Карл у Клары
Текст: Вера Бройде
Иллюстрация: предоставлена МИФ
О новом образе джентльмена-грабителя Арсена Люпена в иллюстрациях Венсана Малье пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде.
Кто лунной ночью лезет в дом и тихо дышит за окном, поставив ноги на карниз, который может рухнуть вниз? Скажите, если знаете. Гадайте — если нет. А как там было дальше? «В его руках от счастья ключ — и потому он так везуч!» Пожалуй — да. Хотя... везуч? Везуч не он, а только тот, кто был рождён в удачный год, в семье, не знающей забот, и рос, к примеру, во дворце, а ключ хранил в резном ларце — под пачкой ценных акций, купонов, облигаций, среди шкатулок с брошками какой-нибудь принцессы, украшенных алмазами, жемчужинами, стразами... А этот, за окном, — провёл всё детство с мамой, в угрюмой комнатёнке, заботясь лишь о том, чтоб та поменьше кашляла, побольше улыбалась, почаще ела суп, пореже убивалась. Представьте себе мальчика, шести примерно лет, уткнувшегося личиком в передник бедной матушки, узнавшей от хозяйки — своей подруги, кстати, — что в этом добром доме в ней больше не нуждаются, что им вдвоём с ребёнком уже пора отправиться куда-нибудь подальше, в деревню, например, где будет, уж конечно, «намного веселей». Представили? Отлично! Но только не спешите свирепо ненавидеть бездушную подругу: она ведь, если честно, имела основания на некоторую панику и некоторую злобу. Пропажа ожерелья само́й Антуанетты — фамильной драгоценности, залога сладкой жизни — причина, согласитесь, вполне себе приличная, чтоб всех подозреваемых винить и проклинать. А скромная служанка была и впрямь одной, кто, между прочим, знал, что тайное сокровище лежит себе в ларце, ларец стоит на полке, а полка — в гардеробной. Вот только гардеробная закрыта днём и ночью, к тому же и с ключом в неё пробраться, в общем, почти что невозможно: единственная дверь ведёт в опочивальню, где дрыхнут господа, а старое окно — вон в тот невзрачный дворик, где разве что ребёнок играет иногда. Но как она могла? Презрев законы совести и заповеди божьи? Могла ли эта женщина и вправду сделать то, что было не легко — во всех известных смыслах, однако, уж конечно, и ей бы, и ребёнку тогда бы помогло? Да ладно — что уж там: прошло так много лет — за давностью события простим ей этот «грех». Бедняжка ведь, вообще-то, скончалась от болезни, а сын её несчастный — ведь он, поди, подрос... Но знает ли хоть кто-нибудь, что стало с ним потом: какой доро́гой юноша в конце концов пошёл?
Вообще-то, был такой: писал для «Фигаро», «Жиль Блаз» и «Знаю всё», где новый персонаж, прославивший Леблана (1864 — 1941), и вышел как-то раз, сто двадцать лет назад. В той маленькой истории, открывшей эту книгу, его — героя то есть — трагически схватили, когда он был буквально в какой-то в сотне метров от «истинной» Свободы, встречающей всех-всех, приплывших в Новый Свет. Ирония судьбы? Закон — в лице полиции — воскликнет: «Что за бред! Арест был делом времени. Грабитель пойман там, где сам попал впросак». А что Морис Леблан? Он дал ответ тогда, когда придумал образ, собравший воедино все спорные, красивые, блестящие, игривые, нахальные и милые черты. Живой и «вечный» образ, который льстил французам, уставшим славить Холмса, и дерзко «спорил» с методом, используемым сыщиком в охотничьем картузе, взывая к интеллекту, упорству и тому...тому... почти что детскому, смешному уголку мятежного сознания, прикрытому от «взрослых» скупым самообманом, а может быть, и ленью, а может, просто страхом — однажды сесть в тюрьму. Ведь так оно случается? Добро же побеждает? А зло томится в камере лет двадцать, например, пока уже совсем...не сгинет? не исправится? не выкопает ложкой извилистый тоннель, чтоб рано или поздно вернуться в мир людей? Положим, так бывает: у старого Дюма и графа Монте-Кристо, у Кинга с Дарабонтом * — Речь идёт о повести Стивена Кинга «Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка», впервые опубликованной в 1982 году. Американский сценарист и кинорежиссёр Фрэнк Дарабонт снял по ней в 1994 году фильм «Побег из Шоушенка», главный герой которого — бухгалтер Энди Дюфрейн, несправедливо обвинённый в убийстве жены, был приговорён к пожизненному заключению и, отсидев почти двадцать лет, в течение которых он усердно копал туннель, сумел-таки бежать. , у Танго с Кэшем — тоже * — Персонажи комедийного боевика «Танго и Кэш» 1989 года (режиссёр Андрей Кончаловский). . Но только не у мэтра остросюжетной прозы. Не станет «сын» Леблана страдать в тюрьме, как те, которых заманили, унизили, забыли...да просто посадили — по слепоте закона. Он слишком... не такой. Хотя закон тот самый, написанный, естественно, для всех, переступал как будто бы исправно — с шести примерно лет.
Но что и вправду странно — занятно и чудно́, так это то, пожалуй, что в неотвязном страхе, вообще-то, жили судьи, банкиры и бароны, их гордые супруги, графини и княгини. Надменные, тщеславные и вроде бы «счастливые». Порой ужасно лживые, жестокие, фальшивые. В салонах, на приёмах и в собственных гостиных, чванливо развалившись на бархатных кушетках эпохи Ренессанса, среди картин Ватто, Натье и Фрагонара, хрустальных канделябров и мраморных «гудонов», они, казалось, плыли — как эти, серафимы, карабкаясь в эфире из розового тюля и жёлтой органзы. Но так ли это было, когда все уходили? Когда никто за ними как будто не следил? Да нет, они дрожали, усиленно потели, молились всем святым, чтоб те их пожалели, а этого мерзавца, что зарится на всё, что было ими честно — ну, ладно, пусть не честно, зато за столько лет, с большим трудом добыто, — схватили наконец! Вы скажете: «Ну, вот — услышаны молитвы: его же ведь поймали? Доставили назад, в родную, значит, Францию. Судили, разве нет? И заперли, как всех». Всё так. На первый взгляд... Но если покопаться: примерно как червяк, ползущий в темноте, навстречу глубине, примерно как Дюфрейн, сидящий в Шоушенке над «чёрной» бухгалтерией начальника тюрьмы, и да — ну, разумеется! — примерно как герой романов и рассказов, а также пьес Леблана, — то вскоре станет ясно, что всё совсем не так, как думалось вначале.
Леблан М. Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель / Пер. с фр. М. Кожевниковой; ил. В. Малье. — М.: Манн, Иванов и Фербер (Серия «Коллекция книжной иллюстрации»), 2022. — 160 с.
Вначале был вопрос — простой, как скорлупа куриного яйца, которое стоит в фарфоровой подставке и ждёт удара ложкой по хрупкой «голове». Да кто же он такой? Велик соблазн сказать: «Король среди воров». Но, думается, сам он себя бы так не стал, пожалуй, называть. Нет-нет, не из-за скромности — скорее, потому, что это, хоть и правда, однако же не вся: порой он возвращал украденное зря, а как-то раз и вовсе раскрыл убийство женщины, которую хотел, но так и не успел, увы, ограбить сам — изысканно, расчётливо и, главное, бескровно. Но вы опять стучите по бедному яйцу: так кто же этот тип? Не «принц», как Робин Гуд, который грабит тут, чтоб всё отдать вон там? О, нет, он не такой: пирог съедает весь, хотя и грабит тех, кто, мягко говоря, живёт лишь для себя, — не мучаясь поэтому такими вот вещами, как стыд, укоры совести, бессонница и жалость. И страха — страха жертвы — он тоже, вот поэтому, наверное, не знает. И в нём полно отваги, терпения, стремления и даже — вы не смейтесь — душевной теплоты. Быть может, он поэт? Поэт, который, знаете, как будто «пишет» оды: про славные дела и самого себя, — и между прочим, тоже — не может не «писать»; ведь это всё равно...как жить — и не любить? Не грезить? Не творить? Пожалуй, он такой. Отчасти, может быть. Но эта часть важна. И знаете, она... вообще-то, ведь важна не только для него — героя того времени, в котором жил Леблан, жил Ги де Мопассан, жил Дойл, наконец, — но также и для нас, живущих вот сейчас, живущих в новом мире, где есть игра для сильных, а есть приют для слабых — и больше ничего. А как же маскарад? А нежность? И вот эта... готовность всё оставить, всё бросить — ради смеха? А искренность? И верность? Ирония? Любезность? А может, этот мир — пропавший, как те куколки из плотного картона, хранившиеся некогда в коробках из-под обуви с конфетными обёртками, газетными заметками, трепещущими снимками и письмами от близких, — мир нежный и галантный, чернильно-импозантный, вещественно-воздушный, нарядный, элегантный, безумный, буржуазный, беспечный и прекрасный, — совсем и не пропал, а просто ждал Малье: его карандашей и тоненьких кистей, мелков и бледных красок, как будто бы разбавленных грибным таким дождём. И главный персонаж им снова созданного мира похож одновременно и на того ребёнка, который у Семпе́ * — «Голова в облаках» (фр. La tête dans les nuages) — название картины Жан-Жака Семпе (1932 — 2022), знаменитого художника-карикатуриста, создавшего 110 обложек для журнала The New Yorker, а также иллюстрации ко всем рассказам из цикла Рене Госинни «Маленький Николя». когда-то растянулся на траве, чтоб, провожая взглядом облака, плывущие по небу, с мечтательной улыбкой, застывшей на губах, мечтать о будущих делах, — и на влюблённого в Роксану Сирано * — Имеется ввиду не Эркюль Савиньен Сирано де Бержерак (1619 — 1655) — французский гвардеец, философ, поэт и писатель, а созданный Эдмоном Ростаном персонаж одноимённой пьесы (1897). , а также Франсуа из фильма Руффио * — Герой фильма Жака Руффио «Виолетта и Франсуа» (1977) пытается мелкими кражами в супермаркетах прокормить любимую жену и новорождённого сына. Со временем его воровское мастерство превращается в потребность. .
Разбив в конце концов яйцо, вы ведь увидите его — коварно спрятанный ответ, который, как и в книге, был кое-кем написан на крохотной бумажке, чтоб лучший сыщик Франции, поддев её ногтём, не дал сбежать грабителю, сидящему в тюрьме. А что там им написано? Ну, что же вы — скажите! Скажите, как его зовут? Ар! Та-та-та-ри-ра-ри-рам! Сен! Пу-пу-пи-пу-да-ди-ду-дам! Лю! Па-па-па-ти-ду-ди-ду-пам! И... Спасибо, ах, спасибо, конечно, было мило, но здесь, в тюрьме, так сыро — пора бы уж отсюда...куда-нибудь домой.