Дон Кихот
Текст: Фазир Муалим
Фотография: Олег Грицаенко
Поэт и театральный критик Фазир Муалим о Дне театра, Дон Кихоте и лекции Евгения Жаринова в театре «Мост».
В День театра в этом году говорили о театре особенно много. Все — и артисты, и театроведы, и критики — в социальных сетях и в реальной жизни как никогда энергично обменивались поздравлениями. Даже мне в качестве активного зрителя досталось несколько свежих поздравительных слов. И, кажется, именно в этот день большое начальство договорилось до того, чтобы объединить два театра, расположенных в разных городах — питерскую Александринку с ярославским Волковским. Некоторые деятели культуры быстренько подхватили эту идею, назвав её «неожиданной, но интересной и своевременной». Но прошло два-три дня — и другое, ещё большее начальство, отменило действие приказа об объединении «в связи с многочисленными обращениями общественности». Тут уже я в тихом своём сердце возмутился.
Фантазия моя забурлила было. Я уже воображал, что два Художественных скоро снова воссоединятся (МХАТ и МХТ), заодно прихватят под крыло и «Ромэн» (ведь именно Художественный в своё время, в 1930-е годы, стоял у истоков цыганского театра). Мой любимый Малый забрал бы себе как филиал мой родной Махачкалинский русский драматический: общее всегда можно найти, если захочешь что-то сплести воедино — например, тот факт, что Михаил Иванович Царёв, долгое время руководивший Малым театром, в начале своей деятельности год или два в 1920-е годы проработал на махачкалинской сцене. Потом (фантазировать — так в полную силу) можно было бы объединить Театр Нации с призраком ликвидированного в 1933-м году Театра Корша, восстановив его, что называется, из пепла (он располагался как раз в Петровском переулке, в здании современного Театра Нации). Это был очень хороший театр, там служили многие великие артисты: Яблочкина, Блюменталь-Тамарина, Остужев, Зубов, Андровская, Кторов, Вера Попова, Елена Шатрова, тот же Царёв, опять же Блюменталь-Тамарин, которого сейчас редко вспоминают из-за его предательства (в годы войны он перешёл на германскую сторону и вёл антисоветскую агитацию и пропаганду, выступая на немецком радио), но, говорят, был изумительным артистом и кумиром публики. Да много чего ещё можно было бы объединить и укрупнить.
Однако это пространное вступление сделано мной только для того, чтобы заявить — сегодня темой разговора будет не театр. Потому что, когда все рассуждают об одном, то должен появиться кто-то, говорящий о другом. Чтобы мир не накренился из-за тематической однобокости бесед в эти дни.
Давайте лучше поговорим о книге. Вернее, я расскажу об одном событии, свидетелем которого был на прошедшей неделе.
Формально мероприятие, о котором идет речь, происходило в театре, как ни отпирайся. И даже с иллюстрациями в виде сценок из спектакля. Но по сути это была лекция или, если хотите, принимая во внимание камерность обстановки — семинар, презентация книги или философское пати.
Итак, в репертуаре московского театра «Мост», кроме классических вечерних и дневных детских спектаклей, есть другие жанры: литературно-образовательные модули, «персональные» и театрализованные лекции. На одном из подобных мероприятий я и побывал: лекция профессора МПГУ Евгения Жаринова «Код культуры. Дон Кихот».
На примере создания бессмертного романа Сервантеса, профессор прочитал лекцию о том, как книга пишет писателя, а не писатель — книгу, как мы привыкли считать. Вся история жизни автора «Дон Кихота» — пример того, что судьба сталкивала его с такими нереальными ситуациями и выводила из них только для того, чтобы эта книга в конце концов была написана. «До „Дон Кихота“ о Сервантесе никто ничего не знает: он пописывает стишки, пишет пасторальный роман. За какой-то стишок в честь испанского короля ему даже дают „великую“ награду — серебряную ложку. Но его не признают ни Лопе де Вега, ни Гонгора. Однако после битвы при Лепанто книга выбирает его и ведёт по жизни».
Потом алжирский плен, высушивание в пятидесятиградусную жару под солнцем. Три раза бежит, но его ловят и возвращают. Должны были казнить, но не казнят, рассчитывая увидеть, как он сломается и предаст свою веру. И вот Сервантеса отправляют в Константинополь на галеры, на неминуемую смерть, но в последний момент «неожиданно среди пленных складывается партия, которая собирает деньги, чтобы выкупить этого странного, без одного глаза, с искалеченной рукой испанца». Он приезжает на родину, но и там попадает в тюрьму. Тут тюрьма — это земляная яма, живая могила, где другой человек и месяца не смог бы провести. Но когда через два или три года Сервантес выбирается оттуда, первый, кого он встречает — местный сумасшедший, прототип героя будущего романа; у этого человека странное психическое отклонение: ему кажется, что он кусок льда, и он боится растаять. Но вдруг является Дева Мария, которая говорит: «Если поверишь мне, я спасу тебя». Он спасается, становится местным святым и замаливает грехи этого городка. Его-то и делает Сервантес героем своего романа. Себя же он упоминает мельком в знаменитой вставной новелле про алжирский плен: был-де среди нас некий Сервантес, который совершал чудеса храбрости. Больше ни слова. Остальное всё он «передоверяет» Алонсо Кихано (настоящее имя Дон Кихота), потому что в этом странном человеке, делает вывод профессор, он видит как бы «выжимку» лучших своих качеств.
Жаринов преподносит Дон Кихота не как смешного детского персонажа, дурачка <...>, а мистическим героем
«Если спросите, почему я начал писать свою „Библиотеку Дон Кихота“, — продолжает Жаринов, — то скажу так: это мой отчёт перед Сервантесом. Как говорил Мишель Турнье, книги подобны вампирам, которые лежат на полках и ждут лишь одного — чтобы вы прочитали их. Когда вы читаете книгу всей своей душой, то она впитывается вам в сердце, в кровь. Тогда она оживает и живёт только вашей кровью. Тогда она делает вашу судьбу. Один из таких вампиров была для меня книга о Дон Кихоте».
Дальше Евгений Викторович рассуждает о том, насколько «необязательным», невыверенным является не только «Дон Кихот», но и его предшественники. Так любимейшая Сервантесом поэма Ариосто «Неистовый Роланд» — вся в лирических отступлениях: автор пишет, пишет и вдруг уходит в сторону, но это становится интереснее, чем основная линия. «С точки зрения здравого смысла, это бред. Но место здравого смысла на кухне, а не в литературе».
Дальше Евгений Жаринов поделился размышлениями о том, что хорошая книга не стоит особняком среди остальных, а является продолжением одних и предтечей других. Сам «Дон Кихот» вышел из рыцарского романа с его альбигойской ересью, которая, «если в двух словах, говорит о том, что миром движет не только мужское начало (отсюда — прообраз будущей Дульцинеи)». К тому же нужно помнить, что Испания в то время была центром каббалы, утверждавшей, что жизнью управляет слово. А с другой стороны, невозможно представить всю дальнейшую литературу без Сервантеса. Именно он дал силу писательской позиции: «Я так хочу. Это моё воображение. Мой бред».
И вот, чтобы соответствовать идее про бред, я внезапно закончу своё повествование совсем посторонней миниатюрой, но имеющей некоторое отношение к Дон Кихоту. Пусть получится сегодняшний текст из нескольких почти не соединенных между собой лоскутков.
Мне вдруг пришло в голову стихотворение Елены Гуро. Если бы я сразу его вспомнил, можно было бы ничего и не говорить, а только прочитать и было бы достаточно:
— Добрый!
— А его били... Жаль его. Зачем?
— Чтобы были приключения, чтоб читать смешно.
— Бедный, а ему больно и он добрый. Как жаль, что он уже умер. А он умер давно?
— Ах, отстань, не всё ли равно. Это сказка, Леля, Дон-Кихота не было никогда.
— А зачем же написали книжечку тогда? Мама, неужели в книжечке налгали?
— Ты мешаешь мне шить, пошла спать.
— Если книжка лжёт, значит, книжка злая. Доброму Дон-Кихоту худо в ней.
А он стал живой, он ко мне приходил вчера, сел на кроватку, повздыхал и ушел...
Был такой длинный, едва ногами плёл...
— Леля, смотри, я тебя накажу, я не терплю бессвязную болтовню.
Напоследок скажу, что если вы давно хотели перечитать Сервантеса и всё никак не находили времени, то послушайте эту лекцию — и время само собой образуется, потому что Е.В. Жаринов преподносит Дон Кихота не как смешного детского персонажа, дурачка, каким его нам обычно изображают, а мистическим героем. Сам я уже запланировал поход в библиотеку за книгой.