18+
16.06.2017 Тексты / Статьи

​Молитва для посторонних

Текст: Максим Алпатов

Фотография: unsplash.com/Clark Young

Обозреватель Rara Avis Максим Алпатов о новой поэзии Павла Банникова, пролетевшей мимо премии «Лицей».

Богатство и разнообразие стихотворных практик XX-XXI вв. привело к тому, что за любым (хоть регулярным, хоть свободным) стихом тянется жирный след непроизвольных ассоциаций. Приходится действовать радикально, чтобы обрести собственный голос и освободиться от влияния услышанного и прочитанного (что бывает с теми, кто этого делать не хочет, я уже разбирал). Появляются стихотворения сложного устройства, сопротивляющиеся всякой классификации с точки зрения ритмики и жанра, претендующие на новое место за пределами поэтических традиций. Такие, как «Супермаркет в Карасу» Павла Банникова:

по правую руку ночной ларёк — часовня при торговом храме [теремок]. шрифт ижица переселился сюда с расписания служб на воротах недавно построенного храма у озерца по левую. переселился он и на вывески центра всестороннего развития детей [умная пчёлка] и непоименованного салона красоты, единственного на округу. заботливо унесённая с ярмарки растяжка [ярмарка] украшает овощной ларёк.

по правую руку ночной ларёк — часовня при торговом храме [теремок]. шрифт ижица переселился сюда с расписания служб на воротах недавно построенного храма у озерца по левую. переселился он и на вывески центра всестороннего развития детей [умная пчёлка] и непоименованного салона красоты, единственного на округу. заботливо унесённая с ярмарки растяжка [ярмарка] украшает овощной ларёк.

по шоссейной (шоссе көшесi, шоссештрассе) — всё как в песне — один (достаточно) молод, второй (в целом) здоров, — мимо внезапных глухих кирпичных заборов, (непроницаемых ветру, дующему сквозь идущих) —
там за дувалами
любят нас и ждут,
там за дувалами
цветёт калина и цветёт қызыл өрiк,
по средам расцветает огонь мангалов,
по воскресеньям пролетают ангелы.

по уму нужно зайти в [теремок], купить сигарет, но солнце слишком тепло, ветер — слишком свеж, картина — тонка, мысль и речи — прозрачны, их может разрушить что угодно — вид персиков, помидоров, груш, вопрос: кто убил поросят? да и так ли интересно выяснять, кто в теремочке живёт? кто не живёт? кто в теремочке и не жил? давай представим мысленно, как проходят по рядам постояльцы и жители, как выбирают хлеб, укроп и консервы, как ночью к торговой часовне крадутся, гонимые недогоном, опасающиеся патруля, участкового в ранг святых возведшие.
отче их ветер,
ангелы — чайки с окрестных озёр,
возлюбленные их лежат с пупками, полными водки,
в ожидании причастия.

по делам их — не будем, пора по своим. по шоссе көшесi, шоссештрассе, по увы неизбежным в блэкаут храмам: свеча восковая — 14 тенге, свеча парафиновая — 80 тенге.
представь руку продавца, как дающую руку поэта.
пламя свечи, как ехидный придирчивый взгляд его.
пение проводов за окном, как отчётливый
голос его
* — Из сборника «Человек в детском», номинированного на премию «Лицей». Также публиковалось в журнале «Воздух» № 2, 2016.
.

Текст Банникова, на первый взгляд, застревает между поэзией, прозой и переменчивым потоком внутренней речи, становясь «литературой вообще». Но всё-таки это стихотворение, и в каждом отсечённом пустой строкой фрагменте есть свои единицы ритма:

— В первом отрезке эту роль выполняют визуальные вставки ([теремок], [умная пчёлка], [ярмарка]), которые превращают читателя в зрителя, добавляют кинематографическую раскадровку, и текст уже не воспринимается как чисто словесная конструкция. Из-за длинных фраз без синтаксических пауз («шрифт ижица переселился сюда с расписания служб на воротах недавно построенного храма у озерца по левую») абзац не получается мысленно разбить на удобные строчки, и его проще прочитать прозой. Тем не менее предощущение стиха уже есть.

— В начале второго отрезка ритмом управляют пояснения и отступления (в тире и скобках), обладающие внутренней метрикой («не́проница́емых ве́тру / ду́ющему скво́зь иду́щих»), а также перечислений эпитетов («внезапных глухих кирпичных»). Простая и даже банальная для современной поэзии конструкция взрывается вторжением «Радио Шансон» (Любэ — «Там за туманами / любят нас и ждут») и так же внезапно переходит в 12-сложный силлабический стих:

цветёт калина и цветёт қызыл өрiк,
по средам расцветает огонь мангалов,
по воскресеньям пролетают ангелы.

— Третий и четвёртый отрезки построены как верлибр, который вначале не оформлен графически, а ближе к концу появляется разбивка, выделяя конец логического фрагмента. Прочитать их прозой практически невозможно — слишком явно совпадают синтаксические и ритмические паузы:

давай представим мысленно,
как проходят по рядам постояльцы и жители,
как выбирают хлеб, укроп и консервы,
как ночью к торговой часовне крадутся,
гонимые недогоном, опасающиеся патруля,
участкового в ранг святых возведшие.

Конечно, Павел Банников не просто так нагородил конструкцию из «внезапных заборов». С одной стороны, сохранилась объединяющая функция ритма, различимое, хотя и очень замысловатое звуковое устройство текста. С другой стороны, исчезла типичная для большинства ритмических структур предсказуемость, инерция чтения. Фонетический шум и благозвучие устранены, «мысль и речи — прозрачны», на первый план выходят визуальные и смысловые рифмы («расцветает огонь мангалов — пламя свечи как ехидный придирчивый взгляд его»).

Эта прозрачность усиливает неожиданное сходство «Супермаркета в Карасу» с богослужебными текстами: здесь и христианская символика (храм, ангелы, причастие, по левую/правую руку * — Потом подошла к Нему мать Иакова и Иоанна, сыновей Зеведея, со своими сыновьями и поклонилась Ему: она хотела Его о чем-то попросить. «Чего ты хочешь?» — спросил Иисус. «Обещай, что эти два моих сына сядут один по правую руку от Тебя, а другой по левую, когда Ты будешь Царем», — сказала она. «Вы не знаете, чего просите, — ответил Иисус. — Можете выпить чашу, которую Мне предстоит выпить?» — «Можем», — говорят они. Иисус говорит им: «Чашу Мою вы выпьете, а сесть по правую руку от Меня или по левую — дать это не в Моей власти: там сядут те, кому предназначено Моим Отцом». (Евангелие от Матфея 20:20-20:23)
), и характерные особенности письма (появление 12-сложника, ритмизованные отрезки без стихового членения). Но такое жанровое сравнение (как и любое другое) к стихотворению Банникова применимо с большой натяжкой. Если здесь и можно говорить о внутренней молитве, то обращена она почему-то к невидимому собеседнику («давай представим мысленно», «представь руку продавца, как дающую руку поэта»), а Бог упоминается в третьем лице и скрывается за метафорой («пение проводов за окном, как отчётливый / голос его»). Да и Бог ли это?

В мироощущении «Супермаркета в Карасу» сочетаются смирение наблюдателя, показательно отстранившегося от текста, и ирония противоречий — где-то явных (участковый, возведённый в ранг святых, попойка как причастие, «ночной ларёк — часовня при торговом храме»), где-то более тонких и трудноуловимых. Например, язвительный запев «там за дувалами / любят нас и ждут» — трудно связать глухие кирпичные заборы с гостеприимством и теплотой. Или «недавно построенный храм у озера», оказавшийся по левую руку, то есть на стороне зла. Банников избегает прямых оценок и назидательности, а «ехидный придирчивый взгляд поэта» звучит скорее как самоирония на фоне блэкаута — судного дня понарошку.

Зачем понадобилась такая сложноустроенная, эклектичная структура текста, с трудом поддающаяся стандартному критическому осмыслению? Отчего не написать привычным пятистопным хореем «Бог — поэт, весь мир — его стихи» или нарефлексировать простыню верлибра? Подобные тексты всегда есть с чем сравнить, их легко оценивать, они пользуются успехом на всевозможных премиях. Но если подгонять стихи под предсказуемые критерии, то шанс выйти за пределы уже кем-то сказанных слов равняется нулю. Поэзия развивается вне типовых представлений о ритме и языке, вне сложившегося вокруг них круга читателей. «Супермаркет в Карасу» — стихотворение для тех, кто снаружи, молитва для посторонних, за счёт которых могло бы расшириться поэтическое сообщество — если бы оно, конечно, хотело расширяться.

Другие материалы автора

Максим Алпатов

​Катехизис словоблудия

Максим Алпатов

​Сломать, чтобы работало

Максим Алпатов

​Порвинская строфа

Максим Алпатов

​Патерсон. Право не быть поэтом