В фейсбучной ленте Гайдара вспоминали совсем недавно, в связи с фильмом «Воспитательница» Сары Коланджело. Герой картины — пятилетний мальчик-поэт бормочет нечто, в чем воспитательница слышит стихи. Критики спорили, а смогла бы, например, современная воспитательница быть настолько прогрессивной. Верлибры появились давно, но у нас до сих пор они — экзотика. В представлении широких масс, стихи — это то, что в рифму. Но кто-то из пользователей сети написал: «А промните, у Гайдара». Все вспомнили и удивились.

Более восьмидесяти лет назад Аркадий Гайдар оказался прогрессивнее многих, напечатав в одном из своих лучших рассказов «Голубая чашка» верлибр девочки Светланки:

Гей!.. Гей!..
Мы не разбивали голубой чашки.
Нет!.. Нет!..
В поле ходит сторож полей.
Но мы не лезли за морковкой в огород.
И я не лазила, и он не лез.
А Санька один раз в огород лез.
Гей!.. Гей!..
В поле ходит Красная Армия.
(Это она пришла из города.)
Красная Армия — самая красная,
А белая армия — самая белая.
Тру-ру-ру! Тра-та-та!
Это барабанщики,
Это лётчики,
Это барабанщики летят на самолётах.
И я, барабанщица... здесь стою.

22 января — 115 лет со дня рождения Аркадия Гайдара.

Мне всегда казалось, уверенность в том, что Гайдар — лучший детский писатель — родилась сама по себе. По крайней мере, меня любить его никто не заставлял, так получилось. Просто нравились и «Горячий камень», и «Чук и Гек», и «Мальчиш-Кибальчиш» и, конечно, «Голубая чашка».

Когда готовилась к написанию материала, обзванивала разных детских писателей и критиков, оказалось, что не права, и автор «Голубой чашки» вот-вот будет сдан в утиль.

Мне сказали: «Герои Гайдара, пекущиеся о благе советского государства — устарели»; «в библиотеках книги Гайдара пылятся и списываются»; «сам Гайдар очень идеологичен и тоже устарел. Ну кому придет в голову считать, будто буржуинство — это зло, а советское государство — добро?»

А еще Аркадия Петровича не включили в многотомную энциклопедию детской мировой литературы от «Аванты», мотивируя это тем, что «с советским наследием нужно покончить». И даже рассказали о том, что библиотеки имени Гайдара постоянно переименовывают (или пытаются переименовать) в библиотеки имени кого-нибудь другого. Например, в имени одного живого белгородского классика, имеющего свой фонд и пекущегося о том, как бы воздвигнуть себе памятник понерукотворнее.

Несмотря на то, что Аркадию Петровичу за его короткую тридцатисемилетнюю жизнь выпало целых три войны, ему и после смерти приходится сражаться за место в литературе.

Когда-то давно детский писатель Геннадий Швец объяснил мне, чем отличается хорошая детская проза от плохой. «Хорошую можно читать и детям, и взрослым. И каждый найдет в ней что-то интересное».

Эта многоуровневость становится очевиднее, когда будучи взрослым, перечитываешь «Голубую чашку». Понятно, что рассказ — не только про приключения папы и дочки, как казалось в детстве, но и про то, как рушится семья.

Отец, мать и маленькая дочка переезжают на дачу, отец хочет о чем-то поговорить с матерью, но та все откладывает и откладывает разговор, придумывая то одно, то другое дело. А потом к ней прилетает ее давний друг, полярный летчик. И на следующий день — мама исчезает...

Самое удивительное — чем больше времени проходит, тем отчетливее проявляется и третий слой. Когда недавно перечитывала «Голубую чашку», меня поразила последняя строчка рассказа. Не та, где написано: «А жизнь, товарищи, была совсем хорошая», а следующая за ней: «1936 год». Как в лучшем верлибре, последняя фраза переворачивает все сказанное, так и в «Голубой чашке» последняя строка придает произведению совершенно другой смысл, превращая написанное в горькую иронию. Мы, читатели, знаем то, чего не знал автор: через пять лет начнется война, и ничего хорошего уже не будет. Маленькое примирение семьи — всего лишь хрупкое затишье перед большой бедой. И уход папы с дочкой «куда глаза глядят» — маленькая репетиция перед большим расставанием.

И уже с высоты нашего знания о будущем, не кажутся милой детской наивностью слова маленькой Светланки, услышавшей грохот в поле: «Разве уже война»?

По прошествии времени видится, что разбитая голубая чашка — это не только разбитые семейные отношения, а уже замаячившая над нашей голубой планетой трагедия. (Удивительный образ, особенно, если учитывать, что Гайдар не дожил до полета Гагарина и не знал о том, что из космоса земля — голубая).

Да и сегодня рассказ странным образом становится все острее и острее. Взять эту фразу Светланки: «Папа, а может быть, он вовсе не такой уж фашист? Может быть, он просто дурак?» Кажется — про всю эту историю с Дмитрием Быковым, объявившим недавно Гитлера освободителем Европы, сказано.

...и его «Мальчиш-Кибальчиш», и «Голубая чашка» — это, по сути, поэзия верлибра

Как бы там ни было, Гайдар был и остается первопроходцем нашей литературы. Первым вывел героя-ребенка, настоящего героя. Писал плотно и коротко (в отличие от многих современных авторов). Первым ввел особую рассудительную интонацию детской литературы. Никогда не сюсюкал. И даже маленькой дочери писал вполне взрослые письма: «Дорогая Евгения, плыву на пароходе по Черному морю. Оно такое глубокое, что если поставить сто домов один на другой — все равно утонут»...

Читаешь тексты, полные аллюзий и богатейших цитат, и удивляешься, как такое мог написать школьник, сорванный на войну с ученической скамьи.

Но кем был Гайдар, почему не найдено его тело и писал ли кто-то за него на самом деле — еще предстоит выяснить историкам.

А сегодня — нужно сказать, что в его текстах главное не идеология. А что-то совсем другое.

Недаром в финале замечательной притчи «Горячий камень» говорится о том, как герой не захотел жить новую жизнь, а просто взял и прикурил от горячего камня, сулящего чудо. Литературоведы легко углядят в притче пародию на «зеленую палочку» Толстого. Но важно другое. Автор прикуривает от волшебства, используя необыкновенный предмет утилитарно. Как зажигалку.

Не идеология, а мифология лежит в основе его произведений.

И неслучайно большая часть гайдаровских текстов — это истории Телемака, одиссея наоборот. Так, Чук и Гек отправляются в полярный город в поисках отца, за исчезнувшим родителем идет на фронт и Мальчиш-Кибальчиш, да и путешествие Барабанщика происходит в то время, пока не вернется посаженный за растрату отец.

Как не увидеть, что в произведениях Гайдара война Красной и Белой армий — это не война идеологий, а захватывающий поединок цветов?

В «Голубой чашке» очевидно, что отец заворожен стихотворением дочери и его цветовой рифмой: «Красная Армия — самая красная, А белая армия — самая белая».

Оговорюсь, что впервые о цветовой рифме мне приходилось писать в связи со стихотворениями «матушки русского верлибра», поэтессы Ксении Некрасовой.

Ксения выстраивала стихотворения, используя цвета в качестве рифмы и как способ организации своих стихов:

Проходит автобус вдоль Красной Пресни...
Уборщица входит с лицом сухощавым
в синем халате
и красном платочке.

Или вот это:

С непокрытой головою
юность ходит по земле,
с белым голубем в руке,
с красным флагом на плече...

Как тут не вспомнить Светланкины стихи и цветовую рифму самого Гайдара?

«Ко мне, барабанщица! — крикнул я, раздвигая кусты. — Есть холодная вода, красные яблоки, белый хлеб и жёлтые пряники» («Голубая чашка»).

«И видит Плохиш, что лежит за горкой громада ящиков, а спрятаны в тех ящиках черные бомбы, белые снаряды да желтые патроны» («Мальчиш-Кибальчиш»).

«Возле кроватки стояла белая табуретка. На ней лежали: синие трусики, голубая безрукавка, круглый камешек, картонная коробочка и цветная картинка». («Военная тайна»).

В этой статье не хватит места, рассказать о звуковой и ритмической организации рассказов Гайдара. Но не так сложно доказать, что и его «Мальчиш-Кибальчиш», и «Голубая чашка» — это, по сути, поэзия верлибра, которая останется в истории литературы.

И забавно наблюдать, как контрабандой, несмотря на попытки некоторых литераторов забыть, Гайдар проникает к нам через кино. 24 января на экраны выходит мультфильм Сельянова «Волки и овцы», в котором парочку злобных волков зовут Чук и Гек. Отзвуки «Голубой чашки» слышны в михалковской ленте «Утомленные солнцем», где отец при появлении одетого с иголочки любовника матери, также уходит из дома вместе с дочкой.

Однако недоумение не покидает. Почему сегодня все опять упирается в идеологию? Почему многие читатели стараются забыть Гайдара?

Не потому ли, что чем старше становишься, тем больше из Мальчиша-Кибальчиша превращаешься в проклятого буржуина, способного только удивляться: «Что это за страна. Что же это такая за непонятная страна?»...