18+
18.03.2021 Тексты / Рецензии

​Две сестры

Текст: Вера Бройде

Иллюстрация: предоставлена BL Поляндрия

О Жизни, которая не существует без Смерти, и Смерти, которой не бывает без Жизни, в книжке-картинке Элисабет Хелланд Ларсен и Марине Шнейдер рассказывает обозреватель Rara Avis Вера Бройде.

Ларсен Э. Х. Меня зовут Жизнь / Пер. с норв. А. Наумовой; ил. М. Шнейдер. — СПб.: Поляндрия Принт, 2021. — 48 с.

У Жизни рыжее трико и карие глаза, курносый нос и полон рот забот. Сегодня, как примерно и всегда, ей нужно помогать свалившимся в расщелину туристам, беременной медведице, увядшим фрезиям, бегониям и флоксам, лишившимся своих домов мигрантам и девочке с веснушками, разбившей в кровь коленку. У Жизни нет свободного мгновенья. Нет пятницы с субботой — одни лишь среды, понедельники, коричневые вторники, испачканные в чём-то четверги и редкие, как зубчики на пластиковой щётке, воскресенья: они, как правило, трагичны, но до безумия милы. Вы спросите, наверно: «А как же отпуск по уходу за собой? Каникулы на море, как у всех? Или хотя бы маленький уикенд — вдали от мира, от людей, в кровати с мягким пледом, двенадцатью подушками и пухлой синей книжкой?» О, нет. Ещё раз нет. И дважды, трижды нет! Нет даже времени на то, чтобы подумать, как и что. Как можно взять тайм-аут или нажать на «стоп»? Что было до неё и что случится после? У Жизни нет ответов — зато есть крылья вместо рук, которые нужны ей для того, чтоб вместе с пчёлами, стрекозами, жуками, бабочками, осами летать, а также плавать под водой в компании китов, дельфинов, осьминогов, медуз и черепах. У Жизни нет сомнений — есть крылья, чтобы ими обнимать: стволы деревьев и детей, а также взрослых и собак. У Жизни в жизни много передряг: она порой не поспевает за собой, порой бежит быстрее, чем должна, порой бессильна сделать так, чтоб кто-то не ушёл... А иногда — сама внушает страх! Кому-то кажется враждебной, непонятной, тревожной и громадной: готовой растерзать, как серая зубатка, убить, как бегемот, как росомаха, взять измором — и этот «кто-то» просто ждёт, когда она уже уйдёт. В такие дни ей тяжело как никогда: болит в груди и чешутся глаза, а там, где прячется душа, — слепая пустота. В такие дни ей и самой нужна, пожалуй, помощь. Да только где её найти... Нигде? Или внутри? У Жизни есть фонарик, которым она светит по тёмным уголкам, по скользким ямам, по тоскливым хмурым дням. Направив луч на анемоны, лимонниц и ванесс, летящих сквозь прозрачный лес, на белоснежных антилоп, плывущих в вышине, как стаи облаков, на пуделя, играющего в мяч с отчаянно счастливым толстяком, на два молочных зуба, лежащих на протянутой ладошке, и мокрый, чёрный, нежный, весь перепачканный в пыльце и спелой землянике, такой большой медвежий нос, — она как будто бы показывает что-то... Ещё одну весну? Ещё одну возможность? Надежду? Красоту? Ещё одну свою черту? У Жизни их не меньше, чем слёз и чем снежинок, чем звёзд и чем тропинок — чем всех этих цветов, растущих на страницах двух крепко-крепко связанных, двум сёстрам посвящённых книг.

Ларсен Э. Х. Меня зовут Жизнь.

По старым правилам, записанным не нами, по непреложным, устоявшимся законам, по логике развития событий, простых вещей и сложных чувств, они должны — о, нет, не так — они обязаны друг друга ненавидеть! Соперничать за папину любовь, за мамино внимание, за время, за признание, за власть, подаренные им, как двум капризным детям, играющим в людей, играющим с людьми. Ведь им самой природой как будто бы предписано жестоко враждовать и, если не сражаться, хотя бы уж плеваться из трубочек рябиной и вечно спорить обо всём, и никогда нигде вдвоём не появляться, не радоваться вместе, не думать заодно. В конце концов, у них не может быть того, что вдруг понравится обеим и в чём они, порывшись, словно дети, в большой такой коробке, наполненной конфетами, игрушками и книгами, спустя один урок отыщут смысл или клад, отыщут радость или силы для себя. У этой пары нет того, что люди называют «общим». «Жизнь — это жизнь», а Смерть — её сестра — совсем-совсем другая. Да вот же — посудите сами.

Ларсен Э. Х. Меня зовут Смерть/ Пер. с норв. А. Наумовой; ил. М. Шнейдер. — СПб.: Поляндрия Принт, 2021. — 48 с.


У Смерти чёрное трико и синие глаза, изящный тонкий нос, а рот похож на линию, тревожно разделившую экран кардиоскопа: прямую, не дрожащую, как будто бы идущую куда-то. У Смерти нету крыльев — зато есть вёсельная лодка и есть велосипед: они нужны ей для того, чтобы туман или гроза, торнадо, сель или война не помешали быть тогда, когда она понадобится людям, понадобится птицам, понадобится некоторым идеям. Да-да, у Смерти тоже много дел: сидеть на лавочке в саду, прижавшись к старому слону, зажечь фонарики для тех, кому не виден свет, взять на́ руки детей, чьи губы сладко пахнут шоколадом, спеть колыбельную для них, а также для больших, для взрослых и женатых, ответить на вопросы, которые всех мучают («А что случится после?», «Мне будет очень больно?», «Куда мы держим путь?», «Смогу ли я опять родиться где-нибудь?»), и подарить покой. И каждый смертный день наполнен жаркой волей, наполнен, как сосуд, наполнен так, как будто он последний. Вы спросите, наверно: «Откуда в ней берётся столько сил?». Ну, что ж... Ответ вас удивит. Хотя он был когда-то дан в том самом фильме Ханеке, где старая жена, разглядывая снимки семейного альбома, сказала: «Так красиво», а старый муж, разрезав пополам огромный лист зелёного салата и обмакнув его в заправку, довольно ловко наколов на вилку артишок и вместе всё отправив в рот, и прожевав — спокойно, аккуратно, через минуту или две её переспросил: «О чём ты говоришь? Что именно красиво?». Жена сказала: «Жизнь», хотя уже тогда, наверно, понимала, что ни за что не станет жить, как лист зелёного салата... И если верить Ханеке, героям Трентиньяна и Рива́, Марине Шнейдер и, конечно, Ларсен, то Смерть и Жизнь не так уж не похожи...

Ларсен Э. Х. Меня зовут Смерть.

Как Зусак в «Книжном воре», как Гейман в «Звёздной пыли», создательницы книг о Жизни и о Смерти дают скупым понятиям «реальные» тела, дают им губы и глаза, дают носы и голоса, дают сердца и те слова, те образы, те памятные вещи: воспоминания, истории, права, — которые, не бойся мы их так, безвыходно, мучительно, смиренно, могли бы быть услышаны, увидены, восприняты. И поняты, как люди. Приручены, как лисы. Оставлены в себе, как в крепкой скорлупе, как половинки грецкого ореха.

Другие материалы автора

Вера Бройде

​Любимое платье ферзя

Вера Бройде

Безумная Макс: Дорога туманности

Вера Бройде

Зима тревоги нашей и гагар

Вера Бройде

Вниз!