Хотелось бы написать, что 2022 был самым трудным за последние четыре года. Но как известно, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.

В этом году мы столкнулись со множеством трудностей, наверное, поэтому книги по психологии вроде «К себе нежно» Ольги Примаченко (ИД «Бомбора»), по числу прослушиваний, согласно статистике сервиса «Литрес», уверенно заняли лидирующие позиции. Вновь обратил на себя внимание австрийский психиатр, философ и невролог Виктор Франкл, в свое время прошедший лагерь Терезиенштадт и описавший пережитый опыт. Не раз в этом году его работы раскупались читателями подчистую, и издателям приходилось допечатывать тираж.

Список компаний и журналов, покинувших российский рынок, приближается (если еще не) к списку кораблей. Но особенно почему-то жаль сервис аудиокниг Storytel. Освободившуюся нишу, пытаются занять старые и новые игроки (так, компания МТС запустила «Строки», а Яндекс.Музыка добавила в свои закладки сменившего владельца «Букмейт»). Что из этого выйдет, покажет время.

В детской литературе появилось много сказок, одни связывают это с желанием говорить эзоповым языком, другие с одноименной номинацией премии «Большая сказка» имени Эдуарда Успенского. Но как бы то ни было, а хороших историй становится больше. Для меня одна из лучших этого года — смешная и трогательная книжка «Я король и ты король» (ИД «Нигма») Аси Кравченко.

А вот в современной русской прозе ничего особого не произошло. Однако пока прозаики переосмысливают действительность и подбирают слова, радуют комиксисты. Интересные русские работы начали появляться оттуда, откуда не ждали. Например, графический роман «ПП Бажов» (ИД «Альпина ПРО»), добрался до нас с Урала, а вот «Уличных людей», раскрывающих проблемы бездомных, выпустило не специализирующийся на комиксах московский «КомпасГид». Впрочем, нишу комикса теперь тоже стремятся занять все. Так, обсуждаемую «Бомбу», графический роман об истории создания самого разрушительного оружия, выпустило издательство «Поляндрия NoAge».

Впрочем, перестановки и попытки делать что-то, о чем раньше и не задумывались, кажется, тренд не только уходящего, но и будущего года.

Что ж, поживем, увидим.

Одним из символов 2022 года для меня стала нейросеть Midjourney, с которой баловались интернет-пользователи, пытаясь соединить несоединимое. Она визуально продемонстрировала: ничто не статично. Непредсказуемость, трансгрессия, аннигиляция. Все это тоже про 2022 год. Вы думали, такого не бывает — нет, бывает и не такое. «Дюна», снятая Параджановым. «Один дома» Балабанова. Гарри Поттер как герой Достоевского. Мать драконов, погруженная в киберпанк. «Звездные войны» на иконах. Все смешалось и породило новую страшно-красивую картину мира, и неизвестно, во что она превратится потом, какие мутации произойдут.

Не первый год самая продаваемая книга в России, судя по данным Forbes, это «1984» Оруэлла. В 2022-м реализовано почти 200 тысяч экземпляров. Способна ли современная российская проза осмысленно и прочувствованно ответить на стремительные изменения новой реальности? Вопрос. Одна из главных отечественных литературных премий выделила в этом году только те произведения, которые тяготеют к нон-фикшну и к прошлому — биографические и исторические расследования. Возможна ли в новой реальности футурология? Вопрос. Трудно предсказывать долгосрочное высоко- или низкотехнологичное будущее, не зная, что будет завтра, причем как в экзистенциальном смысле, так и даже в бытовом.

Но, может быть, это временно? Помните, еще недавно нам было странно смотреть фильмы и читать книги, в которых ни намека на пандемию и маски? Ведь казалось, что жизнь распалась на «до» и «после», и приметы этого распада очень четкие. Что ж. Маски отошли на второй план, карантинные «приключения» забылись как ночной морок. Для тех, кого пандемия затронула лишь вскользь, кого миновала боль, ковидные истории теперь даже скучны. Время шагнуло вперед. И сейчас вполне нормально выглядят отечественные сериалы, в которых, например, показывается российский городок, застрявший в безвременье, в параллельной твин-пиксовой вселенной, без каких-либо отсылок к новостной повестке: там орудует маньяк, читающий «Божественную комедию», а замерзшие зомби поют колыбельную. И нет больше ничего кроме белоснежной пустоты — чистого листа.

Но это только половина пути.

Этот год, конечно, никого не оставил равнодушным и многое расставил по местам. Для детской литературы он прошел прежде всего под знаком — Чуковского. Корнею Ивановичу стукнуло — 140. И юбилей решили в стране отметить с размахом. Во всяком случае в Петербурге были и световые инсталляции на стенах, и фестиваль, и вот, даже виртуальный музей открылся. При этом торжества даже как-то затмили юбилей другого классика, которого также традиционно относят к детской литературе, — Константина Паустовского (в 2022 ему исполнилось 130 лет) и уж совсем забытым оказался Иван Соколов-Микитов, который тоже бы отметил 130 лет со дня рождения.

А в современной детской литературе все те же на манеже. Если судить по лонгам и шотам премий, конечно. Тут и Станислав Востоков, и Евгений Рудашевский, и Лариса Романовская и Ая Эн, и Анна Анисимова. Есть, конечно, и новые имена. Но пока, вероятнее, как авансы.

Из негатива — рост себестоимости производства книг в России. По данным на начало года — 20–30%. А это значит, что качественные детские книги с хорошей полиграфией стали значительно дороже.

Но были и хорошие новости. Художественные фильмы для детей и юношества в России теперь будут снимать за государственный счет. И отечественные киноделы (это не ругательство, а вполне профессиональный термин) уже, говорят, в поисках. Кто-то, как режиссер Сарик Андреасян — устремились к классике. Другие же — не брезгуют и современными авторами. Так, в «Союзмультфильме» дабы дать ответ «Гарри Поттеру» и «Властелину Колец» решили экранизировать фэнтези-цикл про Чароводье Юлии Ивановой.

Пытаются закрыть бреши, пробитые уходом иностранных авторов, и отечественные издатели. Например, «Росмэн», печатающее детские книги, начнет выпускать young adult литературу и комиксы. Эти направления будет развивать подразделение «Кислород». Кроме того, изданием подростковой серии намерен заняться издательский дом «Мещерякова». Вадим Мещеряков заявил, что ориентирами станут реализм, фэнтези и антиутопии.

Поэтому, думается мне, следующий год может оказаться насыщеннее уходящего. Но загадывать ничего не будем. Жизнь, как говорится, полна неожиданностей.

В самом выражении «подведение итогов» есть что-то неловкое. Вот были какие-то итоги, и ты их подвел: плохо старался, мало молился, ныл и надоедал людям.

Никаких литературных итогов года не может быть, потому что литература не живет по отрывному календарю. Проходит год-два, и никто уже не помнит, кто получил ту или иную премию. Не бывает открытий, осознанных за несколько месяцев, и глядь — в канаве, в обнимку с крысой лежит Эдгар По. Он умирает, но понять, кто это мы сможем только потом. Или вовсе не сможем, если он унес с собой пароль от облака с рукописями.

Все итоги могут быть только частными. Перечитал Толстого, написал оду, закончил роман. А я, кстати, закончил роман. Но только это событие моей биографии, как и любой успех. Да и, кстати, неуспех — тоже.

Люди вообще норовят путать личный страх с общественным.

Самое время для литературных описаний.

Они всегда противостоят сиюминутному безумству.

Мне скажут, что им не нравится слово «сиюминутный». Есть в нем обесценивание того, меняется судьба маленького человека, которого берут за шиворот общественные потрясения, и что только сиюминутное сейчас только и важно.

Это вопрос временной шкалы. Сиюминутное важно (оно предмет литературы, причем не вычленяемый). Но, положа руку на сердце, циничное современное общество мало придается рефлексии на предмет страданий людей времени Смуты. А чем они менее ценны, чем нынешние? Только дружбами и семейными отношениями ныне живущих.

Драка за шлюпки — сиюминутна. Нужно продолжить игру, не позволяя себе фальшивых нот, короче говоря: занимаясь литературными описаниями.

Но вот говоря о наблюдениях этого года, я должен рассказать о двух из них. Это не в этом году началось, но сейчас видно особенно: мода на слово «автофикшн» и тяга людей к написанию мемуаров. Слово «автофикшн» я не очень люблю, в нем есть что-то от давнего желания переименовать всякий техникум в колледж, а институт — в университет. То есть это такое мифологическое мышление, в рамках которого переименование предмета придает ему новые чудесные свойства. Автобиографии разной степени беллетризации существовали всегда, но главной проблемой в них остается интерес читателя к чужой жизни.

Только и это — открытие не этого года.