на репетиции. Каждый чувствует свою важность (и это действительно так, у нас нельзя заменить одного музыканта другим). Быть участником «Персимфанса» — не просто функция. «Персимфанс» — это образ жизни. В ансамбль каждый персимфановец привносит что-то свое. Но не всякий музыкант может войти в «Персимфанс». Важны самоорганизация, инициатива.

Мне бы хотелось привлечь к «Персимфансу» больше внимания. Когда музыкантам нравится то, чем они занимаются, каждый чувствует свою ответственность и значимость, звуковой результат превосходит привычный.


Фотография предоставлена фестивале LegeArtis

— Я, честно говоря, не представляю, как большой коллектив играет без дирижера.

— Здесь действует принцип ансамблевой игры. Мы ориентируемся не на жест дирижера, а на естественное течение музыки, взаимодействие и на слух. Игра в таком оркестре очень интересна. К тому же во время репетиций произведение практически выучивается наизусть, да и на концерте не всегда есть возможность смотреть в ноты. И очень важно то, что человек, играющий, например, линию аккомпанемента, чувствует себя таким же полноценным участником процесса, как и тот, кому досталась ведущая партия. Мы не призываем к бунту против дирижеров ни в коем случае. Просто иной способ взаимодействия даёт другой звуковой результат. Он может быть равноценен тому же, что в оркестре с дирижером, а может кардинально отличаться.

— У оркестра какая-то специфическая рассадка?

— Да, рассадка другая. Обычно симфонический оркестр сидит полукругом, лицом в зал, чтобы видеть дирижера. А мы садимся в круг так, чтобы быть в поле зрения друг друга.

— А что же зритель, к которому вы поворачиваетесь спиной?

— А зритель понимает, что концерт не только для него одного, а для нас всех. Он тоже включается в процесс, следит за тем, что делают музыканты, пытается разобраться в происходящем.

— И все-таки есть ли в «Персимфансе» лидеры?

— Конечно! Как и в любом другом сообществе. Беспрекословные лидеры и двигатели «Персимфанса» Петр Айду и Григорий Кротенко. Они создают программы, задают направление, в котором ансамбль развивается. Но есть и другие значимые люди. Константин Дудаков-Кашуро, специалист по авангарду и дадаизму, доцент МГУ, один из исследователей исторического «Персимфанса». Музыковед Федор Софронов беспрекословный знаток истории музыки. У него огромный аудиоархив, и об истории музыки он знает все. Ставит нам раритетные записи на старых граммофонах, чтобы мы могли послушать, как эта музыка звучит в оригинале. Другой наш персимфановец Ярослав Шварцштейн, трубач, по совместительству известный художник, кстати, работает с Владимиром Сорокиным, делает «Персимфансу» концертные афиши.

— И последний вопрос, про «Персимфанс» говорят, будто он стал настоящим комбинатом искусств... Это правда?

— Да, мы к этому стремимся. «Персимфанс» занимается реконструкцией звуковой среды 20-х годов, проводит лекции, выставки и спектакли. Например, спектакль «Реконструкция Утопии» (2013), поставленный в театре Школа драматического искусства, был удостоен Гран-при премии С. Курёхина в области современного искусства. Уверена, что и программа фестиваля LegeArtis публикой будет оценена по достоинству.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

​Юрчок 1001: «Главное — сочетание текста и голоса»

Алена Бондарева

​Евгений Рудашевский о войне и афалинах

Алена Бондарева

​Роуд-муви. Книжный вариант

Алена Бондарева

​Игорь Шпиленок: «Живу в медвежьих местах»