18+
26.09.2016 Тексты / Авторская колонка

​Пустышка

Текст: Владимир Березин

Фотография из архива автора

Писатель-пассажир Владимир Березин о том, что хрестоматийные тексты — не то, чем кажутся.

Был 2006 год, Россия отключала Украину от газа. Мусульмане протестовали против карикатур на пророка Мухаммеда, умер Пиночет и повесили Саддама Хуссейна. В Москве арестовали воскресителя мёртвых Грабового и выпустили в обращение купюру в 5000 рублей. Начала, наконец, свою работу социальная сеть «ВКонтакте». В другой социальной сети — «Живой Журнал» — один из пользователей написал 16 января 2006 года: «Ехал домой, смотрю, стоит девчушка с книгой — „Солнце землю целовало. Стихи поэтов Серебряного века“. Лицо тонкое, прозрачное — одухотворённое. Ну, думаю, надо знакомиться, это мой клиент. Собрался с духом её на выходе перехватить; и тут она книжку закрывает — и заламывает уголок страницы, вместо закладки.

Меня как из ушата окатили. Так гадко стало. И обидно.

Пустышка».

Эта запись породила массу пародий, над автором много и разнообразно шутили: «А я сегодня в метро у одного терпилы лопатник из скулы увёл, потрошу — а там 170 рублей. Меня как из ушата окатили. Так гадко стало. И обидно. Пустышка» — потому что наш народ прекрасно определяет избыточный пафос.

Над этим человеком, мнение которого изменилось после загнутого уголка страницы, издевались, но, на самом деле, подобная ситуация частая, и сюжет этот многократно описан в литературе.

Слово «пустышка» означает не только резиновую пустую соску для детей. Так называется артефакт из книги братьев Стругацких «Пикник на обочине»: «Пустышка действительно штука загадочная и какая-то невразумительная, что ли... Всего-то в ней два медных диска с чайное блюдце, миллиметров пять толщиной, и расстояние между дисками миллиметров четыреста, и кроме этого расстояния, ничего между ними нет. То есть совсем ничего, пусто...» * — Стругацкий А., Стругацкий Б. Пикник на обочине // Повести. — М.: Текест, 1993. С. 120.

В пустоте часто содержатся загадки.

...наиболее интересные сюжеты всегда находятся на расстоянии вытянутой руки

Имеет смысл задуматься о природе разочарования, о его поводах и границах.

И для этого есть прекрасный пример в виде одного общеизвестного текста.

Вообще, наиболее интересные сюжеты всегда находятся на расстоянии вытянутой руки, эти книги всегда вблизи, напечатаны миллионными тиражами, но назидание их скрыто внешней доступностью.

Поэтому хорошо бы начать с описания ситуации, в которой текст, о котором пойдёт речь, был создан.

Рассказ «После бала» был написан вчерне в 1903 году (28 августа), но не был напечатан при жизни автора.

Причём Толстой обращается к воспоминаниям полувековой давности. В нём есть много личного — в 1851 году он пишет: «Кажется, что это-то незнание и есть главная черта любви и составляет всю прелесть её. Как морально легко мне было в это время. Я не чувствовал этой тяжести всех мелочных страстей, которая портит все наслаждения жизни. Я ни слова не сказал ей о любви... Мои отношения с Зинаидой остались на ступени чистого стремления двух душ друг к другу» * — Толстой Л. Дневник 1847-1894 // Собрание сочинений в 22 т. Т. 21. -. М.: Художественная литература, 1985. С. 41. . Он вспоминает «умный, открытый, веселый и влюбленный» взгляд любимой девушки, прогулку с нею в загородном парке, когда, пишет он, «на языке висело у меня признание, и у тебя тоже. Мое дело было начать; но знаешь, отчего, мне кажется, я ничего не сказал? Я был так счастлив, что мне нечего было желать, я боялся испортить свое... не свое, а наше счастие». И в заключение записи говорит: «Лучшим воспоминанием в жизни останется навсегда это милое время» * — Толстой Л. Дневник 1847-1894 // Собрание сочинений в 22 т. Т. 21. -. М.: Художественная литература, 1985. С. 42. .

В сороковые годы позапрошлого века Лев Толстой учился в Казанском университете. Учился он не весьма успешно, университет он вскоре оставил.

Балы, шампанское, влюблённость — всё это неотъемлемая часть жизни Толстого в то время.

Абрикосов * — Абрикосов Хрисанф Николаевич (1877-1957) — секретарь Толстого. Жил в Ясной Полене в 1902-1905. Занимался пчеловодством и садоводством на своём хуторе. Затем руководил совхозом «Затишье». В 1922 году по делу «О картошке» на 8 лет лагерей. Освобождён под поручительство В.Д. Бонч-Бруевича. С 1923 по 1927 год- главный агроном подмосковного совхоза «Лесные поляны» Наркомзема РСФСР. Затем агроном-зоотехник в секторе животноводства Наркомзема РСФСР, кандидата сельскохозяйственных наук, заведующий библиотекой Научно-исследовательского института пчеловодства. Помимо воспоминаний «Двенадцать лет около Толстого», написал несколько книг: «Рассказы о пчелах», «Пчеловодная азбука», «Как водить пчел», «Как устроить доходную крестьянскую пасеку», «Техника американского пчеловодства». , ссылаясь на рассказы самого Сергея Толстого, пишет в своих воспоминаниях: «Сюжет рассказа „После бала“, Львом Николаевичем взят из жизни Сергея Николаевича. Варенька Б., описанная в рассказе, была Хвощинская, замечательная красавица, в которую, будучи студентом в Казани, Сергей Николаевич был влюблен. Весь эпизод, описанный в этом рассказе, вполне биографичен. Сергей Николаевич после того, как видел то участие в экзекуции над солдатами, которое принимал отец той, в которую он был влюблен, охладел в своей любви» * — Абрикосов Х. Двенадцать лет около Л. Н. Толстого, Л. Н. Толстой: К 120-летию со дня рождения. (1828–1948). Т. II.-XII. (Летописи Государственного литературного музея; Кн. 12). — М.: Государственный литературный музей, 1948. С. 454. .

Рассказ этот был первым произведением Толстого, с которым встречался школьник, если каким-то образом не соприкасался с рассказами из «Детской азбуки».

И рассказ этот был политически ориентирован — человек отказался от своей любви, когда увидел, что объект его любви есть часть репрессивного механизма.

...массовая культура учит нас тому, что у любви нет преград, а нравственный ригоризм говорит, что она невозможна

История искусства знает множество сюжетов, в которых любовь возникает между представителями антагонистических классов или враждующих семей (схема тут одна). Как правило, любовь набухает медленно, как бутон цветка, а затем следует трагический финал.

Тут любовь погибает в самом зародыше.

И вот урок нравственной дилеммы, которая не имеет разрешения.

Человек отвечает за свой класс. Это групповая ответственность. Представим себе любовь к дочери коррупционера. И это сюжет довольно странный — массовая культура учит нас тому, что у любви нет преград, а нравственный ригоризм говорит, что она невозможна.

В назидательных советских романах дочь коррупционера (он тогда назывался взяточником) тоже оказывалась негодным человеком.

Как нам уместить общественные чувства и личные, когда человек хорош (а всякий любимый человек — хорош) непонятно. Это задача касается не только треугольника отношений, но и множества семейных многоугольников.

Но когда люди пытаются вывести общее правило — хлоп! — и у них в руках оказывается пустышка.

Что происходит в рассказе?

В примитивных пересказах он сводится к схеме: молодой человек влюбился, но потом увидел, что отец девушки — часть ужасной бесчеловечной системы царизма — тут в школьных сочинениях следовала формульная отписка про «мысль автора о лицемерии, блестящем фасаде и гнилой сути тогдашнего общества», и вот герой разлюбил её, финал.

Но это совершенно не так, по крайней мере, в том тексте, что Толстой писал, не до конца отделал, и который был напечатан Чертковым в 1911 году.

Действительно, внутри традиционной для русской литературы рамки (общий разговор, вступление бывалого рассказчика, и после основного сюжета возвращение читателя в прежнее пространство) происходит вот что. Рассказчик говорит о провинциальном городе, и теперь мы знаем, что это — Казань. Герой молод, богат и влюблён. Современного читателя останавливает суждение о том, что он и его друзья пьют только шампанское, потому что у них нет денег на водку. Но это деталь, не имеющая отношения к нашему повествованию.

На балу он танцует с девушкой, дочерью полковника. Тот хоть и стар, но бодр, прост (специально описываются его простые сапоги), и явно уже считает героя женихом своей дочери. Молодой человек возвращается домой, и весь мир ему видится в свете его любви. От возбуждения он не может заснуть, встаёт и идёт бродить по городу. Ноги выносят его к расположению полка, к дому его возлюбленной. И тут он видит непонятное сперва действие.

Случайно встреченный кузнец сообщает герою «Татарина гоняют за побег».

Здесь надо сделать некоторое отступление.

Многочисленные комментаторы этого рассказа (а, поскольку он входил в школьную программу, вышло огромного количество пособий для учителей) усиливали эффект тем, что, дескать, действие его происходит в Прощёное воскресенье (упоминается, что «во время этой моей самой сильной любви к ней был я в последний день масленицы на бале у губернского предводителя»). «Рассказчик Иван Васильевич становится свидетелем того, что „братцы не милосердствовали“, иначе говоря, не прощали по-христиански в Прощёное воскресение проступок бежавшего солдата-татарина». Современная Википедия им вторит: «Масштаб повествованию придаёт то, что расправа осуществляется в Прощёное воскресенье, что делает христианское прощение бессмысленной декларацией» * — Есаулов И. Русская классика, новое понимание. —СПб.: Алетейя, 2012. С. 142. .

Всё это ужасное недоразумение.

Экзекуция происходит вовсе не в Прощёное воскресение.

Тут комментаторов губит опыт обыденной советской жизни, и они путают вечер с утром, а день — с ночью. Забыт и опыт прочтения «Евгения Онегина», где бальный обряд описан подробно.

В самом тексте указано — бал продолжается до четырёх часов, но это не дневные часы, а ночные. «С бала я уехал в пятом часу, пока доехал домой, посидел дома, прошло ещё часа два, так что, когда я вышел, уже было светло».

Итак, персонаж выходит бродить по городу, и, видимо, около семи натыкается на экзекуцию. Одним словом, татарина гоняют через строй уже во время Великого поста (что, конечно, не отменяет ужасной сущности самой процедуры).

Итак, герой оказывается вблизи солдатского строя, который под барабанный бой размеренно, по очереди бьёт беглеца по спине. Распорядителем наказания оказывается как раз воинский начальник, отец девушки, и он относится к исполнению наказания так же ревностно, как и к прочей своей службе. Тут Толстой усугубляет происходящее тем, что полковник избивает уже другого солдата за то, что он недостаточно сильно бьёт наказываемого.

Толстой смещает фокус переживания с любви на тайну социального закона

Возможно, Толстой, помнивший случай с братом, соединил вместе известные ему детали мемуаров и воспоминаний — сам он никогда не видел своими глазами наказания шпицрутенами. Во всяком случае, в статье «Николай Палкин» * — Н. Гусев пишет, что так говорил сам Толстой в 1899 году посетившему его журналисту И. Н. Захарьину-Якунину (Захарьин-Якунин И. Встречи и воспоминания. — СПб. Издательство В. Пирожкова, 1903. С. 224).
(1886 год) он пишет: «Что было в душе тех полковых и ротных командиров — я знал одного такого — который накануне с красавицей дочерью танцевал мазурку на бале и уезжал раньше, чтобы на завтра рано утром распорядиться прогонянием на смерть сквозь строй бежавшего солдата татарина, засекал этого солдата до смерти и возвращался обедать в семью?..» * — Толстой Л. Николай Палкин // Полное собрание сочинений, т. 26, 1936, стр. 559.

Итак, герой видит, как татарина гонят через строй и ужасается.

Но не надо думать, что он тут же рвёт с прошлым, как хотелось бы советскому учителю (или советскому школьнику).

Любовь героя вовсе не умирает сразу же.

Он размышляет не о ней, а об отце девушки, в которого был влюблён почти так же, как и в его дочь: «„Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, — думал я про полковника. — Если бы я знал то, что он знает, я бы понимал и то, что я видел, и это не мучило бы меня“. Но сколько я ни думал, я не мог понять того, что знает полковник, и заснул только к вечеру, и то после того, как пошел к приятелю и напился с ним совсем пьян. Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было — дурное дело? Ничуть. „Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал“, — думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался — и потом не мог узнать этого. А не узнав, не мог поступить в военную службу, как хотел прежде, и не только не служил в военной, но нигде не служил и никуда, как видите, не годился».

То есть, Толстой смещает фокус переживания с любви на тайну социального закона, которая и сейчас непонятна или не вполне понятна персонажу, если не допускать того, что он кокетничает перед своими молодыми слушателями.

Чувство к девушке тут — жертва, принесённая мимоходом.

«Любовь с этого дня пошла на убыль. Когда она, как это часто бывало с ней, с улыбкой на лице, задумывалась, я сейчас же вспоминал полковника на площади, и мне становилось как-то неловко и неприятно, и я стал реже видаться с ней. И любовь так и сошла на нет».

В одном из вариантов текста Толстой заключает рассказ так: «И, может быть, я бы счастливее был, кабы женился на ней, разумеется, если бы она пошла. Вот и судите тут, а вы говорите» * — Толстой Л. После бала // Полное собрание сочинений Т. 34. С 489. .

В своё время, в двадцатых годах прошлого века, была тема отречения от родных — отрекаюсь от своего отца, кулака-мироеда. Или там «Объявляю всем, что порываю все связи с отцом-камергером».

Даже объявления про это в газетах печатали.

Сейчас мораль куда более гибкая — воровать нехорошо, но и доносить на вора нехорошо

Считалось, что классовое победит, и вышедший из своего класса и прибившийся к трудовому народу человек имеет шанс на спасение.

Потом оказалось, что эта схема не работает, спасения не гарантирует, но не в этом дело.

Я сейчас размышляю о прикладной этике — вот в прошлом веке была ещё настоящая нерукопожатось — я, правда, застал её в рассказах и в книгах по большей мере. Но эти рассказы ещё не остыли, под пеплом в них были настоящие угли.

То есть, когда-то среда выталкивала человека вне нормы и, что говорится, в приличные дома его больше не звали.

Сейчас мораль куда более гибкая — воровать нехорошо, но и доносить на вора нехорошо. Можно служить у вора и не быть верным ему в своём сердце. Я помню, одного моего провинциального знакомого очень поразило, что люди, которые недавно были по разные стороны баррикад, вечером пьют горячительные напитки в одном баре, и, о, ужас! — чокаются.

Это явление распространённое. Люди с собой давно научились договариваться.

Тут интересно, как они договариваются внутри семьи, как распределяются роли.

Я вот помню, как мне бельгийцы в своё время презрительно рассказывали о французах во время войны. Дескать, старший сын служил у немцев, средний шёл в маки, а младший оставался на хозяйстве. Разумеется, это — метафора, да всё же метафора со значением. Хоть всякая метафора — пустышка, но, надавишь на неё, она хлопнет.

Но здесь речь идёт не о классовой ответственности, а о семейной.

Вот есть коррупционер, а у него дочь. Человек влюблён в неё, а коррупцию презирает. Он любит её, а она любит отца. Как это всё сходится за обеденным столом?

В этом смысле рассказ Толстого «После бала» — это не только история «правильного выбора», но история инфантильного выбора, сюжет о предательстве собственного чувства.

Ну, бывают случаи прямого ригоризма — молодая семья живёт отдельно, подарков от папы не принимает. Видел я и такое.

Но чаще видел компромисс — и очень интересно, по каким границам этот компромисс выстроен.

Общих правил нет, да. Но всё же.

Тут есть боковой сюжет — о том, что старая советская элита могла дать своим отпрыскам хорошее образование, и как происходит сшибка внутри семьи — нынешнего человека мира и портретов на стенах, семейного ужина etc. Но тема эта скользкая. Есть некоторое достижение в том, что время публичных отречений двадцатых годов прошло. Я как раз этому рад.

И, кстати, видел я смешанные семьи — православно-иудаистские, и даже еврейско-мусульманские — соединение людей раздичных не просто по происхождению, а соединение людей деятельно верующих и обрядово-деятельных. Но это, разумеется, исключение.

Подобное происходит и сейчас — к примеру, мне сразу же подсказывают про казус Штокхаузена * — Штокхаузен Карлхайнц (1928-2007) — немецкий музыкант, композитор и исполнитель. На пресс-конференции в Гамбурге 16 сентября 2001 , его спросили, были ли характеры в его операх «Михаил», «Ева» и «Люцифер» для него мифологическими фигурами. Штокхаузен ответил, «Нет, они существуют прямо сейчас, например, „Люцифер“ — в Нью-Йорке, где он сотворил шедевр искусства разрушения» — имея в виду события 11 сентября 2001. Слова эти были интерпретированы как эстетическое одобрение падения теракта. В результате реакции на интервью Штокхаузена был отменен четырехдневный фестиваль его работы в Гамбурге и прочие акты публичного осуждения. .

После нескольких слов которого не только отменили его четырёхдневный фестиваль, но и дочь отреклась от него (вернее, заявила, что не будет пользоваться фамилией «Штокхаузен»).

Итак, прежде чем произнести «пустышка», нужно крепко подумать.

Это ведь давняя традиция.

Другие материалы автора

Владимир Березин

Сеньор из общества

Владимир Березин

​Аэлита

Владимир Березин

​Правильно положенная карта

Владимир Березин

​Сумма технологии