...И вот утром, когда Александра Фёдоровна кофие пьёт, царь-супруг ей свою бумажку подсовывает под блюдечко. Она это прочитала и говорит: «Ах, Коко, как мило. Где ты достал? Это же свежий Пушкин!»

Наталья Доброхотова-Майкова, Владимир Пятницкий

В то время, когда воздух пропитан тревогой, люди начинают реагировать на неё естественно — психотерапевтическим выговариванием. Мемы и истории распространяются быстрее вируса, собственно, они вирусы и есть. Только что, в марте социальные сети подарили нам «свежего Пушкина». Это было чудесное стихотворение, начинавшееся так:

Позвольте, жители страны,
В часы душевного мученья
Поздравить вас из заточенья
С великим праздником весны!
Всё утрясётся, всё пройдёт,
Уйдут печали и тревоги,
Вновь станут гладкими дороги
И сад, как прежде, зацветёт.
На помощь разум призовём,
Сметём болезнь силой знаний
И дни тяжёлых испытаний
Одной семьёй переживём.
Мы станем чище и мудрей,
Не сдавшись мраку и испугу,
Воспрянем духом и друг другу
Мы станем ближе и добрей.
И пусть за праздничным столом
Мы вновь порадуемся жизни,
Пусть в этот день пошлёт Всевышний
Кусочек счастья в каждый дом!

Внизу следовала приписка, что стихотворение написано в карантине в 1827 году. Собственно, одна эта приписка должна была насторожить читателя, который помнит, осень какого года стала для поэта «Болдинской». Но в XXI веке это уже избыточное знание, хорошо, если читатель, пусть даже и с высшими образованиями, помнит, что когда-то Пушкин был в карантине и что-то там написал. Дальше мы переводим взгляд на сам текст и настораживаемся ещё больше — от рифм, от слов, от всего этого ряда «сметём болезнь силой знаний // и дни тяжёлых испытаний» и прочего праздника весны. Довольно быстро... Нет, небыстро, чуть не неделя. А это для страны, в которой «Пушкин — наше всё» — это очень долгий срок. Итак, через несколько дней выяснилось, что автор стихов живёт в Казахстане, и предваряет эти строки так: «Салам алейкум, честной народ! Как говорится, коронавирус — коронавирусом, а Наурыз по распорядку. Это единственный праздник, к которому я отношусь трепетно, ибо только он олицетворяет собой пробуждение от сна и наступление новой жизни». То есть это не Пушкин, не холера, не карантин, год не тот — и, казалось бы, всё, расходимся. Но нет, не расходимся, потому что (пусть не пострадает российско-казахская дружба), это ужасные стихи. Поэзию вообще очень сложно имитировать в розыгрышах, этому мешает минимальная поэтическая начитанность слушателей. Даже в живописи можно развернуться, особенно если выдумать какой-нибудь неизвестное творение Марка Ротко. А тут — нет.

Лет десять назад была чуть менее показательная история со стихами давно мёртвых поэтов. Рассказывалось, что недаром советский аппаратчик Константин Симонов противился реабилитации поэта Гумилёва. Всё дело в том, что из застенка Гумилёв, через свою жену Анну Ахматову передал Симонову свои стихи, чтобы тот замолвил за него слово перед Сталиным. Но Гумилёва расстреляли, а Симонов присвоил стихи и назвав их «Жди меня», получил через это всенародное признание. Опять же, современный человек помнит, что «Гумилёва расстреляли» (не в 1921, так в 1937), что «Ахматова была его женой» (неважно в каком году), что стихотворение «Жди меня» чрезвычайно известно, и что Константин Симонов был лукавый царедворец и вхож в кабинет Сталина. Связать какой-то непротиворечивой логикой эти темы современный человек уже не может. Но меня интересует другое. К этой истории прилагались стихи:

Жди меня. Я не вернусь -
это выше сил.
Если ранее не смог,
значит — не любил.
Но скажи, зачем тогда,
уж который год,
я Всевышнего прошу,
чтоб тебя берёг.
Ждёшь меня? Я не вернусь,
не смогу. Прости,
что стояла только грусть
на моём пути.
Может быть,
средь белых скал
и святых могил
я найду,
кого искал, кто меня любил?
Жди меня. Я — не вернусь!

Не то чтобы любитель, но просто внимательный читатель Гумилёва, понимает другое: сам поэт поехал бы стреляться с тем, кто приписал ему эти стихи. И отнёсся бы к этой дуэли серьёзнее, чем к той, что случилось у него с Волошиным. Что за рифма «год // берёг», да и остальное — срам один. Кстати, о той дуэли — мистификация с Черубиной де Габриак тем была хороша, что стихи Черубины были равны стихам поэтессы Дмитриевой.

Нет, случались и удачные мистификации — Джеймс Макферсон издал поэмы кельтского барда Оссиана (жившего в III веке), якобы переведённые им с гэльского. Но Макферсон был незаурядный человек, не так уж поверхностно владевший материалом. Кстати, его обычно называют простым школьным учителем, но под конец жизни он стал даже членом парламента. Но и он был пойман на языке и стиле, однако Макферсон на фоне нынешних времён гигант, каких нет.

Не надо думать, что в профессиональной литературной среде распознавание безошибочно. Был такой забавный эксперимент (и не один), когда стихи Блока рассылали литконсультантам анонимно, и те отвечали, что результат пока неважный, но нужно работать и больше читать классику * — Дмитрий Львович Быков сообщает мне, что это делал Глеб Пьяных, работая в журнале «Собеседник», и даже напечатал об этом в 1990 статью. Я оной статьи не обнаружил и принимаю эту атрибуцию на веру. . Я сам проделал такой эксперимент два раза. Да и сам бы не зарекался — простая начитанность тут помогает как медицинская маска во время эпидемии: она лучше, чем ничего, но не панацея. Стихов в мире написано много (и пишется всё больше), хорошие поэты, бывает, пишут плохие стихи. Более того, с самими поэтами случаются истории, подобные той, что произошла с Василием Журавлёвым, который под своим именем напечатал чуть изменённое стихотворение Ахматовой.

Почему это всё интересно именно сейчас, в разгар мировой тревоги, когда у людей много других забот? Разве нет иного повода сказать, что большинство читателей не понимают смысла прочитанного, что они невежественны и готовы распространять любую глупость, потому что их восхищает сам акт распространения и причастности к новости, что в какой-то момент им плевать на логику, а главное напомнить миру, что вот он — Добчинский, и вот он — Бобчинский. Они стучат по клавишам в своём домике и ещё живы. Отвечу так: поводов к этому есть масса, но почему бы не этот: ведь действительно невежественны, действительно готовы распространять чушь, и действительно восхищает акт говорения. Истинное положение вещей никого не волнует, да и сама задача об исследовании реальности не стоит.

Но ещё меня интересует общественный запрос и то, как формируется ответ на него. Я как-то написал большой текст про истории повышенной духовности, которые кочуют по умам, возвращаясь то и дело — как респираторные вирусы. Руки Дюрера или цветы Татьяны Яковлевой, план Даллеса или планы Сталина. И всегда находились люди, которые, обладали возможностами для опеделения фэйка, но всё равно оперировали им, как реальной историей. Им хотелось верить, что Маяковский, как бедная Лиза, кормил цветами Яковлеву, и действительность проминалась под это желание. Что вот, от нас скрывали, а знаменитость оказалась такой же подлой, как мы, а на далёком перевале духи гор убили туристов.

Кажется, таким образом мироздание проверяет нас на прочность. А, может, уже проверило, просто раньше ленилось сделать оргвывводы.