18+
08.09.2022 Тексты / Рецензии

Неволшебные волшебники

Текст: Мария Мельникова

Картинка:

Зазеркалье Эшколя Нево, киномагия Джонатана Коу и книга-обманка Джулиана Барнса — о новых романах современных классиков пишет Мария Мельникова.

Разумеется, мы уже взрослые, ответственные люди. Мы понимаем, что пятьсот эскимо — это совсем не то, что нужно нашему организму, если только владелец организма не зарабатывает на жизнь мукбангом. Любое кино мы можем бесплатно скачать на торрентах. И даже самых одиноких и асоциальных из нас поздравит с днем рождения либо голосовой помощник, либо рассылка из продуктового магазина. Но мы по-прежнему ждем Его. Не обязательно в голубом вертолете. Можно вообще без вертолета. Можно и без совы с письмом. Ему даже не обязательно официально называться волшебником. Но пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста — пусть кто-нибудь удивительный внезапно придет в нашу бестолковую жизнь. И подарит что-нибудь. Или просто обронит рядом с нами один из своих волшебных артефактов. Или научит чему-то. Или хотя бы даст один-единственный магический совет, а уж дальше мы сами...

Книги о явлении волшебника могут принадлежать к самым разным жанрам и направлениям, и волшебники в них тоже могут оказаться любыми. В этот обзор вошли три свежих переводных романа о простых людях, на головы которых обрушилось нечто чудесное. На первый взгляд, три классических сюжета: эксцентричный американский богач решает причинить добро и нанести пользу жителям тихого израильского городка, которые к такому счастью оказываются не совсем готовы, наивная греческая девушка случайно знакомится с легендарным американским режиссером и отправляется в путешествие по миру кинематографа, а печальный британский неудачник идет на курсы для взрослых, где чудачка-преподавательница открывает ему доселе неведомую вселенную. Однако первую историю сочинил Эшколь Нево, вторую — Джонатан Коу, а третью — Джулиан Барнс, так что все будет не совсем так, как в адаптированном для чувствительных родителей и чиновников издании «Золушки».

Миква для жителей Зазеркалья

Нево Э. Медовые дни / Пер. с ивр. Б. Борухова. — М.: Синдбад, 2022. — 320 с.

Чтобы не оказаться в неловком положении героев «Медовых дней», давайте сразу разберемся, что такое миква. Это небольшой бассейн, в который верующему еврею необходимо погрузиться с головой, чтобы очиститься от какой-либо скверны. Чаще всего в микву ходят — разумеется, в разные отделения — женщины после окончания менструации и мужчины после семяизвержения. Омовение в микве — важный ритуал для исповедующих иудаизм, а выделение денег на постройку миквы — прекрасный высокодуховно-филантропический поступок. Все вроде бы просто. Во всяком случае, так представлялось почтенному жителю Нью-Йорка Джеремайе Мендельштруму, задумавшему профинансировать постройку миквы в Израиле, в Городе праведников, «куда они с супругой планировали съездить вместе еще прошлым летом (даже купили билеты на самолет и путеводитель по могилам праведников — в английском переводе, разумеется), но однажды в воскресенье, когда он листал газеты, из спальни донесся глухой стук, словно кто-то ударил кулаком по боксерской груше».

Увы, господин Мендельштрум не знал того, что с ужасом осознали на совещании сотрудники мэрии Города праведников: в их почтенном населенном пункте самое большое количество микв на квадратный метр и на душу населения на Ближнем Востоке. И единственное место, куда можно воткнуть щедрый дар американского мецената, не нарушив хрупкий баланс между разными ветвями иудаизма, это... Сибирь. Не слишком политкорректно, но как еще прикажете называть в обиходе окраинный район, заселенный русскими репатриантами, в котором к тому же почему-то стабильно холоднее, чем в остальном городе? Правда, русские репатрианты — все пенсионеры и большой вопрос, насколько им необходимо очищаться после менструации и семяизвержения. Не говоря уже о том, знают ли они вообще, что такое миква.

Но спонсоров огорчать нельзя. И господину Мендельштруму никто не стал рассказывать ни о русских репатриантах, ни о том, что Сибирь в городе считается «нехорошим местом», поскольку строители якобы потревожили могилу добродетельного Нетанэля Анихба (праведника с таким именем, согласно историческим источникам, никогда не существовало, но горожан эта неувязочка не смущает), ни о нервных военных с близлежащей секретной базы, арестовавших прораба и разогнавших рабочую бригаду, ни о том, что микву в итоге пришлось вот этими вот руками строить личному помощнику мэра по связям с общественностью Моше Бен-Цуку, и в этом не было бы ничего страшного, если бы мысли и чувства человеческие не имели свойства впитываться в стройматериалы, а бедный Бен-Цук не переживал во время совершения своего муниципального подвига грандиозную любовно-философскую драму. В общем, господина Мандельштрума, приехавшего поглядеть на плоды своего альтруизма, ждал совершенно невообразимый фрукт. И Город праведников стал знаменит, как бы помягче сказать, не только могилами добродетельных людей.

Если вы уже представили себе милую любовно-сатирическую комедию про потешных провинциалов, то отчасти вы правы. У Эшколя Нево отличное чувство юмора... но он совсем не юморист. Он скорее очень грустный писатель, который очень хорошо умеет шутить. «Медовые дни» — тихая трагикомедия о маленьких искривленных людях маленького искривленного мира, пытающихся понять, что им делать — выворачиваться в «нормальную позицию» или наоборот, закрутиться в такую петлю, чтобы все ахнули и упали. В Городе праведников, расположенном в «стране „что люди скажут“», чрезвычайно болезненно и то, и другое. Эшколь Нево набрасывает мир, в котором живут его герои, тонкими, аккуратными, но при этом беспощадно-яркими штрихами: Город праведников — это место, расположенное между «озером-в-котором-нет-воды», «иногда-заснеженной-горой» и «секретной-военной-базой-про-которую-знают-все», управляемое мэром, который вместо того, чтобы засовывать за ремень большой палец руки, засовывает туда все пальцы, кроме большого, и населенное людьми, патологически путающими настоящих праведников с выдуманными, любовь с похотью, долг со слабостью, евреев с арабами, орнитологов-любителей со шпионами, счастье с несчастьем... Печальное недоволшебное Зазеркалье, внутри которого к тому же есть и еще более печальное и странное место — квартал русских репатриантов, в котором не имеется ни скамеек, ни детских площадок, единственным культурным развлечением можно считать вечерний концерт ре минор в исполнении шакалов, случайно захлопнутую входную дверь уже невозможно открыть снаружи, и почему-то никто здесь не умирает, хотя все пожилые и не особо здоровые... хотя никто толком и не живет. Как в краю призраков. Однако миква, заброшенная волей эксцентричного американца в израильское Зазеркалье, способна многое натворить, а измученные бескультурным бытом русские призраки-пенсионеры, перепутавшие микву с шахматным клубом, способны и вовсе на подвиг силы беспримерный. Счастливой эту сказку назвать трудновато, но чудесной она является вне всякого сомнения.

Человек, который не хотел снимать «Челюсти»

Коу Дж. Мистер Уайлдер и я / Пер. с англ. Е. Полецкой. — М.: Фантом Пресс, 2022. — 320 с.

Калиста Франгопулу не собиралась вносить вклад в историю западного кинематографа. Она знала о нем чуть больше, чем ничего. Все получилось, во-первых, случайно, во-вторых, благодаря несовершенству транспортной системы США, в-третьих, потому, что молодому организму нужно усиленно питаться, а в-четвертых, потому что она зевнула. Проще говоря, когда Джилл, с которой Калиста познакомилась и подружилась на автовокзале в Спрингфилде во время четырехчасового ожидания автобуса — тоже познающая Америку юная автостопщица, только не из Греции, а из Англии — позвала ее «для моральной поддержки» в ресторан в Беверли-Хиллз — дурацкий ужин с каким-то непонятным незнакомым человеком, папиным знакомым, который давно-предавно снимал в Англии кино — измученная туристической диетой Калиста согласилась.

«— Он знаменитость? — спросила я. — Режиссер?

— Вряд ли. Ему уже лет семьдесят, так что...»

Непонятного, хоть и очень симпатичного человека звали мистер Уайлдер, Калисте эта фамилия не говорила ни о чем, и зевнула она, разморенная превосходной едой и вином, как раз в тот момент, когда мистер Уайлдер обсуждал со своим другом, мистером Даймондом, как должен некий юный Детвейлер среагировать на некую обнаженную Федору, чтобы зритель удивился. Да пусть он зевнет!!! А потом Калиста не успела опомниться, как стала переводчицей на съемках «греческих» сцен франко-немецкого художественного фильма голливудского режиссера. В общем все было, как в хорошем сценарии. Билли Уайлдер легко, непринужденно и навсегда изменил судьбу девушки, придуманной Джонатаном Коу. Не каждый способен так повлиять пусть даже и на вымышленного человека спустя много лет после своей смерти.

Читать материал по теме: Иинтервью Марии Мельниковой с Джонатаном Коу.

Коу любит пускать повествование по границе искусств. Листая его романы, одним лишь читателем быть нельзя — обязательно придется побыть, хоть и опосредованно, зрителем и слушателем. Подчас самое важное у Коу понять можно только через музыку, фотографию... или кино. А еще Коу любит хорошенько запрятать самое важное — под землю, в тень, в серые будни, в подсознание, в сельскую глушь. Или в неудачу. Поэтому он и рассказывает не о «Бульваре Сансет», не о «Квартире», не о «В джазе только девушки», а о предпоследнем, закатном во всех отношениях фильме Уайлдера, одной из самых грустных и странных его картин, посвященной угасанию и таинственной гибели знаменитой актрисы, тайного двойника режиссера. А много лет спустя в еще одного двойника мистера Уайлдера превратится постаревшая Калиста — переосмысляющая свою преображенную возрастом жизнь и вспоминающая «Федору» и ее создателя.

«Мистер Уайлдер и я» можно смело назвать полнометражным книжным родственником шедеврального советского мультика «Фильм, фильм, фильм». Вспомните — он ведь не такой уж смешной, он о страданиях ремесла, причем о страданиях немалых. А история Коу — о том, как щиплет язык пронзительный горько-сладкий вкус киногрез. О том, какой героизм — снимать кино, когда на дворе 70-е и триумф «юнцов бородатых», а ты уже старик, ты пережил Вторую мировую и считаешь своим долгом показывать людям иное, прекрасное измерение бытия, а люди хотят смотреть фильмы, где все пердят, на десятой минуте делают друг другу минет, машут сиськами, а потом желательно, чтобы появилась акула и начала всех жрать. О том, как не рехнуться, когда во время интервью выясняется, что журналист не смотрел из твоих работ ничего, кроме «Духа Сент-Луиса», и вопрос у него вот такой: «Фаллическая символика его самолета, „Духа Сент-Луиса“, очевидна. Линдберг, по сути, заперт внутри огромного пениса, который несет его вперед к предопределенной цели, и ничего изменить нельзя. А вы, как режиссер, чувствуете себя так же, будучи заперты в вашей собственной маскулинности?». Это история о том, как обмануть время и здравый смысл, как ухитриться дать что-то миру, который уже не нуждается в тебе. Да, это причудливая, однако осуществимая задача. И кстати, чтобы ее выполнить, можно даже не кричать: «Мотор!»

Джонатан Коу не любит громких спецэффектов, его романы сохраняют элегантную сдержанность, даже когда в них фигурируют британские политики и гигантские пауки. Вот и сейчас он легким, почти незаметным движением нарратива осуществляет изящнейший маневр — превращает роман взросления в роман старения, который превращает в роман взросления. Монтаж все-таки великое искусство.

Стойкая оловянная учительница

Барнс Дж. Элизабет Финч / Пер с англ. Е. Петровой. — М.: Иностранка, Азбука-классика, 2022. — 288 с. (Большой роман)


«Однажды под ее диктовку мы записали цитату, которую я привожу по своему студенческому конспекту:

Из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет. В нашей власти мнение, стремление, желание, уклонение — одним словом, все, что является нашим. Вне пределов нашей власти — наше тело, имущество, доброе имя, государственная карьера, одним словом — все, что не наше. То, что в нашей власти, по природе свободно, не знает препятствий, а то, что вне пределов нашей власти, является слабым, рабским, обремененным и чужим. Итак, помни: если ты станешь рабское по природе считать свободным, а чужое своим, то будешь терпеть затруднения, горе, потрясения, начнешь винить богов и людей. Но если ты будешь только свое считать своим, а чужое, как оно и есть на самом деле, чужим, никто и никогда не сможет тебя принудить, никто не сможет тебе препятствовать, а ты не станешь никого порицать, не будешь никого винить, ничего не совершишь против своей воли, никто не причинит тебе вреда.

Смею предположить, что она, впервые познакомившись с трудами Эпиктета, сочла его истины скорее данностью, нежели откровением».

Роман Джулиана Барнса с классически-старомодным названием «Элизабет Финч» — горячий привет от Евгения Онегина, отца Горио, Джейн Эйр, Мартина Идена и других достойнейших личностей — представляет собой не совсем то, чего рефлекторно ожидаешь от английского романа, носящего имя и фамилию главного персонажа. Ощущения примерно такие, как если вы прогуливаетесь в ухоженном парке, замечаете, как на другом конце аллеи вам машет Джейн Эйр, спешите к ней, чтобы многое, многое обсудить, а она вдруг превращается в облако дыма или в абсурдное привидение вроде безликого японского ноппэрапона. Можно считать или не считать это парадоксом, но роман Барнса, самым тщательным образом завязанный на истории западной цивилизации, больше всего напоминает восточный коан о расшифровке незадачливым учеником таинственного высказывания дзенского наставника. И одновременно маскируется под житие святой.

Святую зовут Элизабет Финч. Одета она в броги, юбку плиссе чуть ниже колен и шелковую непрозрачную блузу. Дешевые сигареты, о вреде которых она прекрасно осведомлена, она кладет в дорогой портсигар. Ее прическа неизменна, как и ее самообладание. Ее жизнь — загадка. Ее знания поражают воображение, однако тщеславие и интерес к научной карьере, кажется, отсутствуют полностью. Ее любимое качество — методичность. Название ее курса — «Культура и цивилизация». Ее педагогическая стратегия — не пичкать студентов фактами, но заставлять их думать и сотрудничать. Ее студенты — взрослые, люди, которые учатся не потому что положено, а потому что чувствуют, что без знаний в их жизни чего-то недостает и вечерние курсы — возможно, их последний шанс наверстать упущенное. Ее главный идеологический противник — приставка «моно» и все образуемые ей слова, в особенности «монотонность», «монолингвизм», «монотеизм» и «моногамия». Ее... нет, не стоит употреблять слово «кумиры», ее любимцы — стоик Эпиктет и последний языческий римский император Юлиан Отступник, один из самых удивительных неудачников в истории человечества. «... если ищешь объект восхищения — приглядись к Юлиану. Газеты назвали бы такого „стойким оловянным солдатиком“», — написано в одном из ее блокнотов, которые вместе с ее библиотекой получил в наследство Нил. Актер, не сумевший построить карьеру, «Король Заброшенных Проектов», он однозначно не был самым талантливым и усердным учеником Элизабет Финч, но... что-то такое между ними пробежало, что-то, породившее многолетнюю теплую дружбу. И возможно, побудившее Элизабет Финч доверить Нилу сделать то, чего не успела сделать она сама. Написать работу о Юлиане Отступнике, уникальном человеке, упорно и изобретательно отказывавшимся мириться с наступлением дивного нового христианского мира. О человеке, который, возможно, был способен заставить мировую историю пойти по совсем иному пути. Во всяком случае, так думает Нил, все глубже погружаясь в историю Юлиана и его влияния на западную философию и искусство. Не исключено, что Нил ошибается. Не исключено, что ошибалась и Элизабет Финч. В вопросах культуры и цивилизации вообще ничего не следует исключать — это неметодично.

Читать материал по теме: Мария Нестеренко о том, почему «Шум времени» Джулиана Барнса отличается от других его романов.

Джулиан Барнс умеет обводить вокруг пальца. Простодушный любитель вдохновляющей беллетристики, открыв «Элизабет Финч», будет до самого финала честно ждать рифмы «розы», раскрытия тайн и волшебного превращения лузера в джедая от культурологии. И даже для искушенного читателя, готового поверить в любые сложные отношения между Элизабет, Нилом и Юлианом, эта книга может стать изрядным художественным розыгрышем. Ну что же, важно помнить, что находится в твоей власти, а что — нет.

Другие материалы автора

Мария Мельникова

​Рыбаки ловят облако

Мария Мельникова

​«но в аргентину нельзя не поплыть и я поплыл»

Мария Мельникова

Валерий Кислов о феномене соучастия или Деваться есть куда!

Мария Мельникова

​Рои Хен. «Чтобы воткнуть в сердце нож, надо его сначала подколупнуть»