18+
30.05.2018 Тексты / Интервью

​Жан-Поль Монген. Как учить детей философии?

Беседовала: Наталья Медведь

Фотография: предоставлена ИД Ad Marginem / Кирилл Романов

Французский философ о мудрости любви, бытийных вопросах, Декарте и Солженицыне в картинках.

Я встретилась с Жан-Полем Монгеном на фестивале детской книги «ЛитераТула». Сюда он приехал как автор и редактор философской серии книг для детей «Маленькие Платоны», которая в России выходит под названием «Платон и Ко». На русском языке уже можно прочитать двенадцать книг, две из которых — «Лейбниц, или Лучший из возможных миров» и «Безумный день профессора Канта» написал Жан-Поль.

— В России в обязательной школьной программе нет философии. Во Франции иначе. Как ваши школьники знакомятся с этим предметом?

— Знакомство происходит в последний год обучения. В отличие от России во Франции не одиннадцать, а двенадцать классов. Философия появляется довольно поздно, и условия для нее не самые лучшие, потому что впереди выпускные экзамены. Получается, учеба больше ориентирована на итоговую оценку. Тут не до удовольствия.

— В таком случае российские и французские подростки примерно в одном возрасте впервые сталкиваются с философией. Вводный курс философии присутствует в программах первых курсов даже технических специальностей. Что приблизительно пересекается с двенадцатым классом. Но при этом сегодня на выступлении вы упоминали, что во Франции активно издаются книги по философии для детей более младшего возраста. Это не характерно для нашего книжного рынка. Как вы думаете, откуда появился спрос на философские детские книги?

— В 1991 году вышел роман Юстейна Гордера «Мир Софии» * — В России впервые была опубликована в издательстве «Радуга» в 2000 году. . Честно говоря, с точки зрения академического знания, эта книга не блещет, но ее главное достоинство в том, что она открыла мир философии как для широкой публики, так и для детей. Она спровоцировала сближение философии и массовой культуры. У нас организовывались философские дискуссионные клубы, люди приходили туда на досуге обсудить сложные вопросы. У философии появилась своя аудитория. Потом примерно с 2000 года появились уже детские книги, затрагивающие философскую проблематику. Даже комиксы встречались. Но я всегда подчеркиваю, что такие издания сосредотачивались на том, чтобы превратить любую тему в философскую — дружба, общение, семья. Наша серия «Маленькие Платоны» была новаторской в том смысле, что мы первые заговорили об истории философии с детьми. Дальше подключилась школа, которая всегда просыпается позже всех. Там организовали кружки, студии и дополнительные занятия. Конечно, не повсеместно, но во многих местах. Не так давно в Нантском университете заработала Кафедра ЮНЕСКО по проблемам изучения философии с детьми.

— Дополнительные занятия в школах проводятся и по вашей серии?

— Да, они одобрены Министерством образования и рекомендуются для занятий с детьми.

— Ваши книги не кажутся учителям чересчур увлекательными для работы в стенах школ?

— Да, в школе я сам получил настоящую психологическую травму. Мне было дико скучно, остались ужасные воспоминания. Именно поэтому, когда я писал свои книги и работал над серией, я сделал все, чтобы на этот раз мне самому было интересно. Я представлял, что любопытнее читать ребенку, вроде меня. Поэтому я сознаю, что у учителей могут возникнуть трудности с серией «Маленькие Платоны» в работе по программе. Поэтому на нашем сайте мы придумываем всевозможные планы занятий, идеи для учителей, чтобы они на основе наших материалов могли составить собственные интересные уроки.


Монген Ж.-П. Безумный день профессора Канта. / Пер. с фр. А. Соколинская. / ил. Л. Морою. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. — 64 с. — (Платон и Ко)

— Вы сегодня говорили, что в философии должен быть учитель, предшественник, роняющий зерно критического восприятия. Может ли быть книга учителем философии? И какие плюсы и минусы тогда у нее будут? Например, к книге мы можем возвращаться, но не можем задавать ей вопросы. Сказанное учителем мы хоть и слышим один раз, но не лишены возможности обсуждения...

— Мои книги — это первая ступень. Они существуют для того, чтобы увлекать, знакомить с предметом и подталкивать к дальнейшему чтению и рассуждениям о философах и их идеях. В каждой книге есть своя история, свой сюжет. Мне хотелось бы, чтобы они стали импульсом для общения между учителем и учеником, родителем и ребенком. Поэтому, на самом деле, наши книги работают на разных уровнях. Первый — начальный для ребенка — это занимательная история. Второй — пространство для обсуждения, развития критического мышления у детей. Третий — это намеки для коллег-философов, студентов и всех интересующихся философией. Я думаю, что многие из них, читая книги, не раз улыбнулись, осознав, что вот то или это место адресовано, конечно, не детям, а разбирающимся взрослым.

— В философии важна преемственность. В серии же пока выходят книги про отдельных ученых, без привязки к школам и эпохам. Если в серии появится, как планируется, порядка 80 книг, она будет больше походить на курс философии для детей?

— На самом деле мы издаем книги по мере того, как появляется хороший текст. Хорошие сюжеты перевешивают. Поэтому мы прыгаем от одного философа к другому. Для нас главное — найти яркую историю, которая заинтересует ребенка. Естественно, когда мы дойдем до восьмидесяти или даже ста книг, можно будет подумать, как группировать их в серии. Возможно, будет полезно объединить немецких или греческих философов. Но начинаем мы с работы над дополнительными игровыми материалами. Хотелось, чтобы они прилагались к книгам. Например, мы издали уже пять книг в аудиоформате. Они более понятны детям помладше, которым еще трудно самостоятельно читать. Следующий наш шаг — разработка тематических настольных игр. Например, во Франции популярна игра «Семь семей», ее цель — собирать членов одной семьи. Мы думаем, что и с героями философами можно придумать что-то подобное.

...философия говорит о живых людях и их настоящей, а не эфемерной жизни

— Как ведется работа над серией? Вы как редактор самостоятельно придумываете истории и находите для них авторов или сначала ищите автора, способного говорить на языке ребенка? Не каждый философ сможет это сделать.

— Всякое бывало. Есть книги, которые я написал. Во многих случаях я обращался к своим знакомым философам, которые мне казались как раз способными для такого сложного задания. Я предлагал поучаствовать в серии, и они прекрасно справлялись. Некоторые авторы делают с нами уже по шесть-семь книг. Очень ценно, что мы можем обращаться к ним регулярно. Потом нам стали писать новые люди, предлагать свои тексты, темы. У нашей серии есть четкая издательская линия. И часто случается, что есть хороший автор, он разбирается в своей теме, но то, что он пишет, нашей новой книгой стать не может. У него выходит недетский текст, который будет скучен нашей аудитории, или тема не перекликается с общей канвой «Маленьких Платонов» и прочее. Иногда складывается так, что я опираюсь на знания и мысли автора, адаптируя текст под запросы серии. Поэтому я всегда с легкостью подписываю книги, даже чужие.

— Когда я училась на философском факультете, лучшие преподаватели всегда подталкивали нас, студентов, к тому, что за терминами и абстракциями стоит жизнь человека и его поиски истины. Что философия не сухая наука, порой несмотря на неподъемные концепции, а человечная. Вашей серии, на мой взгляд, удается совместить человечность с желанием рассказать о сложном. Как вам это удалось?

— Я именно такую цель себе и ставил. Мои книги как раз о том, что философия говорит о живых людях и их настоящей, а не эфемерной жизни. Ее глубокий смысл не в пустой трансляции стройных теорий. Поэтому у нас всегда на первый план выходит история живого человека-философа, с которым что-то происходит. Мы приближаем его к читателю. Я регулярно встречаюсь с детьми, у нас есть свой философский кружок. Я предлагаю детям сделать то, что называю машиной «почему?». Суть в том, чтобы на листочках бумаги записывать вопросы, которыми задается философ из книги, вопросы, которые рождаются после чтения книги, и наконец — главный вопрос, который дети несут в себе. Потом мы для сравнения с одной стороны доски помещаем философские вопросы по тексту, а с другой — вопросы детей. Однажды одна девочка из класса пятого, написала тяжелый вопрос: «почему мама меня не любит?». Я запомнил его как глубоко философский. Несмотря на то, что он глубоко личный и болезненный, девочка нашла слова, сформулировала вопрос, который выразил все ее отношение ко внешнему миру, в нем был корень того, как развивались ее взаимоотношения с окружением. И это очень наглядно.


Монген Ж.-П. Лейбниц, или Лучший из возможных миров. / Пер. с фр. А. Соколинская. / ил. Ж. Вотер. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2017. — 64 с. — (Платон и Ко)

— Два года в России издается серия. Появляются ли здесь детские философские кружки?

— Да, я слышал о таком. Издатель мне рассказывал, что есть преподаватель, организующий встречи, на которых знакомит читателей с нашей серией.

— Ваши книги издаются в разных странах, во многих из них вы бывали с презентациями. Как реагирует публика на рассказы о крупных философах? Узнаваемы ли они или их идеи?

— Все зависит от публики, от того, где я выступаю: в столице или провинции, это место с профессионально подкованной аудиторией или нет, слушают взрослые или дети. Во Франции, когда я выступаю на книжных салонах или ярмарках, Декарта может быть смутно, но узнают. Но реакция на упоминание имен в других странах, в том числе в России, не связана с наличием или отсутствием знаний по теме. Они связаны с тем, что мы общаемся через переводчика. Я не могу играть и задавать вопросы, как это происходит во Франции. И поэтому я изучаю русский язык.

Принято говорить, что философия — это любовь к мудрости, а я чаще думаю, что это мудрость любви

— Вот! Раз вы изучает русский, ваши книги успешно издаются в России, появлялись ли у вас мысли включить русских философов в серию? Понимаю, что вопрос сложный.

— Да, конечно. Проблема России в том, что литература настолько сильная, что она поглотила философию. Хотя это и не проблема вовсе. У нас скоро выйдут две книги про Достоевского и Солженицына.

— Русские философы вам особенно подходят, потому что их жизнь часто напрямую отражает идеи.

— Да, вы правы. Жизнь автора меня интересует, только если она отражает его философию.

— Во время вашего выступления кто-то из публики обсуждал путь философов: «Как же это можно жить-жить и потом вдруг решить стать философом! Это же нереально». Как вы пришли к такому решению?

— Я встретил своего учителя. Уже после школы я попал к изумительному преподавателю философии. Он меня поразил, и я до сих пор ему благодарен. К сожалению, он умер десять лет назад. Принято говорить, что философия — это любовь к мудрости, а я чаще думаю, что это мудрость любви. Именно так я ощущаю философию.

Другие материалы автора

Наталья Медведь

​Притягательный Шон Тан

Наталья Медведь

​«Лиса и заяц». Роман

Наталья Медведь

​Секрет Полишинеля

Наталья Медведь

​Кому дают иностранные премии?