В Интернете гуляет фейковый снимок. Якобы последний кадр Мичио Хошино — медведь, разрывающий палатку. На самом деле Мичио погиб глухой ночью и фотосъемки его смерти нет.
Справка RA:Игорь Шпиленок: «Живу в медвежьих местах»
Беседовала Алена Бондарева
Фотографии: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
Игорь Шпиленок, фотограф-анималист, автор книги «Мои камчатские соседи» рассказал Алене Бондаревой о медведях Камчатки и съемках дикой природы.
Нянька для медведей или о документальной съемке
— Игорь, в 2016 году должен выйти фильм «Медведи Камчатки. Начало жизни». Это ваш первый опыт работы с видеокамерой? Фотография вам больше неинтересна?
— Мечта про фильм давняя. Я больше десяти лет живу в самых медвежьих местах России, а может быть, и мира. У меня бывают такие дни, когда я за сутки встречаю более 100 медведей. На Камчатке есть избушки-стоянки, где с крыши можно увидеть одновременно 30-40 особей. Естественно, у меня накопилось много впечатлений. Осознаешь, насколько это интересный и умный зверь, насколько он поведенчески похож на человека. И понимаешь, почему именно медведь стал божеством для многих примитивных народов.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
Но раньше о медведях я рассказывал с помощью фотографии, кино я всегда боялся, потому что фильм — это коллективное искусство, где надо объединять интересы многих людей, а в тех местах, где я работаю лучше, конечно, быть одному. Но какое-то время назад я понял, что фотографией не все можно передать. И рано или поздно надо браться за фильм. И, скажу вам, браться пришлось почти на голом месте, потому что у нас в России анималистическое документальное кино практически не снимается. Я видел, как это делают западные команды, которые на Камчатку приезжают снимать фильмы о наших медведях. Знаю, что это большая и серьезная, а самое главное, дорогая работа. Но тем не менее решил объединить заинтересованных людей (их оказалось немало). И прошлой весной мы начали снимать. Я заехал на самый юг Камчатки, поселился в избушке на берегу Камбального озера за месяц до того, как медведи начинают выходить из берлог. Нашел порядка 10 берлог, из которых появились недавно родившиеся медвежата. И среди этих 10 — только две, где медведицы были согласны на то, чтобы за ними следовали люди с камерами.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— А как вообще вы снимаете диких животных? Маскируетесь? Выслеживаете?
— Когда годами живешь среди медведей, то начинаешь их чувствовать, знаешь о них очень много. Естественно, если просто приехать на Камчатку на месяц, когда медведицы выходят из берлог, не зная местности, можно годами ходить по округе и не найти ни одной берлоги. Но у меня хорошая подготовка. Дело в том, что у камчатских животных нет такого страха перед людьми, как, например, в Сибири. Я в позапрошлом году проехал по всей России, в том числе через Сибирь на машине, и не видел ни одного медведя вблизи дороги, а те, которые мне попались вдали, убегали.
— Это не удивительно, в Сибири на них до сих пор охотятся.
— Да, медведь — завидный охотничий трофей. А сибирские люди так устроены, я имею в виду жителей сельской местности, если едут куда-то на УАЗике или моторной лодке, обязательно берут карабин. Поэтому звери в тех местах «настеганные», человека боятся. На Камчатке ситуация другая, там существует большой Кроноцкий заповедник и Южно-Камчатский заказник, где налажена эффективная охрана. Поэтому практически все съемки медведей, которые делаются в России, проходят там. Но и на Камчатке не каждый медведь согласится сниматься. Только 9-10% медвежьей популяции знает, что человек не опасен. Эти медведи даже пытаются извлекать выгоду из соседства с людьми.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
Скажем, когда я долго снимал на одном месте (а я уезжаю в экспедицию самое маленькое на полгода), бывали случаи, когда животные ко мне просто привыкали. Подобное открывает большие возможности для фотосъемки интимных моментов, которые никогда не сделает человек чужой, приехавший на Камчатку на два-три дня.
Также и с медведями, после 10 лет работы в Кроноцком заповеднике и Южно-Камчатском заказнике многие из них стали моими знакомыми и даже соседями. Я понимаю, как они будут вести себя. И они знают, что ни я, ни люди, пришедшие со мной, не опасны. У меня даже были такие случаи, когда медведицы делали меня своей нянькой. У медведей семья устроена не так, как у людей. Самец только носитель генофонда, он встречается с самкой для зачатия, а после семейными делами не интересуется. Более того, при случае может и сожрать медвежонка. Чем самец крупнее, тем чаще он бывает каннибалом. То есть поедает особей своего вида и часто собственных детей. И поэтому самки с маленькими медвежатами самцов боятся. А старые медведи, особенно те, у которых негативный опыт взаимоотношений с человеком, избегают людей. И самки это знают. Поэтому каждый год приводят ко мне медвежат. Ведь я сижу с камерой и штативом на одном месте неделю, две. Они привыкли, что я для них часть ландшафта и никого не обижаю. Оставляют около меня детенышей, а сами уходят на 100 −200 метров рыбачить. Так складываются особые отношения с медведями. Собственно, я и занимаюсь фотографией, а теперь еще и кино, только потому что вижу много вещей, которые не могу держать в себе, мне хочется обязательно о них рассказать.
— Медведи, которые к вам привыкают, промышляют разбоями?
— Эта проблема связана с охраной медведей. Люди порой ведут себя недальновидно. Они приучают диких животных к зависимости. И на Камчатке самые опасные медведи-убийцы, те, которые заходят на дачи и в города, привлеченные отходами и запахами помоек. Кормить диких зверей нельзя. Прикормленный медведь — это всегда животное, чья судьба заканчивается отстрелом. Потому что, раз попробовав человеческую пищу, он очень быстро соображает, что это легкая добыча, и обязательно придет еще. Медвежье помойничество — беда камчатской столицы и посёлков. Почти у каждого рыбхоза есть своя свалка. Люди не топят в воде отходы, не утилизируют их. Поэтому иногда на Камчатке в год отстреливают от нескольких десятков до сотни медведей. Но в том же Кроноцком заповеднике есть кордоны, где живут инспекторы, которые не оставляют пищевые отходы там, где они могут достаться медведям. И поэтому у животных с людьми на этой почве нет конфликтов.
— Вы живете только в избушках в заповедниках?
— Это кордоны заповедника. Жить на Камчатке в палатке неудобно. Вы, наверное, слышали, про японца Мичио Хошино, которого задрал медведь.
Но избушка на Камчатке — это громкое слово. Речь идет о маленьком сарайчике, сбитом из досок. На Камчатке нет строевого леса, в основном кривые каменные березы. И доставить материалы можно только вертолетом. Строительство тут безумно дорогое. Поэтому избушки очень простые. Но я в них довольно хорошо себя чувствую. Хотя жизнь тут и сложная. Иногда утром хочешь сделать себе кофе, поднимаешь ведро с водой, а там — лед. Поэтому сначала надо натопить избушку, растопить лед, и только потом сварить кофе.
Вообще, съемка дикой природы в физическом плане — дело нелегкое. Часто приходится терпеть лишения, в том числе и холод. Животным в этом смысле легче. Медведь-то залезет в берлогу и спит.
— Когда ведете съемки зимой, сколько часов обычно проводите на морозе?
— Однажды мне захотелось снять росомаху, так как хороших снимков росомах у нас мало. Я выкопал снежную пещеру и просидел в ней при температуре −15-20 градусов четыре дня. За эти ночи мой спальный мешок впитал столько влаги, что перестал меня греть, пришлось уходить в избушку сушиться. Конечно, чтобы достичь нужного результата, приходится часами, а порой и днями сидеть на морозе, иногда даже аппаратура работать отказывается.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— Как раз хотела спросить, как вы решаете эту проблему? У вас особая техника?
— Я использую профессиональные камеры Nikon, которыми снимают спорт, людей, ландшафты.
— А что вы далаете, чтобы камера не отказывала при низких температурах?
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— К сожалению, отказать камера может всегда, часто просто замерзает аккумулятор. Ну что делаешь? Греешь камеру у себя на груди. А бывает так, что и готовить еду нельзя, дым от огня или даже горелки отпугивает животных. Поэтому обычно опускаешь зерна в полиэтиленовый пакет, заливаешь водой и на ночь кладешь себе на грудь. Пока спишь, они разбухнут, на утро ешь эту кашу, «сваренную» на твоем тепле. И с аппаратурой также, аккумуляторы хранишь на груди, чтобы они не остыли; камеру на ночь берешь в спальный мешок. Существуют и другие хитрости. Самое главное, чтобы камера оставалась сухой, мороз не так страшен. Да и каждое следующее поколение фотоаппаратов более устойчиво к внешней среде.
Шпиленок И. Мои камчатские соседи. 370 дней в Кроноцком заповеднике. Фотокнига. — М.: Самокат, 2013. — 192 с.
— В книжке «Мои камчатские соседи» очень много лис. Но теперь вы говорите только о медведях, лисы вас больше не интересуют?
— Последние два года я работаю в заказнике на самом юге Камчатки и там действительно лис меньше. Альбом «Мои камчатские соседи» описывает жизнь в средней части Камчатки, Кроноцком заповеднике. Лисы нынче мне мало попадаются, поэтому я и рассказываю про них меньше. Но параллельно с фильмом «Медведи Камчатки. Начало жизни», я хочу сделать и книгу. Чтобы люди как можно больше узнавали о медведях, их сохранении, и о том, как безопасно делить с ними одну территорию.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— А как вы относитесь к Чарлзу Дарвину и Джеймсу Хэрриоту?
— Как можно относиться к ярким людям? Без них наша жизнь была бы пресной. Вообще, меня часто спрашивают, какие фотографы на меня повлияли. Но, я вам скажу, что меня сформировали писатели-натуралисты (да и в тех местах, где я рос, не было фотокниг). Из зарубежных авторов — это Хэрриот, Даррелл. Среди русских — Константин Паустовский и Михаил Пришвин. А еще Василий Михайлович Песков, фотограф, журналист, который полвека писал о природе в «Комсомольской правде». И, конечно, мне очень повезло — с Песковым я знаком лично. И мы много с ним говорили о дикой природе и ее охране.
О фотографах-анималистах и документальной съемке дикой природы
— Как вы думаете, почему в России не возникло такое анималистическое документальное кино, как на Западе?
— Причин несколько. Главное — у нас нет рынка. Есть отдельные большие фанатики видеосъемки диких животных, но эти люди в сегодняшних условиях оказываются невостребованными, почти у каждого вторая профессия, позволяющая зарабатывать деньги. Я со многими лично знаком. Наши телевизионные каналы показывают зарубежные фильмы, возможно, потому, что их проще закупать, чем самим организовывать и финансировать съемки. В кинотеатрах тоже не показывается документальное кино о медведях. Но не исключено, что ситуация скоро изменится.
У нас еще 10-15 лет назад не было и анималистической фотографии. Но когда пришли цифровые технологии, и начал бурно развиваться интерес к дикой природе, фотография у нас возродилась.
— Может быть, вы назовете какие-то имена?
— Есть много российских фотографов, чьи имена хорошо известны на Западе. Эти люди регулярно побеждают в самых престижных международных конкурсах. Возьмите того же Сергея Горшкова, который на Камчатке снимает медведей. Он лауреат многих британских, французских и немецких конкурсов и, в общем-то, очень востребованный фотограф. Сейчас подрастает новая плеяда молодых ребят, 20-30 лет, ворвавшихся в анималистическую фотографию.
Сегодня ситуация в целом меняется к лучшему. Журналы стали охотнее брать такие фотографии. К тому же есть Интернет, где очень легко демонстрировать свою работу. Но фотографам проще. Фотография — индивидуальное искусство, очень редко проекты снимают командами. И фотооборудование гораздо дешевле. Не надо везти на Камчатку команду: звукооператора, ассистента и так далее. Но дикой природы сегодня все меньше. Люди могут видеть ее только на мониторах компьютеров, экране телевизора, в книгах. Она становится от нас все дальше. А тяга к ней растет. И сейчас видны вполне объективные предпосылки для того, чтобы и документальное анималистическое кино возродилось и в России.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— Есть ли фотографы, на которых вы равняетесь или хотя бы те, за чьими работами следите с интересом?
— Есть фотографы, чьи работы меня восторгают. И я знаком с ними. Например, француз Винсент Мюнье. Он не просто художник, но фотограф-поэт, у него необыкновенный взгляд на происходящее. Мы с ним встретились на Камчатке, и уже много лет поддерживаем дружеские контакты: обмениваемся книгами, совещаемся, когда работаем в жюри международных конкурсов. И еще мой любимый фотограф — американец Джим Бранденбург. У него тоже особый взгляд на мир. Именно Бранденбург научил меня снимать историями. Ведь часто начинающие фотографы, пытаются сделать одну хорошую фотографию. Но чтобы осветить какую-то проблему или показать явление всесторонне, нужно рассказать связную историю. И Джим Бранденбург делает это невероятно поэтично. Однако и в России работает несколько подающих надежды молодых фотографов. Особенно меня радуют сотрудники заповедников. Поскольку они живут в дикой природе, то делают очень необычные снимки. Например, Алексей Безруков. Он работал в заповеднике на острове Врангеля, в Лазовском заповеднике на Дальнем Востоке, потом приехал в Кроноцкий заповедник, где мы и познакомлюсь, а сейчас живет в Байкальском. Он очень наблюдательный, поэтому хорошо подмечает детали.
— По-вашему, получается, что фотограф — это поэт и прозаик в одном лице?
— Когда человек хочет на что-то повлиять, он находит лучший способ. При этом он может быть и прозаиком, и поэтом, а если надо, то и фотографом. Каждый сам выбирает, как ему рассказывать о своей идее и мечтах. Мне, конечно, больше нравится, когда фотограф говорит о поэзии невербальными средствами.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
От брянских лесов до Камчатки
— Где вы учились фотографировать? Я прочла, что у вас в 13 лет появился первый фотоаппарат, но образование педагогическое...
— Учился в основном по книжкам. Раньше фотография была технически сложнее, чем сейчас. Фотограф должен был иметь определенные навыки. Сегодня мало кто умеет зарядить фотопленку, приготовить раствор проявителя. А вот фотографы старшего поколений такие, как я, сделают подобное с закрытыми глазами. Это как на велосипеде кататься, раз научился, уже не забудешь. Сейчас, конечно, и учиться легче, много школ, информацию можно найти и в Интернете. Но меня техническая сторона вопроса никогда особо не волновала, и сейчас занимает меньше всего, потому что навыки — легко наживаемое дело. В фотографии главное другое — твоя мотивированность, творческие планы и то, что ты хочешь сказать своим снимком, чем мечтаешь изменить или потрясти мир.
— Вы начинали снимать брянские леса, а когда проснулся интерес к дикой природе?
— Со школьных лет мне хотелось поделиться той красотой, которую я вижу. Я с детства помню это чувство обиды, когда находишь в брянском лесу какое-то изумительное место, и понимаешь, что бабушка твоя или родители его не увидят, потому что сюда не дойдут. Я, собственно, и начал упрашивать бабушку купить мне первый фотоаппарат именно тогда, когда мне захотелось просто показать ей то, что я вижу. Так, у меня появилась самая примитивная фотокамера «Смена 8м». Потом мои фотоаппараты становились все дороже, а идеи и планы — масштабнее.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— А как оказались на Камчатке?
— Первую половину жизни я жил и снимал в брянском лесу. И был доволен, работал в заповеднике «Брянский лес» (десять лет был директором), развивал его, занимался охраной природы, ловил браконьеров. Но при этом я всегда помнил, что у меня есть детская мечта — снимать дикую природу. Мне всегда хотелось посмотреть Сибирь, увидеть Камчатку. И в какой-то момент я понял, что пора вернуться к своим мечтам и начать путешествовать. Но попутешествовал я недолго. Поездил по Сибири, зарубежным национальным паркам, Африке, Северной Америке, а потом попал на Камчатку. И это был удар. Меня настолько Камчатка поразила, что вот уже 11 лет я болею, так называемой, камчатской болезнью. Кстати, она легко передается.
Фотография: Игорь Шпиленок / shpilenok.livejournal.com
— И вы своими фотографиями способствуете ее распространению...
— Да, переношу вирус (смеется). С тех пор как я влюбился в Камчатку, ни одной фотоэкспедиции за пределы страны не предпринял. Даже за границей был три раза только в коротких рабочих поездках. Но ни одной фотоэкспедиции за пределы страны. Конечно, я стараюсь со своей камчатской зависимостью бороться. У меня появляются планы, связанные с брянским лесом. Полтора года назад я проехал от Украины до Камчатки через всю Россию в доме на колесах (33 000 километра). 9 месяцев был в пути. Но Камчатка стала моей второй родиной, у меня уже и часть семьи живет там.
— А чем Камчатка вас так поразила?
— Я родился и вырос среди лирической природы, где тысячелетиями, с тех пор как растаял ледник, ничего особо не происходило. И природа там менялась неспешно.
И разлитая всюду красота скромная, требуется время, чтобы ее найти. А на Камчатке красота драматическая. Когда я приехал, в первые же минуты увидел извержение вулкана. В первый же мой сезон случились землетрясения и сход сели в долине гейзеров. И долина изменилась прямо на моих глазах. Я видел безумное количество медведей, стоял на горячей лаве и смотрел на океан. И все это, конечно, не может оставить равнодушным. Но самое главное — то, чем Камчатка отличается от европейской России. В средней полосе произошло почти стопроцентное изменение коренного ландшафта. Сейчас в Орловской области мы можем ехать сотни километров по полям, когда-то это были широколиственные леса. А на Камчатке, как белый человек пришел сюда 300 лет назад, с тех пор только 2% ландшафта изменилось, остальная природа осталась девственной. Потому что здесь нет ни железных, ни автомобильных дорог. Раньше из Владивостока можно было добраться пароходом. Но теперь попасть на Камчатку можно только самолетом. Поэтому в транспортном отношении Камчатка — для нас остров. Там живет всего 300 тысяч человек, и почти все в Петропавловске-Камчатском и его окрестностях. Остальная территория безлюдна. Конечно, на территории уже нашли золото и платину, пытаются разрушить ландшафт, но таких масштабов, как в Сибири и центральной России, эта деятельность пока не достигла. И поэтому для любого человека, который интересуется дикой природой, Камчатка всегда будет раем.