Прощай, надежда; спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.

Александр Пушкин

Есть вопрос, который интересует меня очень давно. Это истоки традиции фотографирования пейзажей в путешествия с возимыми талисманами, — чаще всего это мягкие игрушки. Но плюш, «мягкость» игрушки сама по себе тут значит мало. Человеку моего возраста на память сразу приходит история из фильма «Амели» (2001), где по миру возят садового гнома. Но там всё-таки был чуть другой мотив. Понятно, к тому же, что возить садового гнома легко стюардессе, а, обычному пассажиру непросто протащить в ручную кладь каменное или пластмассовое чудовище. Была и довольно известная история с клоунским «Фронтом освобождения садовых гномов». Члены этого Front de libération des nains de jardin не просто воровали садовых гномов, но оставляли в почтовом ящике их бывшим хозяевам письма и сообщали, куда уехало бессловесное украшение их сада. С конца девяностых годов они пустили в странствие несколько сотен фигурок. В 2010 году украли даже пингвина, кажется, тоже садового. Но это освобождение, за редкими исключениями, было однократным — трансфер в лес. Чемодан, вокзал, кусты. Елки да осины, принимайте беглеца из рабства искусственных насаждений.

Происхождение садовых гномов — отдельная история. Кажется, они рождены сумрачным германским гением, и пошли оберегов и огородных пугал. Источники датируют их завоз из Германии в Англию 1847 годом (к нашему времени уцелел один), значит, у немцев их активно продавали еще в начале XIX века. Может быть, параллельна этому история японских ритуальных куколок, которых путешественники отставляли в дальних странах молиться вместо себя.

Мне рассказывали, что еще раньше, в 1994 году, вышла немецкая детская книга «Письма от Феликса», где кукольный, то есть, игрушечный заяц отправился в странствие и посылал свои фотографии своему маломерному хозяину * — Letters from Felix: A Little Rabbit on a World Tour Annette Langen Abbeville Press, 1994. .

Речь идет сейчас именно о собственных игрушках, личных маскотах. Слово это странное, в нашем языке не так уж укоренившееся. Оно восходит к английскому mascot, как «существу или предмету, приносящему удачу». Это ещё и фигурка на капоте автомобиля, что тоже сближает наш разговор с движением или перемещением.

Я, кстати, вовсе не против самой традиции — несколько моих близких людей практикуют её, и я вовсе не считаю, что она нелепа или смешна. Но это очень интересный антропологический вопрос и хорошая тема для магистерской работы. Если её кто-нибудь напишет, пусть потом придет в какое-нибудь место, что я любил (я составлю список) и выпьет в мою память.

Мне кажется, с фотографированием достопримечательностей случился существенный прорыв не только с изобретением цифровой фотографии, а ещё и в момент постановки на поток дешёвых (еще пленочных) мыльниц, одновременно с распространением (сравнительно) недорогих салонов печати. Я помню, как проникли (тогда ещё по не совсем доступным ценам) мыльницы в Советский Союз. Но цены снижались, и фотографировать стали буквально все.

Так-то у нас давным-давно был самый доступный фотоаппарат из скрипучей чёрной пластмассы «Смена-8М». Я сам с него начинал фотографическую карьеру, потом перейдя на «ФЭД» и «Зенит». Но это было время самостоятельной проявки и печати, совсем иное были импортные мыльницы и возможность не сидеть ночью в ванной за фотоувеличителем в окружении кювет с проявителем и закрепителем.

Так или иначе, эти приборы запечатления реальности пошли косяком, когда рушился старый мир. Тот мир, что когда-то казался новым поколению моих дедушек и бабушек. Собственно, тогда и появился сам термин «мыльницы». Впрочем, говорят, так называли маленькие карманные приёмники, которые народные умельцы собирали как раз в корпусе мыльниц. Мне кажется, что это все глупости и присвоение знания и названия. Все, согласно Оккама, проще — множество приборов имело пластмассовые корпуса и было похоже на предмет с полки под зеркалом в ванной. Никакое компактное устройство не исключение.

Так или иначе, в какой-то момент фотографирование стало доступным, и процесс этот был скачкообразен. И он совпал с внезапным открытием мира. Сейчас фотографии из путешествий показывают в социальных сетях, а я застал то время, когда мои небедные ровесницы покупали специальные кляссеры, в которых стопкой под целлофаном хранились снимки впервые увиденного Парижа. Так они и сидели в кафе — успешные жены богатых мужей, с почти кубическими альбомами.

Но вернемся к кукольному существу, маскоту, похожему на средневековый фамильяр. Кстати, интересно, часто ли фамильяр был больше колдуна? Котов среди них было много, а были в их числе лошади или слоны? Драконы не в счет. А так-то фамильяр-гном гонял ворон вместо пугала, японский тряпичный фамильяр молился вместо ушедшего господина.

В какой-то момент фотографирование семейства на фоне Пушкина, пирамид и эйфелевого ажура стало общественной традицией. И эта реальность была дополнена маскотами. Так-то и какой-нибудь великий путешественник мог заставить экспедиционного художника рисовать куклу дочери на фоне красот пустыни Гоби.

Но потом пришла, кажется, почти одновременно с Интернетом, цифровая фотореволюция, дополнившая прежнюю — как октябрь в свое время дополнил февраль.

После фильма «Амели» уж точно лет двадцать к ряду люди фотографируют мышей, кротов, котов, собак, и вовсе неведомых зверушек. И, если вдуматься, то это очень интересное явление: человек присваивает себе пространство, — примерно так же, как кочевники совершали какой-нибудь ритуал на новом месте, присваивая его своему клану или народу.

Он помещает туда своего деймона и фиксирует его — orbi et urbi. То есть это бескровное «Киса и Ося были здесь», которое не портит стены и, более того, обращено не к следующим посетителям достопримечательности, а к тем, кто остался дома.

Мне рассказывали, что во Франции находится палеолитическая пещера Ласко. На её стенах осталось огромное количество рисунков первобытных людей, которые, конечно, изображали свою обыденную и ритуальную жизни. По стенам бежали люди, бизоны, медведи и олени. Но, кроме них, там были сотни отпечатков ладоней. То есть палеолитические люди ставили свою ладонь на стену и обводили краской, подобно тому, как турист нажимает чистой рукой на кнопку.

Цивилизация, давно забывшая о способах перемещения древних людей, вдруг вспомнила старинные обряды. Все поняли, что путешествие опасно, и пустили вперёд маскота.

Гномы, жабы, орлы и куропатки присели орлами на всех знаковых местах планеты. Мы были здесь. Вот фото. Документ.

Сейчас маскот постоянен, а задник, то есть пейзаж — переменная величина.

Путешественнику всегда нужен якорь, а путешествовать одному грустно — сгодится и плюшевый друг.