Лев Додин. Другой «Гамлет»
Текст: Валерия Новокрещенова
Фотография: Виктор Васильев
Обозреватель «Rara Avis» Валерия Новокрещенова пишет о том, почему «Гамлет» Льва Додина стал самым обсуждаемым спектаклем «Золотой Маски».
Лев Додин
*
— Постановка Академического Малого драматического театра- Театра Европы, Санкт-Петербург, премьера на сцене МДТ состоялась в апреле 2016 года, московская премьера на фестивале «Золотая Маска-20017» на новой сцене театра Мастерская Петра Фоменко.
превратил историю датского принца в семейную драму. В его режиссерском прочтении «Гамлет» — это трагедия, рассказывающая о жажде власти, и в то же время психологический триллер, повествующий о низости человеческой природы. В «Гамлете», как и в большинстве спектаклей-событий Малого драматического театра последнего времени, заглавные роли исполняет знаменитая «додинская четверка»: Ксения Раппопорт, Данила Козловский, Елизавета Боярская, Игорь Черневич.
На фестивале «Золотая маска» в этом году спектакль представили в пяти номинациях, но получил он только одну, возможно, самую знаковую для постановки «маску» — работа Данилы Козловского была признана «Лучшей мужской ролью в драме».
Додин в своем спектакле по-новому расставил акценты, кардинально меняющие отношение к Гамлету. Сегодняшний датский принц — это бескомпромиссный убийца. Персонаж Данилы Козловского лишен даже намека на рефлексию. Также бесследно испарились в жестокой атмосфере додинского Эльсинора и ставшие уже стереотипными для героя благородные порывы, которые оттеняли его кровавые поступки. Можно ли быть убийцей и при этом говорить о благородстве? Именно от благородства, как от сомнительного морального баланса, режиссер и «очистил» пьесу. Сюжет, описанный Шекспиром, зазвучал остро и актуально в прочтении Додина, потому что режиссер сразу дал понять — благородство — анахронизм, оно совершенно несвойственно сегодняшнему Гамлету. Он умен, коварен, самоотвержен, но готов жертвовать только ради себя, героем Козловского движет исключительно холодный расчет — добиться власти. Принц датский уверенно расправляется с каждым, кто стоит у него на пути. Но трагедия Гамлета по-прежнему скрыта в нем самом — он обречен на трон по крови, и кровью обречен возвращать себе корону.
Лев Додин представляет не хрестоматийный вариант, а демонстрирует нам свои размышления о «Гамлете» и вопросах, которые поднимает герой, поэтому режиссер не ограничивает себя только текстом шекспировской пьесы. Додин выходит за художественные рамки вымысла и делает акцент на реальных событиях, которые и легли в основу сюжета. Но история в додинском спектакле превращается в драму без времени. Борьба за власть — вечная тема. Поэтому Льву Додину так важно упоминание имен средневековых хроникеров, в числе авторов спектакля. Режиссер пишет свое вольное сочинение для сцены, основанное на хрониках Саксона Грамматика, Рафаэля Холиншеда, имя Шекспира — третье, а завершает круг соавторов Додина Борис Пастернак, которому принадлежит поэтический перевод «Гамлета».
Выпускник Виттенбергского университета, наследник датского престола Гамлет возвращается домой. Принц узнает о том, что два месяца назад умер его отец. За столь непродолжительный срок у страны появился новый король, а у матери-королевы — новый муж, брат отца Клавдий. Принц сразу задумался о подозрительном совпадении этих двух фактов. И пришел в ярость, ведь датский престол после смерти отца должен был достаться ему, а не дяде, которого принц называет в лицо «карманником на троне». Факт материнской неверности не дает ему покоя. Гамлет в бешенстве.
И в бешенстве он будет пребывать на протяжении всего спектакля. Мнимое безумство принца — слишком слабый акцент для Гамлета в исполнении Данилы Козловского. Обладателю взрывного темперамента, актеру Козловскому особенно органично удается воплощать на сцене персонажей с отрицательной харизмой. Его Гамлет жаждет одного — как можно быстрее сорвать запятнанную кровью корону вместе с головой нового короля. В таком прочтении мир датского принца — не мир шекспировских страстей, высоких порывов и смертей за идеалы, а суровый реализм.
Что касается оформления сцены, то оно также не отсылает к какому-либо времени. По периметру выставлена трехэтажная железная конструкция, завешанная белыми мешковатым материалом. Вот она строительная площадка истории, сценография художника, постоянного соавтора Льва Додина, Александра Боровского. Сама же сцена разделена на множество одинаковых открывающихся ячеек. Поэтому герои не выходят на сцену, а появляются из-под нее, поднимаясь по высоким деревянным лестницам. Пустые ячейки, по кромкам которых ходят персонажи, во время спектакля постепенно закрываются дощатыми плитами, их выносят рабочие сцены. Они тоже отчасти участники спектакля — выполняют роль могильщиков. После очередного убийства, труп оказывается сброшенным с высоты одного из металлических этажей, в одну из ячеек, которая тут же закрывается. Так Гамлет расчищает себе путь к трону. Похожая на шахматную доску сцена—арена для его виртуозной политической игры. Каждый ход ведет Гамлета к победе и одновременно к гибели. Принц, решивший вершить собственный суд, с головой погружается в кровь. «Быть иль не быть?» — не вопрос для додинского Гамлета. Он давно знает, что быть. Хрестоматийный монолог герой Козловского произносит, страстно сжимая Офелию.
Неистовая жажда власти и обладания идут рука об руку в этом в додинском спектакле. Неудовлетворенность и жестокость сплетены воедино, иногда в мотивах героев виден очевидный фрейдистский подтекст. Особенно он просматривается в поведении Офелии Елизаветы Боярской, исстрадавшаяся от тайных тревог, она не кажется юной и прекрасной, в ней изначально видна обреченность.
Странной, движимой скрытой жестокостью, видится любовь короля и королевы, Клавдия (Игорь Черневич) и Гертруды (Ксения Раппопорт). Пройдет немного времени и их страстные любовные порывы сменятся гневом. Но что интересно, Клавдий показан совершенно не кровожадным, а человеком с мягким нравом. Он миролюбиво настроен по отношению к Гамлету, тактичен и дипломатичен. Но это только сперва.
Костюмы героев спектакля можно считать одной из главных особенностей. Они поражают своей лаконичностью. Король и королева носят черные строгие костюмы и белые футболки с принтами улыбающегося Клавдия, только подписи разные. Яркий цвет обуви, багровые мокасины Клавдия и лаковые туфли Гертруды ассоциируются с кровью. У Офелии тоже футболка с принтом, только на фото Гамлет и подпись «It is my prince», надета поверх неряшливого платья. Сам же Гамлет носит черную толстовку с капюшоном, на которой изображен двойной портрет: одна половина лица его, вторая — отца. Именно к ней, как к той самой несуществующей в спектакле тени отца Гамлета, он обратится в финале в победном экстазе со словами: «Я справедливость восстановил и трона своего добился».
Этот суровый реализм — свежая додинская выжимка из Шекспира. Она обнажает в героях то страшное и гадкое, что движет человеком, готовым заплатить любую цену за свои желания. Гамлет жаждет немедленного отмщения. Принц считает, что должен наказать Клавдия за поруганную честь матери. Но Гертруда рада делить брачное ложе с новым мужем, поэтому гнев Гамлета обрушивается и на нее. Герой Козловского не собирается делить с Клавдием ни трон, ни внимание матери. И уже не разобрать, что больше злит Гамлета: материнское отступничество или жажда власти. Но ясно одно — гнев удваивает разрушение: принц не готов больше оставаться принцем.
Ключ к взаимоотношениям Гамлета с матерью — в самой первой сцене спектакля. Мать и сын появляются, кружась в танце перед первыми рядами партера. Страшно это действо своей сокрытой страстью. Гамлет и Гертруда исполняют пугающий своим эротизмом экспрессивный танец под музыку «Танго в сумасшедшем доме» из оперы Альфреда Шнитке «Жизнь с идиотом». Видится в этом вступлении и пролог будущей катастрофы, и грядущий могильный морок, который повис над королевством. Что это? Кошмарный сон Гертруды, которая на самом деле танцует со своим убитым мужем?
Однако победный танец Гамлет исполнит в одиночку, путь к трону теперь свободен.
Но на сцене, осталась одна незакрытая ячейка, с возвышающейся над нею лестницей. Она же трон, перед которым лежат флакончик с ядом, череп бедного Йорика, флейта — атрибуты власти. Но ячейка — одновременно и пустая могила, предназначенная для самого Гамлета. Вот и финал, разыгранного им спектакля. Из первого ряда зрительного зала трое бродячих актеров, роли которых в спектакле были объединены с ролями свиты (персонаж Лаэрт и вовсе отсутствовал) наблюдают происходящее. А королевство уже занял Фортинбрас, перед авансценой провозят огромный проектор, по нему транслируют видео — уже новый король, после смерти Гамлета, произносит свою инаугурационную речь. Рабочие сцены заравнивают «почву», где теперь покоятся все герои, черным настилом. Словно ничего и не было.
Додин не дописывает пьесу Шекспира, он ее расширяет и наполняет новыми смыслам, словно «очищает» сценическую судьбу датского принца от временного налета, заряжая свою постановку такими импульсами, что смотрящий открывает для себя заново не только характер Гамлета, но и самого Додина.
Режиссер, предпочитающий работать в жанре психологического и реалистического театра, и в новой постановке не отказывается от традиционалистского подхода к сценической версии классики. Додин тонко чувствующий время режиссер, а его «Гамлет» — главный среди трех спектаклей последних лет, которые можно назвать «Додин. Перезагрузка». В их числе «Коварство и любовь» и «Вишневый сад», кстати, обе постановки удостоились «Золотых масок» в 2014 и 2015 годах, как «Лучшие драматические спектакли». Чего не произошло с «Гамлетом». Но искусство не спорт, тут не всегда побеждает сильнейший. И в новом спектакле Додина важнее всего то, что вопросу «Кто ты, Гамлет?» —режиссер и его актеры возвращают актуальное звучание.