18+
01.06.2018 Тексты / Статьи

​​Время языка и язык времени

Записала: Дарья Лебедева

Фотография предоставлена проектом «Эшколот»/ Николай Бусыгин

Об истории литературного идиша, революции морали и филологических спорах, в которых рождался язык.

22 мая в издательстве «Книжники» при поддержке культурно-образовательного проекта «Эшколот» и Genesis Philanthropy Group прошла лекция профессора Нью-Йоркского университета Геннадия Эстрайха. Была заявлена тема: «В красном поле: идишизм и новая революционная мораль». В центре лекции, впрочем, оказалась вовсе не мораль, а история непростого появления на свет литературного языка идиш — его новой единой грамматики, орфографии и даже лексики.

От пренебрежения до любви

За прошедшие сто лет термин «идишизм» изменил свое значение. Сейчас, когда говорят «идишист», имеют в виду человека, который любит идиш и занимается им из любви к языку. Хотя мне кажется, в самом понятии «любить язык» есть что-то неестественное. Мы же не говорим: «Я люблю дышать или пить, или есть». Человек, для которого язык родной, вряд ли рассуждает в таких терминах. В моей семье говорили на идиш, но у меня никогда не было ощущения, что я люблю этот язык.

С самого начала идиш не существовал в чистых формах, было множество диалектов: украинский, польский, литовский, и людям сложно было понять друг друга. Идиш как единый язык нации оставался мечтой интеллигенции, а большинство евреев на нем говорили, ходили в театр смотреть пьесы, с удовольствием сидели и обсуждали что-то, любили, когда кто-то выступал, произносил острое слово. Но как только доходило до выбора языка, на котором будут говорить и получать образование их дети, выбирали русский, немецкий, польский, английский и так далее.

А вот те, кто в начале ХХ века начинал серьезно заниматься идишем, понимали, что его надо конструировать, лепить из разрозненных диалектов, уходить от жаргонности, создавать литературный стандарт. Если мы перенесемся в то время, то увидим, что было немало людей, для которых это был новый язык, который они осваивали, в который влюблялись.

Влюбленные в язык

Первым, кто предложил создать литературный идиш, был Бер Борохов. Для многих это имя звучит в контексте истории сионизма, но для тех, кто занимается идишем, Борохов по праву считается основателем филологии и философии языка. Он вырос в русскоговорящей семье, а идиш выучил в двадцать с небольшим. За основу литературного стандарта Борохов предложил взять язык вильнюсской еврейской интеллигенции, которая в основном, кстати, говорила на русском. Когда он предложил это в 1913 году, уже сформировалось ядро искателей, строителей, мечтателей о новой модернизированной еврейской нации, которая бы говорила на идише. Тогда же он предложил новую орфографию, которая была эмансипирована от немецкого языка и послужила основой всего, что писалось на идише в ХХ веке вплоть до сегодняшнего дня.

Важное место в истории идиша ХХ века занимает Макс Вайнрайх. Он был основателем и директором Исследовательского института идиша ИВО, который базировался сначала в Вильно (совр. Вильнюс), а с 1940 года и до сих пор существует в Нью-Йорке. Макс Вайнрайх, по его собственному признанию, начал говорить на идише, когда ему было 18 лет. Он родился и вырос в Курляндии (Латвии), в его семье говорили на немецком и на русском. Интересный факт, которым поделилась племянница Вайнрайха на конференции по случаю его юбилея: «Я видела дядю Макса расслабленным и естественным, только когда он общался со своими братьями на курляндском немецком».

Были и не такие знаменитые «строители» идиша. Несколько лет назад я познакомился с профессором, который вырос в семье идишиста в Америке. Он рассказывал, как каждый вечер они садились ужинать и отец спрашивал у него: «Шикл, что ты сделал сегодня для идиша?» И сын должен был доложить о своих достижениях. Например: «Я вышел во двор погулять, там два еврейских мальчика идиша не знали, а я принципиально говорил с ними на идише». И папа говорил: «Молодец, Шикл! Ты поступил правильно, они услышали звучание языка».

Но таких влюбленных в язык все-таки было мало. В основном идишизм существовал как составная часть какого-то движения, политической программы.

Фотография редоставлена проектом «Эшколот»/ Николай Бусыгин


Идиш как часть идеологии

В нынешнем идишизме фактически нет идеологии. А в начале ХХ века идиш был, как правило, привязан к определенной программе. У самой известной еврейской партии Бунд с идишем были большие идеологические проблемы, так как он связывался с национализмом, которого Бунд всегда боялся. Они были национальной партией, но без национализма. В то же время они считали идиш пролетарским языком, языком масс, поэтому много издавали на идише и много с ним работали.

Вторая партия, которая обязательно должна быть упомянута, это партия территориалистов. Сейчас она забыта, а тогда была очень влиятельной. Ее называли также партией социалистов-сионистов. Их особенностью было то, что они не хотели ехать в Палестину, с одной стороны, понимая, что там уже кто-то живет и лучше не связываться, с другой — в их задачи не входил сбор всех евреев на исторической родине. У них была другая идея: мы ашкеназские европейские евреи, надо найти место, где мы будем строить европейскую еврейскую государственность с продолжением той культуры, которая накопилась за тысячу лет. Они не стеснялись быть националистами.

Важную роль в идишизме играли и сионисты, особенно социалистического разлива. Неслучайно Бер Борохов известен в двух ипостасях — как основатель этой партии и как основатель филологии идиш. Идея была построить нацию с языком идиш. Первую светскую школу с обучением на идише в 1910 году в Нью-Йорке организовали именно сионисты социалистического направления.

Фотография редоставлена проектом «Эшколот»/ Николай Бусыгин


В хаосе созидания

Большую роль в развитии идиша и идишизма сыграл ряд исторических факторов. Во-первых, эмиграция, благодаря которой идиш вышел за пределы Восточной Европы, распространился по всему миру, стал еврейским lingua franca. Благодаря этому множились публикации, появлялись песни. Многие первые революционеры в воспоминаниях писали о том, как евреи любили вместе петь. Но текстов песен почти не было. И когда в Америке появились пролетарские поэты, писавшие на идише, эти тексты стали приходить в Европу — стихи были слабыми, но они рифмовались, повествовали о насущном и сразу превращались в песни.

Важную роль в развитии идишизма сыграла первая русская революция 1905 года. Еврейские партии приняли в ней активное и заметное участие. В Бунде состояло порядка 30 тысяч, в партии территориалистов 20-30 тысяч. Но когда после революции последовала реакция, эти партии превратились в ничто. Скажем, в Бунде осталось человек 800, у территориалистов еще меньше. Тысячи бундовцев уехали в Америку и сыграли колоссальную роль в рабочем движении США. Несколько человек стали руководителями профсоюзов. Они изменили характер еврейского рабочего движения — это другая, но тоже важная история. В партии вступали люди активные, и те, кто остались в России — а большинство остались — из политической сферы ушли в культурную. Теперь за одним столом без драки могли сидеть и сионист, и бундовец, и другие, и все они сосредоточились на культуре, в том числе, на идише. Важно было и то, что в результате революции разрешили печатать периодические издания, это стало намного легче организовать и зарегистрировать на национальных языках. Появилась огромная идишская печать, центром которой стала Варшава. Выпускались по 100 000 экземпляров в день.

Еще одно событие — Первая мировая война. В той зоне, которая была занята немецкой армией, оккупационные власти — как это ни парадоксально — поощряли издания и публикации на идише, финансировали газеты. Работу частных еврейских школ на русском языке запретили, а идише было разрешено. Немцы позиционировали себя как братья по культуре, носители близкого языка. Улучшение отношения к идишу в это время заметно во многих проявлениях. Например, в своих воспоминаниях председатель еврейской общины Вильно, врач Яков Выгодский (отец писательницы Александры Бруштейн, дед балетмейстера Надежды Надеждиной) пишет: «Вначале я писал на русском языке, но затем основным языком нашей жизни стал идиш, и я перешел на него». Кроме того, при отступлении русской армии значительная часть русскоязычных евреев, настроенных более патриотично, ушла вместе с ней. В результате их ухода Вильно стал идиш-говорящим городом.

Литература на идише

К тому моменту, когда произошла революция 1917 года, уже многое было сделано. Уже были филологи и писатели. На территории, которая стала Советским Союзом, самая влиятельная группа писателей образовалась в Киеве, ее представители играли центральную роль в еврейской литературной и культурной жизни Советского Союза — среди них Давид Бергельсон, Дер Нистер, Давид Гофштейн, Перец Маркиш, Лейб Квитко.

Центральным событием для идиша стало создание в Киеве в 1918 году организации «Культур-Лига», которая своей задачей поставила создание советско-еврейской инфраструктуры для развития культуры на идиш. Им удалось открыть порядка ста филиалов. Существовали разные секции — литературы, театра, архивная, художественная. Издательство «Культур-Лига» просуществовало под этим названием до начала 1930-х годов.

Фотография редоставлена проектом «Эшколот»/ Николай Бусыгин


Филологические бури

Интересным было отношение к идишу как к языку, который надо «лепить». До революции идиш считался жаргоном — даже Шолом-Алейхем полагал, что использует жаргон. Многие так относились к идишу — нет написанной грамматики, значит, нет и языка. В этот переходный период происходили всякие казусы. Например, филолог Нохем Штиф предлагал избавиться от пассивного залога, который, по его мнению, противоречил активному революционному духу времени. Спорили, какие использовать слова, как обогатить язык, брать ли слова из иврита, из славянских языков, из немецкого. Ведь в каких-то регистрах он был богат, а в каких-то довольно беден. В Варшаве в конце XIX века издавался русско-идишский словарь, и там сложно было найти названия птиц, растений. Эти пробелы надо было заполнять.

Была проблема обращения через печать к массам, которые говорили на диалектах. Письма трудящихся в газеты показывают, что они не понимали новых слов. Например, «колхоз». Шли споры — так и говорить «колхоз» или как-то по-другому? Но это слово иначе звучит в украинском или белорусском, почему тогда берем из русского? Нехорошо, остальные обидятся. Поэтому приняли радикальное решение создать свое слово. И придумали «колвирт». Или «комсомол» — «комьюг». Мне очень понравилась дискуссия о том, как на идише сказать «свиноматка». Одна лингвистическая школа говорила, что надо «хазермутер», а другая «мутерхазер». Вот этих новых слов люди не понимали.

В 1920 году в Москве была разработана новая универсальная орфография, которая постепенно внедрялась в школы и в печать. Она основывалась на рационализации — пять букв были убраны из алфавита в целях экономии бумаги. Поэт Давид Гофштейн в 1940-е предложил вернуться к традиционной орфографии с формулировкой «чтобы нас могли понимать в Америке». Потому что для многих новая советская орфография была непривычной и чудной, эти тексты было тяжело читать, я знаю по себе, так как работал с ними. После войны и смерти Сталина, когда восстанавливали книгопечатание на идише в Москве, было решено вернуть в строй эти пять согласных. В марте 1959 года к столетию Шолом-Алейхема книга его произведений была выпущена уже в прежней орфографии. Литературный и общественно-политический журнал «Советиш геймланд», издававшийся в Москве в 1961-1991 годах, выходил уже этими с пятью согласными, и все книги, которые после выпускались в издательстве «Советский писатель», тоже.

Наконец, мораль

Идиш не совсем коррелирует с нравственной революцией, так как шли некие общие процессы, и те, кто были в идишистской среде, в этих процессах тоже участвовали. Появилось понятие свободной любви, которое интерпретировалось сначала просто как свободный выбор, возможность самостоятельно выбирать пару, потому что родительский выбор часто приводил к трагедии, к проституции, жены убегали от мужей, принимали христианство, лишь бы избавиться от брака. Свободный выбор был важен. На эти идеи значительно повлиял роман Н. Чернышевского «Что делать?»

Постепенно это переросло в идею абсолютно свободной любви, которая зачастую ассоциируется с именем Александры Коллонтай. И это нашло продолжателей и последователей в еврейской среде. Есть литература об этом. Самым интересным мне кажется сборник поэтессы Ханы Левиной «Мой вклад» (1929). Она была никому не известна, жила в Харькове, и осталась там, даже когда все уехали в Киев. Она писала очень интересные стихи, полные натурализма, о том, как женщина отдает свою любовь, а потом мужчина исчезает, оставив ее с ребенком, натуралистично описывала аборт.

Отношения между людьми, семейные отношения теперь складывались иначе. Я знаю, что когда я родился в 1952 году и был уже третьим ребенком, мои родители не были зарегистрированы. Тогда это не считалось важным. Известна история о писателе Иосефе Опатошу, который со своим другом на лето менялся женами. Скульптор Минна Харкави жила с любовником в квартире, которую оплачивал ее бывший муж. Все это не было напрямую связано с идишем, но это происходило в еврейской левой среде.

Менялось отношение к религии. Хотя бы на примере моих родителей: отец был шойхет (мясник-резник, который делает кошерное мясо), а мать — зоотехник, занимавшаяся, в том числе, разведением свиней. В молодежных группах еще до революции одним из условий вступления в группу было «а поешь чего-нибудь не того». С конца XIX века, особенно в анархистских кругах Англии, затем и в США, была идея балов в Йом Киппур — с едой, с нарушением всех запретов. Соблюдение кашрута и традиций оставалось сильным только в местечках, в провинциях, на окраинах, а в городах все это быстро уходило. Евреи легче отказывались от традиций и обычаев, чем православное население, возможно, потому что среди них было больше горожан и образованных людей.

Другие материалы автора

Дарья Лебедева

​Франкл. Несвятая святость

Дарья Лебедева

​Путешествие к себе и обратно

Дарья Лебедева

​Что сказал Марио Варгас Льоса?

Дарья Лебедева

​Врубайся в джаз, врубайся в жизнь

Читать по теме

​Брехт/ Беньямин: История еще одной дружбы

21 мая в Библиотеке Достоевского в рамках культурно-образовательного проекта «Эшколот» литературовед Эрдмут Вицисла представил свою новую книгу «Беньямин и Брехт — история дружбы».

29.05.2017 Тексты / Интервью

​«Мы живём в 1917 г.»: энциклопедия о революции

Литературный критик Евгения Шафферт о том, стоит ли читать первую детскую энциклопедию о революции.

19.07.2017 Тексты / Рецензии

​Шолом-Алейхем и раннее еврейское кино

25 сентября, в рамках образовательной программы проекта «Эшколот», осуществляемой при поддержке фонда «Генезис», в Государственном институте искусствознания профессор литературоведения Бер Котлерман рассказал о том, что такое инсайдерское еврейское кино и какие фильмы хотел снимать писатель Шолом-Алейхем.

05.10.2017 Тексты / Статьи

​Разноцветное

Писатель-пешеход Владимир Березин о семи причинах прочитать одну историческую книжку.

26.04.2018 Тексты / Рецензии