Сто бед в шести рассказах
Текст Игорь Бондарь-Терещенко
Иллюстрации предоставлены издательством «Азбука»
Эмир Кустурица. Сто бед. — Спб.: Азбука, Азбука-классика, 2015. — 256 с.
...Казалось бы, писать книги в подобном стиле довольно легко, ведь рассчитаны они на туристов и отдыхающих от «высокой», так сказать, литературы.
Социальные романы, твердолобые детективы... А тут — шесть рассказов, вошедших в сборник культового режиссера Эмира Кустурицы «Сто бед», шесть легкокрылых зарисовок из прошлой жизни балканского извода. И главное в этом жанре — описать все, что тебя окружает.
Причем не обязательно говорить о личном пространстве, синкопированном бытовыми привычками и семейными подробностями, — достаточно просто обозначить близлежащий ландшафт. Назвать, не присваивая, чего вполне хватит для читательского удовольствия. Да и присваивание вселенной балканской культуры чревато передозом и преждевременным катарсисом.
Таким образом, имена и прозвища, названия улиц, блюд в меню придорожного кафе, сортов винограда и сигарет в сельском магазине, а также список прочих кораблей местечкового быта — все это создает партитуру книги Эмира Кустурицы. Сначала автор слушает музыку гор, полей и автомата в пивной, а уж потом вписывает ее в свой текст. Такой вот простой рецепт... Местные жители, которых никакие книжки, кроме сберегательной, не интересуют, сами им не особо пользуются. А ведь стоит только перечислить имена всех своих соседей и клички их собак, и выйдет новый «Хазарский словарь».
Кто видел фильмы самого Кустурицы (например, «Жизнь как чудо»), знает о балканском быте не понаслышке
Да что говорить, даже природа у Кустурицы кинематографична. Например, тополя «напоминают двоих баскетболистов, которые, согнувшись пополам после лыжных тренировок, тащились к Давору попить пивка». А «балканские» имена звучат словно диковинный напев: Драган Теофилович, Лазо Дробняк, Миляна Гачич и прочие жители сказочной Боснии и Герцеговины. А среди них, конечно, капитан первого ранга Славо Теофилович, известный «в Травнике как человек, который не заплатил своему другу за тридцать квадратных метров мелкой плитки и десять килограммов клея, потому что не знал, как это сделать».
Чем еще занимаются люди в этих краях? Кто видел фильмы самого Кустурицы (например, «Жизнь как чудо»), знает о балканском быте не понаслышке. Ведь в подобных картинах «машинист поезда „Чиро“ приводил в действие гудок паровоза, который изрыгал насыщенный сажей пар. Его подхватывал ветер, и все выстиранное и развешанное в их квартале белье в долю секунды становилось грязным». Впрочем эти нехитрые описания нынче успешно заменяют прозу Тонино Гуэрра * — (1920-2012) итальянский поэт, прозаик и сценарист. Писал сценарии для фильмов Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Франческо Рози, Тео Ангелопулоса и Андрея Тарковского. , задолго до Кустурицы устраивавшего подобный карнавал на фоне угрюмой действительности.
Но главное — почти в каждом рассказе этой пряной прозы обязательно живет мальчик, которого любит чемпионка по шахматам Социалистической Республики Боснии и Герцеговины
Что еще? Дети в прозе Кустурицы с нетерпением ждут, когда пробьет час, и они смогут поклясться головой своего покойного отца. А отцы, даже если их завтра хватит инфаркт, хранят в тайне размер зарплаты. Ну а матери, проклиная такую жизнь, твердят: «было бы у нас здесь Адриатическое море, а не гора Требевич и река Миляцка, стоило бы здесь жить».
Но главное — почти в каждом рассказе этой пряной прозы обязательно живет мальчик, которого любит чемпионка по шахматам Социалистической Республики Боснии и Герцеговины. Именно он сказал отцу, что прочел в русском «Чевенгуре», будто рыбы молчат не по глупости. А еще этот мальчишка изрекает разные детские мудрости вроде: жизнь напоминает реку, вода на ее поверхности волнуется, а темное и мутное дно неизменно, словно быт в их городке. Или что «ситуация налаживается, а трудности накладываются, как груды картонных коробок». «Суровые климатические условия, точно рука, вытаскивающая из колодца ведро с водой, извлекли из моего сознания неожиданные вопросы, — то и дело сообщает он. — Некоторые из них, по-моему, восходили к чистейшей философии. По возвращении из школы меня мучили вопросы: кто я? что я? откуда пришел? куда иду?»
Из каждого рассказа могла бы получится кинематографическая зарисовка
В рассказах Кустурицы два плана повествования. Один описывает судьбу страны, другой — будущее малолетнего героя. Время действия: до и после распада Югославии и развала, в общем-то, всего социалистического лагеря...
В остальном же мирок книги довольно тесен, и действия персонажей предсказуемы. Но это опять же оттого, что все они родом из фильмов Кустурицы, слишком хорошо известных благодарному зрителю. Да и из каждого рассказа могла бы получится кинематографическая зарисовка. Собственно, уже получилась, если вспомнить местечковое шоу с певицей, вытаскивающей гвоздь ягодицами (фильм «Черная кошка, белый кот», а заодно и рассказ «Короче... сам знаешь...»).
А еще в текстах чувствуется духота мира не слишком развитого социализма. Здесь на день рождения мальчику дарят возможность посидеть в танке, а на следующий год — выстрелить разок из пневматической винтовки. Неудивительно, что после этого он думает: «Жизнь ничего не стоит, сто бед и ничего больше»... А больше, добавим, ничего и не требуется, поскольку фото на память уже сделано, мальчик вырос и описал свое детство в книжке.