Русалка
Текст: Фазир Муалим
Фотография: Александр Антчак
Поэт и театральный критик Фазир Муалим о пушкинской «Русалке», сегодняшней сцене и временном сдвиге.
О чём сегодня буду писать — решил наверняка, но с чего начать — ума не приложу. Дело в том, что я неожиданно для себя страстно полюбил Пушкина. Раньше не любил, не принимал. Теперь, когда уже люблю, в прежнем своём недопонимании сознаться можно без стеснений. То есть не то, чтоб совсем не любил — просто он не был среди тех авторов, которых перечитываешь не только ради удовольствия и приятного времяпровождения, но и с пользой для так называемого внутреннего развития.
А что вдруг случилось, спросите вы? Рассказываю.
Время от времени я рыскаю по просторам интернета, ищу, не появилась ли какая-нибудь новая, ранее неизвестная запись голосов «великих старух» Малого театра. Набираю по очереди фамилии актрис: «яблочкина», «турчанинова», «рыжова», «пашенная», «шатрова». И вдруг меньше месяца назад поисковик на Старом радио выдаёт мне новинку, точнее находку: Пушкин А.С. — «Русалка» (в ролях В. Царёва, М. Астангов, М. Державин, Е. Турчанинова). Я тут же включаю. Слушаю. Радиоспектакль Федора Каверина 1949 года. Но вместе с очередным открытием (ещё одна запись такого уже родного голоса Евдокии Дмитриевны) приходит и откровение — сам текст поэмы.
Кстати, как вы распознаёте откровение? Как отличаете его от, скажем, простого знания? Мне кажется, различие вот какое. Знание фрагментарно, приходит частями. «Приходит» — не совсем верное слово: знание не само идёт навстречу — ты ходишь за ним. Ты его зарабатываешь, над ним трудишься. Откровение же настигает любого и вдруг, когда ему «вздумается». Это — то же знание, только другого рода; оно вселяется в сердце. И тогда мы говорим о разумном, думающем сердце. Человек, обладающий таким сердцем, видит мир целиком и начинает всё-всё понимать, но сказать, что именно понял, не всегда может. А если и расскажет, то таким неровным, путанным языком, что другие не сразу его и поймут.
Сначала я подумал, что эта замечательная игра актёров оказала на меня такое магическое воздействие. Вера Царёва действительно хороша в роли Дочки мельника: страстная, трагическая, надрывная при жизни и холодная, суровая, немного даже высокомерная после смерти, когда она стала царицей русалок — такой играет актриса свою героиню в двух образах.
Но я тут же взял книгу, перечитал — нет, дело не только в спектакле: поэма и в самом деле не отпускает. Потом нашёл ещё одну постановку — радиоспектакль ленинградского режиссёра Евгения Агафонова 1995 года с блистательным Евгением Алексеевичем Лебедевым в роли Мельника, отца. Одна из последних работ актёра. Если в московской «Русалке» 1949 года хочется слушать и наслаждаться музыкой речи исполнителей, то в питерской 1995-го, забыв обо всём, следишь за игрой Лебедева, как будто видишь его перед собой, а не слушаешь по радио. Артист настолько ярок, что его тема (тема сумасшествия, которая у других исполнителей этой роли обозначена нечётко: не всегда понятно, сошёл он с ума или разыгрывает безумного) становится основной. В какой-то момент возникает мысль: а что, если все эти русалки и потусторонний мир — плод воображения несчастного больного? Ведь говорит же он о себе: «Какой я мельник? Говорят тебе, Я ворон, а не мельник».
Мало того, идею возмездия он «перетягивает» на себя. Его история, а не месть его дочери-русалки князю, становится главной иллюстрацией этой идеи. «Бог наказал меня, что слабо / Я выполнил отцовский долг».
Князь равнодушный, бесчувственный, даже немного подленький «зверь с косматым сердцем»
И наконец, вчера нашёл в Москве «Русалку» 2017 года. Режиссер Рустем Фесак поставил поэму в РАМТе; она идёт на сцене небольшого зала под названием «Черная комната». Название площадки самое подходящее для такой мистической вещи. Зрители входят в зал и садятся в три ряда у стены — и уже, хоть умри, не выйдут до конца спектакля, потому что всё пространство перед ними будет занято действием, а двери, в которые они только что входили, станут актёрским закулисьем. Но такое положение наращивает дополнительный нерв для восприятия. Видишь историю не просто изнутри, когда ты можешь и вмешаться в ход событий. Нет, тут другие ощущения: будто ты случайно попал в чужое измерение и, спрятавшись в чулан, наблюдаешь за жизнью там, стараясь не выдать себя. Кстати, ни один телефон не зазвенел и не прожужжал до конца спектакля, что большая редкость в наших театрах.
Сцена черной комнаты заполнена огромным черным колесом от мельницы. Вернее, четвертой его частью, что выигрышно смотрится с двух точек зрения. Во-первых, создаёт ощущение дополнительного, спрятанного, пространства в этом маленьком помещении. Во-вторых, наводит ужас: если часть таких размеров, каково же целое колесо и как ничтожен рядом с ним человек! Колесо тут, понятно, метафора судьбы. А ещё оно разделяет миры: перед колесом разворачиваются земные, человеческие дела, а за ним — подводные, потусторонние. У правой стены стоят сосуды всевозможных форм с разными цветами, тростниками и травами, а к левой приставлена высоченная дверь, которая с обратной стороны, когда её перевернут, окажется зеркалом. И дверь, и зеркало — символы перехода из одного мира в другой. (Художник Ольга Васильева). К двери у левой стены ещё до начала, когда зрители только заходят, подойдёт некто в чёрном, сядет на стул перед ней, и молча будет сидеть, пока не начнётся спектакль. Кто не знает Александра Девятьярова, не сразу и поймёт, что это уже вышел актёр. Он играет Князя. В постановке Рустема Фесак мне видится он самым интересным персонажем. Если в двух спектаклях, о которых я говорил, Князь равнодушный, бесчувственный, даже немного подленький «зверь с косматым сердцем», то у Девятьярова он влюблённый мученик, осознающий: «того, что я теряю, / Ничто на свете мне не заменит». Но всё же соглашается на этот сценарий, потому что он, как будто, знает больше, чем остальные: так надо, колесо вертится. Недаром он заходит в зал до начала спектакля и — обречённо — сидит у зеркала-двери. А в финале мы видим абсолютно здорового, ясномыслящего Мельника и почти безумного Князя. Он даже одет в последней сцене в свитер, чем-то напоминающий смирительную рубашку из современной психушки.
«...Страшно / Ума лишиться. Легче умереть. / На мертвеца глядим мы с уваженьем, / Творим о нём молитвы. Смерть равняет / С ним каждого».
И — Князь взбирается на колесо.
Возможно, такая трактовка образа, объясняется еще и тем, что в основу спектакля, кроме самой поэмы «Русалка», легло стихотворение из Песен западных славян со схожим сюжетом «Яныш королевич».
В ролях также заняты актёры Полина Виторган, Анна Дворжецкая, Сергей Чудаков, Ольга Гришова, Людмила Пивоварова.
Но согласитесь, было бы очень любопытно, если каким-то образом стало возможным (раз коснулись темы потустороннего) увидеть на одной сцене лучших исполнителей разных времён. Чтобы Мельника играл Лебедев, Дочь его — Царёва, Князя — сегодняшний Девятьяров, а мамку — разумеется, Евдокия Дмитриевна Турчанинова.
Ну и после просить: «Автора на сцену!»