Дама. Марина Неёлова
Текст: Фазир Муалим
Фотография из архива автора
Поэт и театральный критик Фазир Муалим о неожиданной роли Марины Неёловой в абсурдной драме польского режиссера Анджея Бубеня «Дама».
После каждого спектакля, стоя в очереди у гардероба и потом намеренно долго одеваясь в фойе, я всегда прислушиваюсь к отзывам зрителей, которые выходят из зала. Иногда это восторженные ахи и «нету слов!», а иногда слова возмущения и разочарования. Но как правило оценка бывает однозначной, потому что зрители каким-то образом, волшебной силой искусства, скажем, соединяются в единого зрителя, как будто весь зал превращается в одно существо, в некое зачарованно глядящее око, завороженно внимающее ухо.
На этот раз мне повезло больше: я был свидетелем того, как это существо, зрительный зал, словно сердце, сжималось и расширялось, отрицало и утверждало, стучало: да-нет, да-нет. То есть кто-то от скуки уходил уже с первого отделения, а кто-то, наоборот, настолько сосредоточенно следил за происходящим, что, казалось, был готов раздробиться, стать стооким Аргусом, лишь бы не упустить из виду какое-нибудь из действ, иногда одновременно разворачивающихся на сцене.
У гардероба я слышал разговор. Солидный человек в возрасте был категоричен: «Вот не ожидал. Какой-то секонд-хенд в публичном доме! И где они набрали столько барахла?» («Барахлом», надо признать, вся сцена действительно была завалена, и чем ближе к концу, тем его становилось больше. Но оно имело символическое значение, о чём скажу чуть позже).
Молодая женщина возражала: «Папа, ты же знаешь, я сама не поклонница таких театральных экспериментов. Но ведь, согласись, Неёлова вытянула спектакль»
«Неёлова, — пробурчал старик, как будто раздумывая, соблазниться этой взяткой или выдержать характер и настоять на своём. Наконец вздохнув, сдался — Неёлова, конечно, прекрасна, но зачем всё это?»
Неёлова — одна из нескольких, на мой взгляд, великих актрис, которые в наши дни выходят на сцену
Действительно, Неёлова прекрасна — с этим утверждением трудно не согласиться. Может быть, неприлично и дерзко говорить о ком-то «великий» (с претензией на то, что я-то, мол, разбираюсь), но тут я готов взять на себя такую дерзость: Неёлова — одна из нескольких, на мой взгляд, великих актрис, которые в наши дни выходят на сцену. Она разноплановая. В этом спектакле — клоунесса.
Однако правда и то, что постановка — как минимум, необычна для «Современника». Но всё-таки я бы не стал задаваться вопросом «Зачем всё это?». Несмотря на то, что временами было скучновато, я вышел под сильным впечатлением.
Прежде всего, надо помнить, что в театре абсурда немного другие законы. И даже нет никаких законов, кроме жонглирования хаосом. Пьесу польского драматурга Тадеуша Ружевича «Старая женщина высиживает» в новом переводе Ивана Вырыпаева с актерами «Современника» поставила польская же команда: режиссер Анджей Бубень, композитор Пётр Салабер, художник-постановщик Анита Боярска. Спектаклю дали другое название — «Дама». Но мне кажется, напрасно. Потому что основную идею пьесы постановка всё же вобрала и пронесла, что называется, красной нитью: «Беременность — это самое естественное состояние женщины», «Я должна высиживать. Я должна рожать, рожать», «По черному руслу боли, по алым волнам крови оставил меня навсегда». А «Дама» — название слишком расплывчатое для этого разговора.
Разговор же затевается о войне и мире, конце времен, страхе смерти и желании жить; о том, как жизнь изнашивается, захламляется, как старая женщина, у которой «через час заканчивается седьмой десяток», сидит и высиживает новых людей, обновляет жизнь. Эта старая женщина, эта «дама», возможно, сама земля или Вселенная.
и стал бродить по свету
но я не перегрызла
пуповину
и не позволила
его отсечь
держу его зубами
он вышел из меня
как из кабины
орбитального корабля
в космос
в пустоту
Действие происходит в привокзальном кафе. Открывается занавес: на сцене стулья, столы, большое заколоченное окно в глубине. С разных сторон выходят три девушки. Это мойры, богини судьбы (актрисы Полина Рашкина, Полина Пахомова и Елена Козина). Правда, одеты они, как девицы из «заведения», что, вероятно, подсказало тому старику у гардероба сравнение с публичным домом. Но с другой стороны, я подозреваю, что мойры могли вообще не носить одежд. У них мало текста, но на протяжении всего спектакля они на сцене: танцуют, передвигаются, напевают, перебирают различные бинты и веревки (переплетают нити судьбы). На переднем плане сцены лежит непонятная пестрая гора тряпья. Вдруг эта гора приходит в движенье, совершает какие-то немыслимые почти акробатические манипуляции и — вылупляется «дама». Вся эта разноцветная куча тряпья оказалась её одеждами из лоскутьев, перьев и всякой всячины. Дама поднимает голову, открывая лицо и — аплодисменты: Марина Неёлова.
Я обращаю внимание на эту сценку не только потому, что люблю такие акцентированные, рассчитанные на аплодисменты, выходы, но в этом танце мы можем угадать предысторию Дамы: как она вначале сама себя «высидела».
Дама сразу начинает приказывать и повелевать, капризничать и сумасбродить. Подзывает Официанта (актёр Шамиль Хаматов) и мучает его, как только может: подай то, отнеси это, открой окно, протри стакан, сахару, «ещё сахаррррррррррру», принеси потроха, не надо, ласкай меня, не трогай и всякое разное в том же духе.
Всю первую картину пьесы Дама упрашивает Официанта открыть окно, потому что «из этого окна самый лучший вид в Европе»; он же возражает, что оттуда могут залететь мухи, пролезть преступники. Наконец она настаивает — он открывает заколоченное окно, и оттуда вываливается огромная куча мусора и заполняет глубину сцены. И мы понимаем, что мир захламлен мусором, и люди запираются от него. Во второй части спектакля мусора становится ещё больше — он уже покрывает всю сцену: изношенные старые одежды, шляпы, веревки, посуда, даже человеческие руки, ноги.
Это полная экологическая катастрофа. «Разве вы не знаете, что большие города пьют использованную клозетную воду? Выделяем и съедаем...»
Но основная тема пьесы всё же другая — страх войны. Герои пьесы зачастую говорят выдержками из газет и новостных сообщений. Кстати, этот прием, использованный тут, может считаться предтечей документального театра. По крайней мере, какие-то элементы его присутствуют. «Какие же омерзительные вещи теперь люди рассказывают друг другу, — удивляется Дама, — а где же закаты и восходы солнца? Герань в горшке, встречающая рассвет!»
Но ничего этого уже давно нет. Идет третья мировая. Официант уходит на войну. Он ранен.
Отче наш, иже еси на небеси,
приди... расскажи мне... про цветы...
Закрой мне глаза, засыпь мне глаза,
схорони меня в матери нашей — земле...»
Официант возвращается к Даме умирать. «Все всегда возвращаются». Кладёт ей голову на колени. И теперь мы точно понимаем, что эта старая женщина — мать вообще, земля, космос.
Дама поёт над ним:
Когда придет опасность
втяну его в себя
устрою и закрою
свободу полную
ему даю»
Звучит грустная музыка, мойры поют и бродят по сцене, в разных углах другие персонажи пьесы — Скрипач (Дмитрий Гирев), Красивая девушка (Дарья Фролова), Доктор (Дмитрий Смолев), Кирилл (Александр Рапопорт).
Официант встаёт и уходит в окно, из которого в первом действии вывалился мусор. Все замирают. Только музыка продолжает звучать. Дама поднимается с места и обходит сцену, высматривает людей, разгребает мусор: «Сынок! Сынок! Где ты... не прячься от своей старой матери! Сыночек! Отзовись... не пугай меня! Сынок, это же я, твоя мама!»
Дама ищет — и не находит.
Вот такая печальная, хоть и абсурдная, история о высиживании жизни.