Больше, чем детектив
Текст Анастасия Башкатова
Фотографии: с сайта kinopoisk.ru
Вдохновленная сериалом «True Detective» Анастасия Башкатова рассуждает о том, что такое настоящий детектив и «неправильный» дьявол.
Когда авторы предъявляют миру свое произведение и называют его «настоящим», в таком поступке видится провокация и попытка манифеста. Ведь по какой-то причине они противопоставляют свое детище множеству ему подобных, нарекая его эталоном.
Слово «true» в названии сериала True Detective (HBO, 2014 — ...) можно перевести и как «настоящий», и как «правильный, подлинный, правдивый». Образцовый, раскрывающий правду жизни детектив (вспомним также, что по-латински «detectio» — это «раскрытие»).
Об особом статусе произведения говорит и его создатель — писатель, сценарист Ник Пиццолатто: «Все, чего я добивался — так это того, чтобы мы все попытались как можно дальше отойти от привычной полицейской драмы. Сериал гораздо больше, чем история об убийцах, и глубже внешних признаков жанра. Жанр для меня был просто такой бельевой веревкой, на которую я мог повесить все свои писательские штучки. Не хотелось бы, чтобы это звучало высокомерно, но я на самом деле думаю, что наш сериал не похож на обычные полицейские драмы, хотя, возможно, люди и возненавидят его, когда посмотрят» (из интервью, опубликованного на сайте kinodramaturg.ru).
Для Пиццолатто важно создать в своем сериале «ощущение нуара»
Не полицейская, а социальная, более того — экзистенциальная драма. «Писательские штучки», которые нанизывает Пиццолатто, это взаимоотношения персонажей друг с другом (муж — жена, родители — дети, друзья — антагонисты), прогнившей системой, олицетворяемой коррумпированными чиновниками, порочными священнослужителями, полицейскими, стоящими на страже мафии. Важный нюанс: противостоять системе персонажи сериала начинают после того, как из нее выпадут — после отстранения от дел, увольнения из полиции и т.п. Это, наконец, «взаимоотношения» персонажей с собой, поиск своего предназначения, вопрос выбора между добром и злом в условиях, когда, по словам Пиццолатто, единственное, что известно наверняка, — это то, что вы умрете.
Для Пиццолатто важно создать в своем сериале «ощущение нуара». Жизнь — лишь ширма, декорация, которая вот-вот треснет по швам. «Вся твоя жизнь, вся любовь, ненависть, память и боль — всё это одно и то же. Всё это один сон. Сон, который ты видел в запертой комнате. Сон о том, что ты был человеком», — говорит в первом сезоне детектив Растин Коул.
Эта мысль повторяется снова. «С тех пор я всё думаю, а вдруг он (отец — примечание автора) не вернулся. Вдруг я до сих пор сижу в подвале, в темноте. Вдруг я там умер?», — спрашивает во втором сезоне мафиози Фрэнк Семион, которому иногда кажется, будто вокруг него всё из папье-маше. Рано утром, лежа в постели, он увидел над собой два мокрых пятна на потолке — что-то просачивалось в его сознание, намекало: всё происходящее с ним — лишь предсмертная иллюзия.
Последняя, восьмая серия подтвердила догадку. «Милый, ты остановился уже очень давно», — говорит смертельно раненному Семиону прекрасный мираж в пустыне. Он-то думал, что не сдается, что почти победил — а на самом деле нет: он уже мертв. Смерть настигла его не в темном подвале, где его запер и забыл отец, а под палящим солнцем на белом песке. Хотя, может быть, именно после тех нескольких адских дней в подземелье всё для него и решилось.
Итак, жизнь есть сон о том, что ты был человеком, но, «как и во многих снах, в нем прячется чудовище», продолжает Коул. Спящий должен выбрать — либо он противостоит этому чудовищу, либо им становится. И каким бы несовершенным герой ни был — правильное решение дает шанс на перерождение.
«Миру нужны плохие люди. Мы отпугиваем тех, кто хуже», — говорит о себе Растин Коул. В конце первого сезона он в буквальном смысле воскресает и перерождается, хотя после схватки с маньяком, вспоровшим ему живот, должен был погибнуть. Авторы сериала проводят настолько очевидную и однозначную параллель с Иисусом Христом, что это сравнение может даже показаться кощунством: Коул лежит в больнице и смотрит на свое отражение в окне — в нем угадывается лик Христа. «Когда-то была только тьма. А теперь свет побеждает», — такими словами Коула заканчивается первый сезон. И в последнем кадре на ночном небе вдруг начинают проступать тусклые звезды.
«Я просто пытался быть хорошим человеком», — это уже из второго сезона слова офицера Пола Вудроу, которого к финалу убьют самым гнусным образом: ему выстрелит в спину полицейский-предатель. Во втором сезоне персонажам тоже дается шанс на перерождение, правда, уже не буквальное, а метафорическое: погибая, они оставляют после себя новую жизнь — своих детей.
Фото: с сайта kinopoisk.ru
И все это нанизывается на детективный сюжет — расследование убийств, похищений, махинаций. Интрига нужна для того, чтобы собрать вместе персонажей и рассказать их истории. Детективный сюжет призван удерживать внимание: «Зрительский интерес подогревается благодаря жанровым особенностям — напряжению, саспенсу», — объясняет Пиццолатто.
Но тогда, получается, авторы скорее отходят от жанра, а не предъявляют его эталон: настоящий детектив на самом деле не настоящий? Как ни странно, именно в таких кажущихся отступлениях от темы как раз и проявилась суть детективного жанра: Пиццолатто удалось высветить подтекст, присутствующий практически в любом детективном произведении, но не всегда очевидный для читателя, зрителя и даже самого автора.
Чтобы понять, о чем идет речь, воспользуемся наблюдениями писателя-детективщика Даниэля Клугера, которые он приводит в своем исследовании «Баскервильская мистерия»: «Детективный роман содержит две категории, чрезвычайно близкие друг к другу, на первый взгляд — чуть ли не синонимы: Тайну и Загадку».
Загадка — то, что поддается логике: она формально решается в ходе расследования, анализа улик, доказательства вины преступника. Обычно это поверхностный ответ на вопросы: кто убил, как и зачем? Тайна же остается скрытой. «При том, что именно ее присутствие делает детектив не только не низким, но напротив — самым возвышенным литературным жанром», — считает Клугер.
Сыщик — восстановитель нарушенного баланса, но одновременно и самозванец, самовольно присвоивший себе прерогативу Бога, определяющего меру воздаяния
Что такое Тайна — точного ответа не дает никто. Но связана она со смертью, которой пытаются хотя бы временно противостоять персонажи детектива, и выбором, за кого сыграть свою партию — за добро или зло. Сыщик, как замечает Клугер, — порождение того же инфернального мира, что и преступник: он появляется в повествовании после случившегося в буквальном смысле слова жертвоприношения, после смерти невинной жертвы, которую нужно расследовать. Поэтому любое убийство в детективе — в каком-то смысле ритуальное.
Сыщик — восстановитель нарушенного баланса, но одновременно и самозванец, самовольно присвоивший себе прерогативу Бога, определяющего меру воздаяния. Такой же самозванец и преступник: он дал себе право решать, кому жить, а кому умирать. Сыщик, погибая и воскресая в каждом новом произведении очередного автора, ведет старую как мир борьбу с неутомимым противником — своим перевернутым отражением, вышедшим из-под контроля и возомнившим себя всемогущим.
«Люди на краю ночи» — такой цитатой из Дэвида Боуи Пиццолатто обозначает персонажей сериала. Люди на границе света и тьмы, оборотни-перевертыши. «Если темная фигура — падший ангел, то светлая фигура, как его антагонист — „падший“ дьявол, „неправильный“ дьявол, исторгнутый адом и выступающий на стороне добра», — пишет Клугер. Добавим: возможно, даже не исторгнутый, а осознанно оттуда выбравшийся.
Но окончательная победа одного из противников — не самоцель, важно именно их противостояние: ведь если его не будет, то нет и гарантии, что сыщик, с которым мы связываем свои надежды на спасение, окажется на доброй стороне и попытается стать хорошим человеком.
«Детектив — самый метафизический жанр», — утверждает вслед за Умберто Эко Даниэль Клугер. Это доказывает и Пиццолатто. Настоящий детектив всегда больше, чем детектив.