Невидимый герой
Текст: Вера Бройде
Обложка предоставлена ИД Albus corvus
О доверчивом Эдгаре и хитром духе из нового романа Жана-Франсуа Шаба рассказывает обозреватель Rara Avis Вера Бройде.
Шаба Ж.-Ф. Дух из чёрной комнаты / Пер. с фр. С. Петрова; ил. Тима Яржомбека. — М.: Белая ворона, 2018. — 128 с.
О том, что миллионы духов, живущих прямо тут, под самым боком у людей: в кофейнях и кондитерских, в музеях и картинных галереях, в ремонтных мастерских и дальних тёмных комнатах квартир, — проводят дни в загадочной тоске, томимые повторами и скукой куда сильнее нас, — мы, в сущности, доподлинно не знаем, но словно бы подспудно ощущаем. Таинственные шорохи за стенкой и чей-то шёпот среди ночи, застывшие зелёные следы на потолке и лампочка на кухне, мигающая в такт из крана в раковину падающим каплям... О, вы же не считаете, что это лишь игра воображения? Скрипучий голос разума твердит: «Поскольку сам я никогда не видел духа, то не могу его себе вообразить». Жан-Франсуа Шаба, придумавший почти что страшную, воинственно-отважную, безудержно смешную и безупречно остроумную историю про мальчика, поверившего в духа, который, на свою беду, решил поверить в мальчика, на это замечание вполне резонно возражает — наивным, но упрямым голоском девятилетнего Эдгара: «Я мог себе вообразить всё что угодно. А кроме моего воображения, ведь ничего, вообще-то, у меня и не было». Наверное, разумных и послушных такое заявление смутит. Всем остальным, конечно, надо непременно прочитать волшебную историю Шаба, чтобы узнать, на что способна безграничная, немного буйная, но, в целом, добрая фантазия, чем её следует кормить, когда выгуливать и часто ли причёсывать, опасно ли её дразнить и отпускать на волю. Пока же — вот он: плод фантазии Эдгара, которого за разные проделки усталые родители обыкновенно запирали в чёрной комнате, ну, то есть в комнате, где не было ни электрического света, ни мягкого дивана, ни самой захудалой табуретки — лишь дух. Один лишь дух... А впрочем, даже он мечтал скорей оттуда выйти.
Иллюстрация предоставлена ИД Albus corvus
Вы спросите, как он туда попал? За что страдал? И чем питался? Как выглядел? Чем занимался? Что думал о своих соседях? И о решениях правительства, касающихся сноса старого жилья? О войнах на востоке, угрозе засух, наводнений и засорения морей и океанов? И, кстати, почему он ждал Эдгара, чтоб вырваться из комнаты, где так скучал по лесу, в котором прежде жил? Вот-вот, сумевшего чуть-чуть прийти в себя после душевной встречи с духом, его, то есть Эдгара, всё это тоже волновало (за исключением, быть может, двух-трёх вопросов политического толка). Однако Дух (так он представился Эдгару) был не настроен отвечать на все эти вопросы, расставленные в старых добрых сказках, как знаки, запрещающие ехать на машине слишком быстро... Признался Дух лишь в том, что он питается фиалковым ликёром из медного бочонка, с которым никогда не расстаётся, как будто это телефон или приставка: в конце концов, ему ведь больше нечем себя развеселить... Вот почему он бледен, как яйцо (поверим на слово, а что ещё нам остаётся?), вот почему он так подавлен и так легко выходит из себя, и так рычит, так лязгает клыками, что кажется похожим на страшно кровожадного, немыслимо большого и очень злого волка, а вовсе не чудесного, фисташково-зелёного и мягкого, как одеяло, духа. А кем ещё, скажите, можно стать в кромешной темноте, гнетущей тишине и необъятном, абсолютном одиночестве?! Ну, да — звучит, пожалуй, выспренно и чересчур трагично — как траурная речь или какой-то панегирик о бедном, но прелестном «обитателе потёмок», который, словно Хатико из фильма, так долго-долго-долго-долго — кошмарно, беспредельно долго — ждал друга и хозяина. И тут выходит, что Эдгару: не самому отважному и — что уж там — не самому кристально честному, не всеми уважаемому мальчику, от чьих сомнительных поступков ещё ни разу, слава богу, ничья судьба так крепко не зависела, — впервые в жизни вдруг представилась возможность спасти кого-то, выпустив из плена, и приобщиться к Тайне, недоступной остальным, и совершить поступок, достойный настоящего, хоть и не признанного обществом героя! А вся эта патетика, уклончивость в ответах на вопросы, агрессия и подозрительная вспыльчивость — ну, да, немного, если честно, тревожные симптомы, однако нужно ли на них так реагировать, чтоб больше с духом не встречаться, не слышать его просьб, его стенаний и молитв с угрозами? Эдгару было девять лет: вполне достаточно, чтоб жутко мучиться и страшно сомневаться, а нежная и дерзкая, беспечно озорная и глубоко сочувствующая повесть французского насмешника — тому сердечное, детальное и сверхсекретное свидетельство.
Но что же делать? Как же быть? Сначала он решает отказаться, однако это... да, вы правы — ведь это означает, что комната, где обитает дух, теперь особенно... особенно... непривлекательна? Да попросту опасна! Приходится вести себя достойно — то есть настолько хорошо, что даже самому становится противно: топтать роскошный хвост родимой лени ужасно неприятно, но всё-таки терпимо, а вот открыто лицемерить, прося прощения за грубость, — почти невыносимо. Примерно как щекотка. Ах, боже мой, ну, до чего же мы способны докатиться, как низко мы готовы опуститься, чтоб только не погибнуть?! Эдгар держался сколько мог: с двух пополудни до восьми — немалый срок, вообще-то. Но демон, что сидел внутри: бесёнок с рожками, накинувший на плечи мантию святоши, — испортил воздух, в смысле дело, в тот миг, когда никто, включая самого Эдгара, признаться, этого не ждал. Привычка ли была тому виной или природа посмеялась над рассудком — как знать, но, оказавшись снова там, лицом к лицу с несчастным духом, ребёнок, что сидел внутри у демона-Эдгара, проникся к узнику живой, горячей, как сосиска в тесте, жалостью. И передумал — ну, а мир, в котором, кроме духов, живут ещё и люди, повис на волоске.
Иллюстрация предоставлена ИД Albus corvus
Наверно, такова важнейшая черта любого одиночества, которому подвержены и взрослые, и дети, и духи, и шпионы, что подло выдают себя за духов, в надежде облапошить наивных маленьких эдгаров, мечтающих о славе и любви. Попавшего в его ловушку одолевает бес чечётки: огромное желание хоть как-то утвердиться, пробить ногами путь туда, где все тебе ужасно рады и смотрят ласково, с улыбкой, похожей на кусочек загнувшегося сыра... А что если Эдгару такой кривой улыбки как раз и не хватало? Тогда он, получается, не столь уж виноват... А если посмотреть на то, что приключилось, из будущего времени, то станет совершенно очевидно: Эдгар — наш избавитель, не больше и не меньше. Ведь если б он не «нарушал запреты» и вёл себя «примерно», как старшая сестра, и был таким послушным, разумным и хорошим, каким когда-то был отец (теперь он, к слову, плиточник и вечно недоволен, что мир несправедлив, спина всё время ноет, а младший сын — бездельник и шалун), то дух из чёрной комнаты его бы вряд ли выбрал. А значит, человечество, спасённое от гибели, обязано ребёнку, которого не видели... Ну, то есть говорили, что видели «насквозь». Хотя на самом деле смотрели «сквозь» него. И праведно вздыхали, качая головой. Они ему не верили, когда он говорил, что выучил уроки, прибрался в своей комнате и опоздал на ужин только потому, что помогал старушке снять кота с высокого забора. И в одинокого, всегда печального, рыдающего горькими слезами духа, живущего по воле злой колдуньи в их собственной подсобке, они бы, уж конечно, не поверили. Как не поверили б и в то, что этот дух прикидывался добрым, но был ужасно злым, коварным и жестоким, трёхглазым, многоруким, чудовищно одетым таоракнаборстильсеном, задумавшим разрушить нашу землю. Какое счастье, что она — земля, воспетая Шаба, — рождает иногда доверчивых эдгаров.