«Подписчику БСЭ. Государственное научное издательство „БСЭ“ рекомендует изъять из пятого тома БСЭ 21, 22, 23 и 24 страницы, а также портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами, взамен которых Вам высылаются страницы с новым текстом. Ножницами или бритвенным лезвием следует отрезать указанные страницы, сохранив близ корешка поля, к которым приклеить новые страницы».
Большая советская энциклопедия
Я люблю Большую советскую энциклопедию, причём люблю её нежно. В юности второе издание БСЭ стало частью моей жизни, и я использовал его для обычного чтения — статья за статьёй. Но этой зимой случилась любопытная история, я приобрёл, как чужое пианино при переезде, за так огромное количество разрозненных томов первого издания. Вернее, добрые люди даже привезли его мне на дом. Примечательно, что часть приобретённого, видимо, пережила потоп на своей прежней квартире, и ледериновые полукожаные переплёты окрасили страницы розовым.
И я вновь вернулся к юношеской привычке фронтального чтения, обнаружив чрезвычайно интересное отличие в трёх изданиях главного справочника исчезнувшей страны: зелёном, синем и красном.
Второе, к примеру, (оно у меня стоит теперь рядом) — размеренная поступь сталинских колонн, эстетика послевоенного ампира, однобортных мундиров с золотым шитьём и автомобильных решёток с хромированными клыками. Про третье издание говорить не хочется — оно экономное, как белорусский мебельный гарнитур-стенка того же времени.
Но, если прибегнуть к архитектурным сравнениям, то первое собрание — это чудом вросший в социализм доходный дом, второе — сталинская высотка, а третье — брежневская панельная многоэтажка. Речь, понятное дело идёт, не столько о вёрстке и оформлении, сколько о самой интонации текста. В третьем издании — неловкость советского телевизора (как корпуса, так и содержания), синие тома второго хранят торжественность диктора Левитана, даже при рассказе о зелёных лягушках.
Меня давно занимала эстетика первого издания, и обнаружилось, что в нём — прыгучая лёгкость старорежимного профессора, не спорящего с Советской властью, но сохранившего привычки вольного поведения на кафедре. Он не стесняется возвышенных эпитетов не только в разговоре о вождях, но и о мёртвых математиках, а в кое-каких статьях можно почувствовать след иронии.
Всё это — долгая подводка к тому, что перевидав множество государей и перестав снимать перед ними шляпу, я только сейчас из статьи «Географические названия» узнал, что «готтентоты» по-голландски «заики», а деревня Мамыри — обработанное русским крестьянином «mon mari». Первое издание, которое придумал ещё Отто Юльевич Шмидт, сохраняет вольность двадцатых, даже когда они уже сошли на нет. Это живое слово лектора в 1949 году, разумеется, совершенно исчезло.
Начало алфавита обслуживало ещё акционерное общество, только потом, превратившееся в издательство «Большая советская энциклопедия». Буква «А» появилась в 1926 году, описание реки Яя — в 1931-м, но последний том вышел только в 1947. Всё потому, что по пожеланиям трудящихся печатать собрание стали одновременно с двух концов, будто строили железную дорогу. Так что последний костыль вколотили больше чем через двадцать лет после начала стройки
В первом — 65 томов и дополнительный том «СССР», во втором — 50 основного корпуса, том «СССР», дополнительный 51-й, алфавитный указатель в двух книгах и несколько выпусков, которые выходили позднее и назывались по годам (1957–1961). Третье издание состоялось в 1969–1978 годах, набрано было убористым шрифтом и уложилось в 30 томов, причём «СССР» оказался второй книгой 24-го тома. Алфавитный указатель, впрочем, тоже присутствовал, как и дополнительные годовые выпуски.
И обнаружилась удивительная вещь: сила этих огромных, неповоротливых монстров в том, что мгновенно теряя собственно энциклопедическую актуальность, они превращаются в настоящую литературу, причём совершенно борхесовского толка. Это не метафора энциклопедия при сквозном чтении напоминает об устройстве мироздания, о том что с утра нас занимает здоровье, за завтраком телевизор бормочет о войне, коллега спрашивает о мышах, мать интересует слово в кроссворде — всё сливается в гул, кажущийся хаотичным. Но три издания советской энциклопедии и говорили по разному — одно через чёрную тарелку репродуктора, другое с помощью радиолы с зелёным глазом, а третье — как трёхпрограммный аппарат проводного радио. Сумма статей становится больше чем все они порознь, хочешь погружения в эпоху — вот оно. Но схожесть с латиноамериканской мистикой ещё и в том, что часть ссылок ведёт в никуда, будто мы находимся в саду расходящихся тропок, а причиной тому — исчезновение персонажа в реальной жизни.
Из первого собрания провинившихся просто вырезали бритвой, оттого иконостас ЦК ВКП(б) становился похож на какую-то групповую тантамареску. Владение вторым изданием стало интерактивным. В одну из синих книг была вложена суровая записка того же формата, как и листки с опечатками (куда же без них). Она оказалась сочинена в таинственном стиле. Всё дело в том, что на 21-й странице начиналась статья, озаглавленная «Берия». Берия был расстрелян в 1953-м, поэтому подписчики БСЭ получили по почте письмо в большом конверте, приведённое в эпиграфе. На новых страницах статья «Берингов пролив» стала даже больше статьи «Тихий океан». Через год один из китайских вождей Гао Ган был снят со всех постов и, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством. История с конвертом и новой страницей повторилась, хотя уже, кроме библиотекарей, этой оруэлловской правкой истории никто не занимался. Без помощи читателя то же самое произошло в 16-м томе. Там, на 616-й странице, есть статья «Зелёная лягушка»:
«ЗЕЛЁНАЯ ЛЯГУШКА, прудовая лягушка (Rana esculenta), — бесхвостое земноводное из рода настоящих лягушек (см.). Длина тела до 10 см. Окраска сверху чаще всего травянисто-зелёная с редкими тёмными пятнышками, снизу — желтоватая или белая. Распространена на большей части территории Европы; в СССР обычна в зоне смешанных лесов и в лесостепи, а также в прилежащей части степной зоны. Населяет небольшие заросшие водоёмы: пруды, лесные болота и т. п. Питается насекомыми и другими мелкими беспозвоночными. Зимует на дне непромерзающих водоёмов».
Справка RA:
Не ждущий подвоха человек этого и не заметит, а зоолог возмутится. Впрочем, зоологи и так знают, что никакого вида «зелёная лягушка» нет. Знают они и то, что прудовая лягушка обратилась в зелёную только потому, что том был подписан в печать 18 октября 1952 года, а ровно в это же время арестовали Владимира Филипповича Зеленина, известного кардиолога, члена Академии наук. В тот момент, когда 16-й том уже готовился к печати, стало понятно, что видный учёный, изобретатель «капель Зеленина», статьи в энциклопедии заслуживать перестал. Чтобы не оставлять пустое место в наборе, кто-то, как демиург вызвал к жизни новый вид лягушек. Сам Зеленин, кстати, уцелел и дожил до 1968 года.
Второе издание ценно, именно этой описью эволюции СССР: первый том подписан к печати 15 декабря 1949-го. Там есть уже обруганные «Ахматова», «Акмеисты» и, наоборот, одобренная «Албания» — ещё с Энвером Ходжой.
51-й дополнительный том стал прибежищем восстановленных в правах калмыков и расстрелянных генералов, к тому времени реабилитированных. Об арестах и казнях, впрочем, в 51-м томе не говорилось, но один год смерти видных военных и государственных деятелей наводил на мысль о какой-то загадочной эпидемии. Бывало, что от тома к тому менялись оценки людей, будто рассказчик терял интерес к персонажу, или, наоборот, вспоминал что-то интересное о своём родственнике. Вождь Югославии был сперва кровавым убийцей, но, когда дошло дело до буквы «Т», обратно превратился в героического партизана.
Санкционированный миф истории поддерживался постоянным переписыванием прошлого. При этом можно сказать, что Большая Советская Энциклопедия не врала. Она просто фиксировала стиль иносказаний сороковых, а потом — пятидесятых, в своих огромных томах, казавшихся мне, мальчику семидесятых, огромными сборниками советских заклинаний. Многого я не понимал, будто ученик волшебника, водя пальцем по инкунабулам в синем переплёте. В тот момент, когда красные пришли на смену синим, время стало линейным, устоявшимся в своём медленном течении, а вот в энциклопедии оно бурлило, его река то рыла берег, то останавливалась в заводях. Это время могло двигаться по разным руслам, а то и переменить направление. Во всех словах чудился скрытый смысл, и я пытался разгадать их тайну. Иногда из книги вылетала бумажка «Типография Гознака. Брошюровщица № 8». Этот Гознак казался человеком по фамилии «Гознак», а не «Госзнак».
Меняется не только политический стиль. Меняется язык — в одном из томов первого издания есть большая статья о городе Гельсинки (карта с указанием психиатрической больницы, военной гавани и прочих достопримечательностей прилагается). Переменилось даже правописание. Но быстрее всего забываются не события, а стиль времени — обороты речи, какое-то странное слово, потерявшее вдруг смысл, или слово страшное, но вдруг остывшее, как кусок железа, больше неопасное. Страны меняют свои очертания, возникают из воздуха сложные механизмы, скоро снова исчезая за ненужностью.
Я читал первое издание сейчас, вспоминая, как читал второе — будто роман в рассказах-статьях, одну за другой подряд, в кровати и за столом, иногда в туалете (справа шла мертвяще холодная труба с изморозью на крашеном металле), иногда в ванной (где было тяжело держать над дымящейся водой её тяжёлый том) — в общем, где попало. Раздел «Крылатые слова и выражения», долго ещё служил мне единственным справочным средством по латыни. Я копировал на кальку рисунки (а не фотографии) птиц и зверей в бесчисленных томах. Я на первых курсах пользовался тем, что фундаментальная наука в редакции второго издания шла навстречу читателю со всей своей внятностью. Много чудес было в этом собрании пестрых глав, что занимало целый шкаф, целый материк в книжном океане моего детства.
Так формируется словарный запас, любовь к определениям и умение читать между строк. Потом множественные миры, созданные писателями, приучили меня к тому, что единый мир всегда дробится на множество мелких и непохожих, что связаны только твоим воображением. Нет единого и правильного, каждый по-своему видит их и по-своему переделывает.
Нужно повториться: энциклопедия чем-то похожа на идеальную книгу Борхеса. Сунь туда руку, всегда обнаружишь что-то интересное, попытаешься вернуться, так на месте искомого уже плещется Берингово море.
Та часть словника любой энциклопедии, которую можно было бы назвать «людник», похожа на список Шиндлера. Не в смысле национальности, конечно, а оттого, что спасаются и остаются в истории только классифицированные, сведённые под переплёт люди. Остаются в истории, да и просто остаются.
В общем, были у нас ветхозаветные пророки Брокгауз и Ефрон, ныне демон Википедии, а между ними зажаты три издания государственной энциклопедии
, и четвёртому не бывать.